Мало-помалу крик перешел в сдавленные хриплые рыдания, отдававшиеся болью в горле. Плача навзрыд, Джайна сгребала и сгребала в горсти пурпурный песок, чтобы хоть так удержать Киннди при себе, но прах упрямо сочился на землю сквозь пальцы, и чем дальше, тем громче, тем горестнее звучал ее плач.
Нет, это уже не война. Даже не бойня. Это – полное, окончательное уничтожение, издали, с безопасного расстояния. Самый жестокий, самый трусливый способ убийства, какой только можно себе вообразить.
На мертвой земле что-то блеснуло, словно бы подавая сигнал. Взглянув на солнечный зайчик, Джайна медленно, с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, точно пьяная, двинулась в сторону странного отблеска.
То был осколок серебристого стекла, не больше ее ладони. Нагнувшись, Джайна подобрала его. Поначалу она не сумела понять что это, но затем душевная боль пронзила грудь сильнее прежнего. Как много воспоминаний! Веселая, оживленная улыбка болтающего с ней Андуина… шрам на лице Вариана… Кейлек, прячущийся во время разговора за углом… Ронин…
Вдруг сбоку, невдалеке, раздались шаги. Вопреки всем доводам разума надеясь, что хоть кому-то да удалось уцелеть, Джайна резко обернулась и подняла взгляд.
Огромные, закованные в латы, зеленокожие… По крайней мере, двадцать пять, а то и более тридцати орков деловито обшаривали развалины. Вот один бросил находку в кошель на поясе, что-то сказал остальным, и к неумолчному треску и грохоту прибавился резкий, лающий орочий хохот.
Забыв об осколке зеркала, почти не замечая боли в порезанной острыми гранями ладони, Джайна крепко стиснула кулаки.
Прошло не меньше минуты, но вот, наконец, один из орков заметил ее, стоящую во весь рост среди безлюдных руин. Обнажив в улыбке желтые клыки, он ткнул в бок одного из товарищей. Самый большой, облаченный в лучший доспех – очевидно, предводитель небольшого отряда разведчиков, вне всяких сомнений, посланных трусом-Гаррошем убедиться, что выживших в городе нет, – крякнул от удивления и заговорил на ломаном всеобщем:
– Маленький госпожа. Моя не знать, как ты остаться жить. Моя исправить этот ошибка.
Орки обнажили оружие – топоры, палаши, тускло, жирно блестящие от яда кинжалы. Тут и губы самой Джайны помимо ее воли расплылись в широкой, жуткой улыбке. Очевидно, озадаченные сей неожиданной реакцией, орки взглянули на нее внимательнее, и их предводитель захохотал.
– Мы поймать и убить Джайна Праудмур! – сказал он.
– И отнести голова к вождь Гаррош! – добавил еще один орк.
Гаррош…
Джайна даже не удостоила их ответом. Просто отбросила осколок зеркала и подняла руки. Волна магической энергии, усиленная остаточным действием мана-бомбы, накрыла всех до одного. Ослабшие, орки дрогнули, подались назад. Одна из них, вооруженная кинжалом женщина, выронила из непослушных пальцев клинок и едва не упала, потеряв равновесие. Более сильные мужчины встряхнулись, оправились, вновь вскинули оружие и, спеша сократить расстояние, рванулись вперед.
Лицо Джайны скривилось в довольной ухмылке. Орки буквально застыли на месте, по колено скованные глыбами льда. Пальцы Джайны запорхали в воздухе, сплетая чары, призывая огонь, и в гущу врага с треском, плюясь искрами, врезался огромный огненный шар. Ослабленные ударом магической энергии, шестеро не устояли, скорчились на земле и с дикими воплями сгорели заживо. Еще десятеро, получив страшные ожоги, забились в мучительных судорогах. Вскоре и этим настанет конец. Но вот чары развеялись, и уцелевшие орки снова – на сей раз с чуть большей осторожностью – двинулись к Джайне.
Навстречу им ударил конус студеного воздуха. Теперь они двигались, точно увязая в грязи, и огненные шары Джайны уложили еще четверых. Смерть их оказалась мгновенной. Новая волна магической энергии, не стоившая Джайне ни малейших трудов, тоже не пропала даром, и орков осталось десять. Шестеро из них едва держались на ногах, четверо почти не пострадали. В ладонях Джайны вновь вспыхнул огонь, все десятеро рухнули, как подкошенные, и Джайна накрыла их еще одной волной магической энергии.
Когда она, наконец, опустила руки и откинула со лба взмокшие от пота пряди побелевших волос, все орки были мертвы. Все, кроме одного. Грудь его тяжко вздымалась и опадала, из горла рвался хрип, дрожащее тело корчилось в судорогах.
Склонившись к земле, Джайна подобрала брошенный осколок зеркала, но даже не взглянула на него. Медленно, величаво переступая через тела врагов, чувствуя, как сердце переполняется ледяным торжеством, она подошла к единственному уцелевшему.
Орк неудержимо закашлялся. Из клыкастой пасти хлынула красно-черная кровь. Все тело его было покрыто ожогами, от страшного жара латный доспех расплавился, растекшись по коже. Должно быть, это ужасно болезненно. Вот и прекрасно.
Джайна склонилась над орком так низко, что зловоние его хриплого дыхания защекотало ноздри. Орк поднял взгляд, и его крохотные глазки едва не вылезли на лоб. От ужаса. От страха перед Джайной Праудмур – дипломатом, миротворцем, другом орков.
– Весь твой народ – презренные трусы, – прошипела Джайна. – Все вы – не более, чем бешеные псы, и с вами нужно покончить. На милосердие вам плевать? Значит, и вы пощады не ждите. Хотите резни и крови? Гаррош захлебнется в крови!
Дикий вопль – и зеркальный осколок вонзился в зеленую шею, в узкую щель меж наплечником и горжетом. Из раны, пачкая руку, обдав брызгами щеки, хлынула кровь.
Умирающий орк заворочался, пытаясь откатиться вбок, но Джайна стиснула в ладонях его голову: пусть смотрит, пусть видит ее, пока жизнь не вытечет из него до последней капли.
Наконец орк затих. Оставив осколок разбитого зеркала в орочьем горле, Джайна поднялась на ноги, и двинулась дальше. Нужно запечатлеть в памяти всё – все ужасы разорения, учиненного Ордой в Тераморе.
С каждым шагом, с каждой новой жуткой картиной, открывшейся взору, в груди все сильней и сильней вскипала холодная ярость. От пристаней в гавани не осталось ни щепки. Странно, но это зрелище отчего-то не вызывало столь тягостных ощущений, как вид огромной воронки на месте…
Джайна моргнула. Сама того не желая, будто влекомая неведомой силой, она развернулась и отправилась назад – туда, где еще вчера высилась ее башня. Откуда эти знакомые мурашки по коже – верный признак роста напряжения магической энергии? Да, ею пронизан насквозь весь город, но, судя по ощущениям, причина несчастья все ближе и ближе.
Сердце в груди застучало быстрее, и Джайна ускорила шаг. Приблизившись к воронке, она смежила веки, но тут же велела себе открыть глаза. В воронку заглядывать не хотелось, но Джайна понимала: придется.
Как же он был прост и прекрасен – этот обычный, мерцающий пурпуром шар, испускавший волны магической энергии! Выглядел он крайне хрупким, и все же взрыв, обративший в прах целый город, не оставил на его поверхности ни единой царапины.
Что ж, Калесгос ничуть не преувеличил ни его мощи, ни – как это ни прискорбно – масштабов вреда, который способна причинить эта мощь, угодив в нечистые руки. Казалось, здесь, рядом с реликвией, волны ее энергии едва ли не омывают кожу. Волосы Джайны поднялись дыбом, в глазах на миг защипало, но это ощущение тут же прошло. Несомненно, теперь глаза засветятся ярче прежнего, но Джайна, несмотря на опасность, целеустремленно полезла вниз.
Останков Ронина нигде видно не было. Похоже, ему удалось привлечь бомбу прямо к себе. Теперь от него остались лишь двое детей, скорбящая вдова – если, конечно, Вериса во время взрыва была достаточно далеко от города, чтоб уцелеть – и память. При этой мысли рот переполнился горечью. Ронин погиб, спасая ее… и Джайна не допустит, чтоб его гибель оказалась напрасной.
Размышляя обо всем этом, Джайна спустилась ко дну воронки. Высота Радужного Средоточия вдвое превышала ее рост, а уж о его тяжести не стоило и говорить. Разумеется, она могла бы телепортировать реликвию вместе с собой, спрятать где-нибудь до поры до времени, но важнее всего сейчас было другое – укрыть ее от Калесгоса. Как? Решение пришло в голову почти сразу же. Кейлек неплохо знает ее и даже небезразличен к ней… Склонившись вперед, Джайна прижала ладонь к округлому боку реликвии, почувствовала мягкий, упругий напор энергии и трезво, расчетливо принялась окутывать Радужное Средоточие чарами, вкладывая в него все свои черты, не забывая ни о величайших достоинствах, ни о ничтожнейших слабостях. Начав искать Радужное Средоточие, Кейлек почувствует только ее. Воспользовавшись его чувствами, она, Джайна Праудмур, обманет его и на правах единственного уцелевшего жителя, да вдобавок правительницы Терамора, оставит Радужное Средоточие себе.
Орда желает войны. В стремлении сокрушить врага она пустилась на жуткую, невообразимо жуткую гнусность.
Что ж, они хотят войны – они ее получат. Джайна исполнит их желание.
И с превеликим удовольствием.
Глава двадцатая
Мир наконец-то пошел на поправку.
Конечно, раненая земля еще содрогалась, а небо плевалось острыми, злыми молниями. Ветер еще стонал, океаны грозно ревели, однако шаманы не сдавались. День за днем трудились они не покладая рук, готовые пожертвовать собой, только бы исцелить душу Азерота. И труд их был не напрасен.
Порой океан хоть на краткое время, но утихал. Перерывы в ненастье длились все дольше, а когда дождь унимался, в прорехах меж туч все чаще сияла небесная синь. А землетрясения… как-то они прекратились на целых три дня!
Служители Земли – Нобундо, Регар, Мулн Гнев Земли и прочие – радовались любым, самым ничтожным переменам к лучшему, от всего сердца. Да, исцеление Азерота, подобно излечению телесных ран, требует времени. Однако в конце концов стихии оправятся, успокоятся, вновь обретут равновесие; главное – не прекращать этих долгих, изнурительных трудов.
Тралл непоколебимо стоял на дрожащей земле, твердо укоренившись на ней и в то же время утоляя, вытягивая из нее боль. Казалось, его дух, частица великого Духа Жизни, отважно возносится ввысь, достигая самого неба. Полной грудью вбирая напитанный влагой воздух, он избавлял его от скверны и выдыхал очищенным. Казалось, этой тяжкой, требующей немалых сил работе не будет конца, однако более отрадного и полезного дела он не знал с самого рождения.