– Спасибо большое, – буркнул Змей. – Главное вовремя.
Я не отозвалась, думая о сержанте Смирнове. Самые бдительные милиционеры, а ныне – полицейские, всегда появляются на пустынных дорогах не вовремя и все, как один, носят фамилию Смирнов. Помнится того молоденького мента, прихватившего нас с подругой недалеко от моста, тоже звали Смирнов. Я как сейчас вспомнила удушливый летний вечер, трясущуюся от страха подругу и спрятанного в багажник покойника, упакованного в целлофан. От мрачных мыслей стало еще тяжелее, так что до самого дома Левиных я не проронила ни слова.
Почти все ночевавшие в доме гости разъехались. В гостиной шла уборка. Усталые, с запавшими глазами мальчики-официанты сгребали со стола посуду и уносили на кухню. Наверху шумел пылесос. Под покосившейся набок елкой на животе спал кто-то из гостей, подмяв под себя громадную плюшевую обезьяну. Судя по блаженной физиономии, гость чувствовал себя хорошо.
– Пожрать бы, – мечтательно сказал Змей. – Ты не голодная?
Я отвернулась. После всего, что он сделал, такая трогательная забота выглядела издевательством. Он внимательно посмотрел на меня и, нахмурившись, рывком поднял мой подбородок.
– Брось дуться. Подумаешь, потрахались.
Я попыталась вырваться, но он схватил меня за плечо.
– Стой.
– Отвяжись от меня! – вскричала я, но он не слушал, и отпускать не пожелал. Официанты поглядывали на нас с равнодушным любопытством. Спящий в обезьяньих объятиях гость поморщился, почмокал губами и повернул голову в другую сторону. От бессильной ярости у меня тряслись колени.
– Слушай, – негромко сказал он, – мне надо понять, что за хренотень происходит в этом доме. Ты была тут дольше меня и наверняка что-то знаешь. Так что перестань выеживаться и помоги.
– С какой такой радости? – ядовито поинтересовалась я.
– С такой радости, что если ты мне помогать не будешь, я тебе ноги вырву, спички вставлю и скажу что так и было, – с охотой пояснил он.
– Убедительно, – фыркнула я.
– А то! Жрать не будешь?
– Нет.
– Ладно. Тогда потопали на улицу. Посмотрим на место.
– Алиса! – окликнули меня с лестницы. Я обернулась. На ступеньках стояла Инга в длинном халате, бледная и взъерошенная. Она метнула неуверенный взгляд на Змея и стала спускаться вниз.
– Вы вернулись? – спросила она хриплым со сна голосом.
– Как видишь, – холодно ответила я. – Ты Лильку не видела?
– Она под утро отбыла с каким-то прилизанным хмырем. А почему вы не раздеваетесь?
– Мы на улицу пойдем сейчас, поиграем в Малдера и Скалли.
– Я с вами, – решительно сказала Инга. – Только кофе выпью.
– Мы пойдем, – решительно сказал Змей, но Инга намертво вцепилась в мою руку.
– Я тоже. Марина! Приготовьте нам кофе и вынесите на улицу. И коньяк!
Наверху что-то грохнуло. Пылесос смолк, и на ступенях показалась Марина, с усталым лицом и запавшими глазами. Тем не менее, она спокойно кивнула и направилась на кухню. Инга выдернула из шкафа длинный пуховик, и мы все вместе вышли на улицу.
– Где ты стояла? – спросил Змей. Я указала на заметенного снегом дерево-зверя. Змей смерил взглядом расстояние и неторопливо направился к месту, где я пряталась от любопытных глаз прошлым вечером.
– Он тебя бил, да? – тоненьким голоском спросила Инга, попытавшись дотронуться до моей разбитой губы. Я раздраженно отстранилась.
– Да.
– Урод. А что это за история о пяти миллионах?
Я посмотрела на Ингу, и та потупилась.
– Ты извини. Просто… Ну… Все так завертелось. Не знаешь, кому доверять и все такое. Мы перед тобой виноваты. Заподозрили, бог знает в чем, но сама понимаешь, кому приятно, когда в твоем доме оказывается неизвестно кто, и вообще…
– Что – вообще? – зло спросила я. – Я к вам в друзья не набивалась.
– Алиса, но я же извинилась…
– И что? Думаешь, этого достаточно?
Инга не ответила и надулась. Змей, окончивший свою проверку, подошел к нам. Двери дома распахнулись, и оттуда вышла Марина, с трудом удерживая тяжелый поднос. Следом, едва не сбив ее, выпорхнула Настя, одетая в белую курточку и вязаную шапку с помпоном. Настя с визгом слетела вниз и понеслась по двору. Марина, осторожно поднимая ноги, подошла ближе, пристроила поднос с кофейником, бутылкой коньяка и чашками на заметенный снегом пластиковый стол и принялась невозмутимо разливать ароматный напиток. Змей цапнул пустую чашку, набулькал туда коньяк и с удовольствием сделал глоток.
– Амброзия, – удовлетворенно сказал он, а потом посмотрел на меня. – Тебе бы тоже надо выпить.
– Я как-нибудь сама разберусь, что мне надо, а что нет, – раздраженно ответила я, но чашку взяла и даже коньяк в кофе плеснула щедро. Терпкий жидкий огонь скользнул по пищеводу в пустой желудок, разорвавшись там маленькой бомбой. Я мгновенно согрелась, а спустя мгновение почувствовала голод. Марина застыла рядом, ожидая указаний. Из-за дома на нас неслась Настя. Не успев затормозить, она врезалась в Ингу, и та опрокинула на себя кофе.
– Блин! – заорала Инга. – Смотри, куда летишь!
– Завали е…ло, сучка, – хладнокровно ответила Настя. Я вздрогнула и торопливо шагнула за спину Змею. В глазах девочки плескалась мазутная жижица надвигавшегося шторма. Марина подобралась, как готовая прыгнуть тигрица.
– Заткни свою помойку, – продолжила Настя и принялась прыгать то на одной, то на другой ноге, корча рожи. – Закрой свою помойку! Закрой свою помойку! За-а-а-а-акрой…
Спокойствие вдруг оставило ее, и в голосе ревущей бензопилой проснулась истерика. Губы Марины сжались в тонкую линию. Я заметила, как они с Ингой переглянулись.
– …свою помо-о-о-о-йку!!! За-а-а-крой!
Марина прыгнула и сбила Настю с ног. Инга бросилась на сестру и схватила ее за руки, но та умудрилась вырвать одну и вцепиться Марине в волосы.
– За-а-акрой!..
Марина взвыла от боли. Оторопевший на миг Змей рванулся на помощь. Он в два счета спеленал Настю ее собственной курткой. Хлопнула дверь. На ступеньках показалась бледная Тамара. Она охнула и поспешила к нам. Следом выбежал Андрей, бледный до синевы. Он поскользнулся и скатился с лестницы кубарем, заревев белугой от боли. Марина попыталась сунуть в рот настии ее же шапочку, но та не давалась и цапнула ее за палец. Ощерившая Марина занесла руку для удара, но вовремя заметив хозяев, взяла себя в руки и ловко сунула шерстяную материю в рот девочке.
– Зафо-о-о-ой фафу-у-у фафо-о-офу-у-у-у!..
– Осторожнее, осторожнее! – выл Андрей. – Не повредите ей ничего! Лева! Лева!
Всхлипывающая Тамара опрокинула поднос с кофе на снег, и тот жадной губкой впитал в себя бурую жидкость. Тамара схватила Настю за ноги, Марина и Инга крепко держали отчаянно извивающееся тело. И только я не принимала в этом никакого участия, стоя истуканом. Зажимая уши руками, я все равно слышала яростный вой дикого животного, запертого в тщедушном тельце девочки.
Снег хрустел под чьими-то ногами. Я не обернулась. К чему? И без того понятно, кто идет, как барс, что даже свежий снег хрустит почти неслышно.
– Во дела, – выдохнул Змей, останавливаясь рядом. Он вынул из кармана сигареты и протянул мне. – Закуришь?
– Нет.
– А, я забыл, что ты не куришь.
– Ничего ты не забыл.
– Ну, не забыл… От такого впору закурить. Шапито, блин! Шоу уродов.
Он подобрал бутылку. К счастью, она была закрыта и содержимое не вылилось. Отыскав целую чашку, Змей налил туда коньяк и, не глядя, сунул мне, тут же глотнув прямо из горлышка. Я тоже отпила и поморщилась.
– Все хреновее с каждым годом, – грустно констатировал он. – Раньше она спокойнее была. А сейчас уже на людей кидается. Что дальше будет, не представляю. Давно Андрюхе говорил, чтобы он ее в психушку запер.
– А он? – безразлично спросила я.
– А он ее любит, прикинь? Томка ее как-то с ножом у постели ночью застукала. Теперь запираются. Ты видела, что в доме все спальни с замками.
– Я по дому не ходила особенно.
– Ну, может, теперь обратишь. Я Андрюхе говорил: она вас ночью зарежет и глазом не моргнет. Она же почти ничего не помнит после припадков. Сдай ее в дурку. А он – я ее все равно люблю, она моя дочь. Никогда не понимал этих нежностей.
– Где тебе, – фыркнула я. – Ты же у нас кто? Чингачгук, Большой Змей. Последний из могикан. У тебя никаких чувств – одни рефлексы и мускулы. Ты хоть кого-нибудь любил?
– А ты? – хмуро спросил он.
– Любила, – с вызовом ответила я. – Хочешь об этом поговорить?
– Ничего я не хочу.
Он двинулся к вчерашнему месту запуска фейерверка. Подумав, я побрела следом.
– Откуда ты знаешь Левина? – спросила я.
– Андрюху-то? В девяностые в одной бригаде ходили.
– В бригаде? Он?
– А что тебя удивляет? – хохотнул Змей. – Уж кому-кому, а тебе должно быть известно, что большие капиталы на крови начинались. Или думаешь, твой покойный муженек перед законом чистеньким был?
– Знаешь пословицу: о мертвых или хорошо или никак? – раздраженно спросила я.
А я не плохо. Я как есть. А Андрюха… Мы с ним на стрелки вместе ездили, как сейчас помню. Это потом он заматерел, обзавелся собственным бизнесом, ну а я вот…
– А ты все еще шестеришь на Захарова, – ядовито констатировала я. Змей посмотрел исподлобья.
– В зубы дать?
– А что такого? – наивно округлила я глаза. – Я же «не обидно, а как есть».
– Ну да. Только я в отличие от твоего мужа – живой, и по мордасам настучу запросто.
Змей покрутил головой, прищурился, посмотрел наверх и пошел к дому. Я наблюдала за его передвижениями без особого интереса.
– Вот отсюда он стрелял, – сказал Змей. – Ты стояла у куста. Вполне могла видеть киллера.
– Могла, – равнодушно согласилась я. – Но не видела. А если и видела, внимания не обратила. Может, лучше на камерах еще раз посмотреть?
– Зачем?
– Ну, если это был киллер, он же должен был выйти на позицию, или как там это называется.
Змей рассмеялся.
– Детективов начиталась?