Вот последнее — механическое исполнение обрядов, на мой взгляд, играет очень важную роль в жизни, если так можно сказать, противоисламских террористов. Это для них средство самооправдания. Старательной обрядностью, не только чтением молитв, но и ношением определенной одежды, а также следованием привычкам и обычаям, обычно связываемым с исламом, они стараются убедить себя, что не порвали с Аллахом. Они явно страшатся того, что если они не будут старательно молиться и носить, условно говоря, рубаху до колен, пакистанские штаны и куфию на макушке[39], то предстанут перед Аллахом как есть — обляпанные с ног до головы кровью своих жертв. Движимые страхом, противоисламские террористы стараются всех заставить исполнять эти обрядности, обычаи и привычки, видимо, рассчитывая на какие-то заслуги или чтобы не особенно выделяться из толпы. Потому-то насаждаемый ими «шариат» почти целиком состоит из запретов под страхом избиений, увечий и казни.
В этом противоисламские террористы такие же, как и таблиги. Они молятся точно не Аллаху, хотя и употребляют это имя. Это доказывается тем, что они систематически и часто совершают харам, и никогда не делали того, чего от них Коран требует: раскаяния и отвращения от харама раз и навсегда. Раз так, то все их молитвы и весь их внешний вид — не более чем своего рода подношения некоему языческому божку. Если таблиги молятся божку, чтобы вымолить избавления от своей нищей участи, то вот противоисламские террористы ищут в этой мольбе избавления от персонального ада, в который ввергли совершенные ими тяжкие преступления.
Только все это — тщетно. Лишь искреннее покаяние может им помочь. Или же они будут гореть в аду, а перед этим медленно сходить с ума при жизни.
Насаждение размежевания
Сходство, если так можно сказать, «мировоззрения» таблигов и противоисламских террористов — это очень важный момент. Надо понимать, что терроризм сам по себе не берется ниоткуда; он произрастает на определенной почве, на определенных идеях и взглядах, уже внесенных в общество и захвативших в нем определенные позиции. Исторически и идейно «Джамаат Таблиги» был предшественником и прародителем противоисламского терроризма, который как раз пошел в бурный рост именно во время расширения и распространения таблигов за пределами Индии, Пакистана и Бангладеш. К сожалению, у нас нет статистики, характеризующей численность таблигов и их джамаатов в целом и по отдельным странам в разные годы, поскольку, думается, что эта статистика весьма наглядно показала бы взаимосвязь таблигов и противоисламского терроризма. Но мы имеем то, что имеем. По имеющимся оценкам, около 80 % членов противоисламских террористических организаций вышли из таблигов. В США, к примеру, все случаи вступления американских граждан в ряды террористов сопровождались связями с таблигами.
В общем, это неудивительно. Таблиги и террористы сходятся в общей цели — уничтожить истинную и искреннюю веру, заменить ее обрядоверием, но действуют разными методами. Первые действуют уговорами и психологической обработкой в своих собраниях, а вторые — насилием и террором. В сущности, из любого таблига можно в пять минут сделать террориста, если убедить его бросить «бесполезные» уговоры и прибегнуть к «более действенному» насилию. Таблиг уже обработан: он отверг в душе веру, привык к обрядоверию, отделился и отдалился от уммы. Вербовщику остается лишь убедить его напасть на других мусульман.
Как это делается, неплохо видно на примере рохинджа — небольшой народности, живущей в Мьянме, в штате Ракхайн, приграничном с Бангладеш. В 2012 году в результате погрома около 140 тысяч рохинджа (из более чем миллиона мусульман, проживавших в штате Ракхайн) бежали в Бангладеш, но были там помещены в лагеря беженцев. Эта история в прессе подавалась в весьма сильно искаженном виде, без начала и подоплеки, так что было непонятно, почему это на рохинджа обрушились такие бедствия. Однако мьянманский журналист Мратт Кяв Тху собрал сведения, которые неожиданно показали вовлеченность в эти события таблигов из Бангладеш.
Таблиги появились в Мьянме еще в 1960 году, но вскоре были загнаны в подполье военными властями, вплоть до 1988 года. После этого они вернулись к открытой пропаганде и создали свой центр в мечети Тачанбе, в Янгоне. По вторникам и четвергам там проводились большие собрания, с дискуссиями и обсуждениями. Периодически в Янгоне собирались крупные иджтема с участием многих тысяч мусульман. Таблиги старались дойти до каждой мечети, каждого мусульманского ресторана или лавки, чтобы позвать в свою мечеть на собрания. Правительство Мьянмы таблигам не препятствовало, считая их исключительно просветительским движением, а также поддерживало декларируемую ими позицию, что «Джамаат Таблиги» запрещает своих членам межрелигиозные дискуссии и прозелитизм. Таблиги имели право собирать большие собрания, чего не могли делать буддистские монахи[40].
Мусульмане в Мьянме, чьи предки жили там еще в XVIII веке, очень много переняли от своих соседей буддистов, в частности не носили бород и внешне были больше похожи на буддистов. Общей практикой было участие в совместных праздниках. Когда разные общины живут бок о бок столетиями, то они вырабатывают общие традиции, обычаи и привычки, что служит важнейшим средством поддержания мирных и добрососедских отношений.
Таблиги, набрав численность и создав сеть джамаатов, стали вести среди мьянманских мусульман пропаганду, что мусульмане должны выглядеть как пророк Мухаммед (мир ему и благословение), то есть должны носить мусульманскую одежду, как в Пакистане. Многие этому требованию последовали, и, как следствие, мусульмане стали резко выделяться среди жителей.
Мусульмане в Мьянме охотно участвовали в праздновании Тинджана, или Водного фестиваля, который проводится в середине апреля и является в Мьянме крупнейшим национальным праздником. Тинджан изначально был индуистским праздником, потом его стали праздновать буддисты, а вообще праздник был всеобщим народным весельем, массовым гулянием (военные власти во время Тинджана снимали ограничения на массовые собрания) и обливанием водой, поскольку апрель в Мьянме очень жаркий. Один из лидеров таблигов в Мьянме Ко Аут Зав Минт выпустил воззвание, в котором потребовал от мусульман избегать участия в Тинджане.
Эти новшества, больше похожие на «дебирманизацию» мусульман в Мьянме, кстати, вызвали острое неприятие у тех мусульман в стране, которые хотели сохранить связи с бирманской культурой. В 2012 году, уже после погрома рохинджа, была создана группа «Ивай Латьяр»[41], которая выступала за мир и сосуществование разных этнических и религиозных групп в стране[42].
Наконец, как говорит один из руководителей группы «Ивай Латьяр» Тхет Ко Ко, таблиги стали призывать к бойкоту лавок, магазинов и ресторанов, владельцы которых были буддистами. Среди мусульман в Мьямне стали появляться группы, которые стали нападать сначала на мусульман, поддерживавших тесные отношения с буддистами, а потом и на буддистов. Отмечалось также, что в стране стало появляться много нелегальных иммигрантов из Бангладеш.
Так что это была вполне целенаправленная работа по расколу мьянманского общества путем выделения, потом обособления, а затем и радикализации мьянманских мусульман. Таблиги активнее всего вели работу в сельской местности среди беднейших слоев населения. В сельских районах, особенно в штате Ракхайн, населенном рохинджа, их пропаганда возымела успех.
Тут надо принимать во внимание немаловажное обстоятельство. Среди рохинджа имелись давние сепаратистские настроения. Еще в 1946 году лидеры рохинджа просили основателя Пакистана Мухаммеда Али Джинну о том, чтобы тот аннексировал Ракхайн (Аракан). Джинна отказался, но в северном Ракхайне возникло повстанческое движение муджахеддинов, которое было разгромлено в начале 1960-х годов. Борьба на этом не закончилась, и в 1982 году возникла Организация солидарности рохинджа — наиболее радикальная повстанческая организация, получавшая помощь из Пакистана, в частности от «Хезб-е ислами», участвовавшей в войне с афганским правительством. Они базировались на юге Бангладеш и имели вооруженные отряды. В 1998 году несколько повстанческих группировок слились в Национальную организацию рохинджа Аракана, которая образовала Национальную армию рохинджа. Они имели связи с «Талибаном» и даже отправляли своих бойцов в Афганистан на обучение. Уже после погрома 2012 года возникла Армия спасения рохинджа Аракана под руководством Атауллаха абу Аммар Джинуни (он происходил из семьи мусульман, бежавших из Мьянмы в 1960-х годах в Пакистан, а потом переселившихся в Мекку), которая в октябре 2016 года и в августе 2017 года атаковала мьянманские пограничные посты, а также обвинялась в массовом убийстве 99 индуистов в Кха Маун Сейк, на севере Ракхайна.
Когда говорят о гуманитарной катастрофе рохинджа, обычно не упоминают об этих организациях, их вооруженных отрядах и их сепаратистских целях. Но если мы добавим этот немаловажный элемент, то вся картина изменится и деятельность таблигов по расколу мьянманского общества и радикализации мьянманских мусульман предстает совсем в другом свете. Это была, насколько можно судить, подготовка крупномасштабного мятежа с отделением Ракхайна от Мьянмы и, вероятно, преобразованием его в какой-нибудь очередной «эмират». Таблиги играли в этом весьма важную роль.
Создатели этого плана, впрочем, сильно просчитались и недооценили жесткость и решительность буддистских националистов. В Ракхайне с 8 по 28 июня 2012 года прокатилась волна погромов и поджогов, в ходе которых погибло 80 человек и около 90 тысяч человек были помещены во временные лагеря беженцев, поскольку их дома были сожжены. В октябре 2012 года была вторая вспышка столкновений и насилия, которая довела число погибших до 200 человек, а количество лишившихся крова до 140 тысяч человек. В основном это были рохинджа, которые попытались найти убежище в Бангладеш. В этих конфликтах мьянманские полиция и войска пытались прекратить насилие и защищать пострадавших с обеих сторон. Однако, когда снова появились повстанцы, мьянманское правительство и военное командование стало проводить операции по борьбе с повстанческими группами, тут рохинджа побежали в Бангладеш массами. В 2016–2017 году Мьянму покинуло до 700 тысяч рохинджа, и на июль 2018 года из более чем миллионного мусульманского населения Ракхайна на прежнем месте жительства осталось лишь 128 тысяч человек. По словам премьер-министра Бангладеш Шейх Хасина, в его стране находятся около 1,1 млн рохинджа, и он просил мировое сообщество помочь в разрешении острого гуманитарного кризиса. Рохинджа в лагерях беженцев в Бангладеш не имели работы, средств к существованию, медицинской помощи и образования, а их репатриация обратно в Мьянму стала почти невозможной.