Ещё одну историю о тертоне я слышал от Кхандро. Однажды Тертон Осэл Дордже какое-то время жил в деревянном доме Мипама, и пришедший его проведать Чагдзо Цеванг Палджор увидел такую картину: тертон сидел за столом, а на столе лежал только что выпавший зуб.
– А, так это ты, Чагдзо! – воскликнул тертон. – Тебе сказочно повезло, видимо, заслуг у тебя хоть отбавляй. У меня выпал зуб, и я готов его тебе подарить.
– Ла со, – согласился Цеванг Палджор и неохотно принял дар, делая это лишь ради того, чтобы не обидеть тертона. Он завернул зуб в бумагу, положил в передний карман и сразу же об этом забыл. Годом спустя он случайно обнаружил, что на зубе появилось восемь или девять разноцветных рингселов. После этого Чагдзо стал воспринимать зуб как реликвию. Кхандро рассказывала, что видела этот зуб своими глазами и что Чагдзо показывал его Ринпоче. Таши Намгьял также упоминал, что видел этот чудесный зуб.
Гонгна Тулку никогда не встречался с Понлопом Лотером Вангпо, но слышал от других, что тот обладал репутацией человека вспыльчивого, который срывался на других людей, и довольно часто без особой на то причины. Мне стало интересно узнать о нём побольше, и я расспросил Цеджора, который знал его лично, действительно ли он обладал таким буйным нравом.
– О да, и ещё каким! – ответил Цеджор. – Он мог начать орать так, как будто кто-то поджаривает его на костре.
И Цеджор рассказал мне несколько историй о нём.
После смерти Кхьенце Вангпо его племянник Гьялцаб Келсанг Дордже решил последовать традиции подносить имущество ушедшего мастера другим ламам. Он распределил всё по совести, однако Лотер Вангпо не на шутку на него рассердился. Это получилось вот из-за чего. По словам Цеджора, Келсанг Дордже передал лабрангу Тхарпаце[18] большую занавесь из парчи, которую Кхьенце Вангпо получил в качестве подношения от Ньенчена Танглха. Считалось, что эта занавесь была соткана нечеловеческими существами и обладала некими чудотворными свойствами. К сожалению, так вышло, что лишь сам Кхьенце Вангпо знал, какими именно, и в записях лабранга Кхьенце так и не удалось обнаружить об этом никакой информации. Лабранг Тхарпаце был одним из четырёх великих лабрангов традиции Нгорпа школы сакья и самым зажиточным из них. Лотер Вангпо сам был из Тхарпаце и, конечно, узнал о том, что лабрангу досталось кое-что из вещей великого Кхьенце Вангпо, включая чудотворную занавесь. Он стал интересоваться подробностями, и тогда выяснилось, что поскольку никто в лабранге не знал, чем же эта занавесь так отличается от обычных штор, то её просто убрали в сундук и тут же о ней позабыли. Эта новость привела его в настоящую ярость.
Во время ретрита в Карма Тагцанге Цеджор смог лично составить представление о том, что думал Лотер Вангпо по поводу истории с чудотворной занавесью Кхьенце Вангпо. Во время ретрита Лотер Вангпо даровал посвящение и в какой-то момент попросил Чокьи Лодро принести золотой мигтур [инструмент для удаления катаракты], принадлежавший Джамьянгу Кхьенце Вангпо. Когда инструмент принесли, он был заметно взволнован возможностью снова лицезреть эту реликвию и прикладывал его то к одному глазу, то к другому, получая таким образом благословение.
– Эта вещь принадлежала Дордже Чангу, моему коренному гуру, а он был истинным видьядхарой! – с гордостью сказал он всем собравшимся.
Однако прошло всего пара секунд – и его настроение заметно ухудшилось. Он пристально посмотрел на мигтур и угрожающим голосом спросил:
– Тут же красная тесьма была. Где она?[19]
Кхьенце Чокьи Лодро было тогда не больше двадцати лет, и он ничего не знал о вещах Кхьенце Вангпо. Он прямо сказал, что понятия не имеет, куда делась красная тесьма, и вот тут-то Лотер Вангпо по-настоящему взорвался. Он на чём свет стоит отругал Чокьи Лодро, заодно поминая лютыми проклятиями и Келсанга Дордже.
– Да это всё равно, как если бы он обглодал мясо с костей собственного отца! – неистовствовал Лотер Вангпо, используя отборные ругательства на цангском диалекте (он всегда переходил на чистый цангский, когда был по-настоящему взбешён). – Ну, а ты сам-то что? Эта тесьма несла истинное благословение, как можно было её потерять?! Ты мой представитель в монастыре и несёшь полную ответственность за его сохранение! Именно за этим ты здесь, а не для того, чтобы пустить всё на ветер! Гори в аду этот Келсанг Дордже! Он растерял все символы тела, речи и ума Владыки Гуру! Растранжирил всё его имущество! Отдал этим вот из Тхарпаце чудотворную парчовую занавесь, которой они там теперь в сундуке моль кормят! Да чтоб вас всех ракшасы сожрали!
Чокьи Лодро был в полном замешательстве и не понимал, что теперь надо делать.
– Делай что хочешь, но красную тесьму сыщи! – продолжал меж тем орать Лотер Вангпо. – Это священная реликвия, такое непозволительно терять!
Выразив всё своё негодование подобным образом, Лотер Вангпо немного успокоился. Чокьи Лодро попросил Цеджора приложить все усилия к поиску тесьмы, но никому так и не удалось её найти. Цеджор потом часто задавался вопросом, кто же на самом деле её забрал.
В другой раз Лотер Вангпо попросил Цеджора принести ему украшенные драгоценностями символы пяти будда-семейств. Цеджор принёс их и принялся подносить каждый по отдельности, сопровождая это подробным отчётом.
– Я не собираюсь ничего красть, – фыркнул Лотер Вангпо. – Просто оставь их где-нибудь здесь и прекрати уже вести себя так, будто официальную церемонию совершаешь!
Цеджору ничего не оставалось, как сложить вместе все пять символов и поднести их Лотеру Вангпо, который больше не проронил ни слова.
Цеджор рассказывал мне, что Лотер Вангпо был исключительно тучным человеком. «Иногда казалось, – вспоминал Цеджор, – что он никогда не прекращает есть!»
Я поинтересовался у него, как проходили трапезы Лотера Вангпо, и он сказал, что, хотя тот садился за стол лишь раз в день – это был поздний завтрак около полудня, ел он с таким энтузиазмом и аппетитом, что казалось, будто он стремится набить всё своё тело едой до самой макушки.
По рассказам Гонгна Тулку, все воспринимали Понлопа Лотера Вангпо как Махакалу в человеческой форме. И этому абсолютно не мешала его внешность – он был очень маленького роста и совершенно лысый. Когда он даровал посвящения, то в тот момент, когда, согласно церемонии, ему нужно было скрестить в области сердца ваджру и колокольчик, он никак не мог этого сделать, поскольку у него были очень короткие руки. Ноги у него тоже были довольно короткие, поэтому он не мог их скрещивать, когда сидел. Поэтому он обычно просто сводил ноги ступнёй к ступне и прикрывал их подолом платья. В целом он выглядел как лысый карлик.
Когда позже Чокьи Лодро заказывал глиняную статую Лотера Вангпо, он дал указания скульптуру, в которых подчеркнул, ссылаясь на цитату из традиционного текста, что статуя не должна отражать физические недостатки ламы. Поэтому статуя Лотера Вангпо была выполнена с руками и ногами обычного размера. Чокьи Лодро очень ценил эту статую и говорил, что она очень реалистично изображает Лотера Вангпо. Во время китайского вторжения эта статуя была уничтожена.
Ни Мипам, ни Лотер Вангпо не соглашались фотографироваться. Они считали, что фотоаппараты являются изобретениями, приносящими вред, что они сделаны из материалов, которые ослабляют жизненную силу, уменьшают заслуги и мешают осуществлению активностей тех, кого снимают. У Кхатога Ситу не было подобных предубеждений, и он разрешил сделать несколько своих портретов. Однако, когда Лотера Вангпо попросили освятить фотографию Кхатога Ситу (портрет получился чересчур благостным, поскольку Кхатог Ситу был во время фотографирования в особенно умиротворённом расположении духа), он начал заметно беспокоиться и в конце концов сильно разозлился.
Шечен Гьялцаб, который был учеником Мипама, тоже не соглашался фотографироваться. Дилго Кхьенце, который относился к Мипаму с огромным уважением и искренней преданностью, всегда считал, что на то должна была быть веская причина, и потому чувствовал существенный дискомфорт, когда впервые фотографировался в Лхасе. Однако позже, когда уже было сделано множество его фотопортретов и это не принесло его здоровью никакого вреда, он понял, что фотокамеры не представляют никакой угрозы.
Каждый раз, когда какой-нибудь из учеников Понлопа Лотера Вангпо приезжал навестить Ринпоче, тот всегда приглашал его сесть рядом с собой, чего никогда не делал для учеников своих других учителей. Однажды Дилго Кхьенце спросил его, почему он особо выделяет учеников Лотера Вангпо и относится к ним с таким уважением.
– Ну а как же! – ответил Ринпоче. – Из учеников всех моих учителей – а таких множество – ученики этого Гуру Ваджрадхары особенные. Один уникальнее другого! У Адзома Другпы много учеников, и все истинные практикующие, но они какие-то скучные. Кхатог Ситу принял на свои плечи великую ответственность хранить и распространять учения, но у него едва ли есть близкие ученики. Что касается Додруб Цанга (Третьего Додрубчена), то это поистине великий мастер, но у него вообще нет учеников.
Дилго Кхьенце считал, что Ринпоче действительно так и думал.
Это одна из самых печальных историй в этой книге, и я добавляю её лишь потому, что об этом попросил Янгси Ринпоче Тхубтен Чокьи Гьяцо. А услышал я её от Таши Намгьяла.
Через год после того, как умер Палпунг Ситу, Карсе Конгтрул также ушёл в паринирвану. Чагдзо и Йонтен Пхунцог из Цадры сразу же приехали в монастырь Дзонгсар. Они были сильно расстроены и со слезами на глазах просили Ринпоче приехать с визитом в Цадра Ринчен Драг. Они уверяли, что им не знать покоя, пока Ринпоче не посетит ретритный центр хотя бы с кратким визитом. Ринпоче согласился, и люди Карсе Конгтрула послали в Дзонгсар лошадей, чтобы он в сопровождении помощников немедленно выдвинулся в Цадра Ринчен Драг.