Когда же он наконец пришёл в себя и огляделся, то с удивлением обнаружил, что находится в камере местной тюрьмы. Он совершенно не помнил, что с ним произошло, а поскольку он не знал местного языка (дело ведь было в Индии), то не мог расспросить об этом даже надзирателей тюрьмы. К счастью, он вспомнил, что знаком с женщиной, которая была замужем за выходцем из Ладакха, державшим таверну за озером, поэтому он несколько раз громко назвал надзирателям её имя. Прошло немного времени, и его знакомая пришла в тюрьму.
– Что с вами случилось? – спросила она царя.
– Вроде ничего такого особенного со мной не случалось, – с сомнением ответил тот.
– Лама! Как же так – ничего не случалось, когда вы стали вести себя как умалишённый? Бегали голым вокруг озера, а люди, как они ни пытались, не могли вас поймать! Пришлось звать полицию, которая и посадила вас сюда. Вы хоть не ранены?
Царь уверил её, что, несмотря на то что у него явно был эмоциональный срыв, никакой физической боли он не ощущает. И поскольку он уже вполне пришёл в себя, не было ли возможности как-нибудь уговорить полицию его отпустить? Через некоторое время его действительно отпустили, и он незамедлительно вернулся в свою пещеру. Когда он подошёл к пещере, то обнаружил, что дверь в неё заперта, и, чтобы попасть внутрь, её придётся вышибать. Только сейчас он наконец понял, что с ним произошло нечто чрезвычайно странное.
Царь Йонру оставался в пещере, пока не почувствовал, что скоро умрёт. Тогда он отправился в путешествие в Манали, где остановился в доме Сандера, врача из Киннаура. Старый двухэтажный деревянный дом врача стоял на склоне горы, возвышавшейся над городом. Врач предложил ламе-который-когда-то-был-царём комнату в своём доме, но царь отказался. Даже несмотря на то что он был болен и ощущал, что в желудке у него опухоль, он предпочёл спать на веранде. Сандер выписал ему лекарства, но тот, приняв их из вежливости один раз, больше к этим лекарствам не прикасался. Доктор измерил его пульс и признался, что жить царю осталось недолго.
В один из дней лама просто исчез из дома врача. Поскольку он был серьёзным практикующим, Сандер решил, что он ушёл умирать. Он отправился на поиски старого ламы и вскоре обнаружил его мёртвое тело под деревом по ту сторону моста из Манали. Тогда он позвал на помощь нескольких кхамп, и они вместе кремировали тело на ближайшем кладбище.
Я знал доктора Сандера лично, и он сам рассказал мне о смерти царя Йонру. Точно так же об этом рассказывал и Кхенпо Ринчен.
Через год китайские коммунисты «освободили» Тибет, и во время учений, которые Его Святейшество Далай-лама давал в Дхарамсале, туда прибыли три человека из Йонру, чтобы узнать, что стало с их царём.
– Дзонгсара Кхьенце больше нет в живых, – сказали они. – Однако всё ещё жив лама по имение Дилго Кхьенце. Поскольку Дзонгсар Кхьенце и Дилго Кхьенце – это, по сути, один и тот же человек, то Дилго Кхьенце должен что-то знать о нашем царе. Поэтому нам необходимо с ним встретиться.
В то время я близко общался с Дилго Кхьенце и помню, что он говорил, что не может достоверно припомнить, получал ли тот подарок царя – текст «Сердечная сущность Вималамитры», но точно знает, что царь Йонру умер в Манали. Я тогда встретился с этими людьми из Йонру и рассказал им всё, что знал о жизни и смерти их царя в Индии. Мне показалось, что мой рассказ их полностью удовлетворил, и они вернулись в Кхам.
15. Паломничество из Деге в Сикким
Однажды Певар Тулку наткнулся на лист бумаги, который лежал напротив куцаба Нгондруб Палбар в зале для посвящений монастыря Дзонгсар. На нём была надпись: «Да встречу я Шакьямуни…».
«Интересно, подумывает ли Ринпоче о путешествии в Лхасу, чтобы увидеть статую Джово? – размышлял Певар Тулку. – Если подумывает, хотел бы я тоже отправиться с ним».
В то время считалось, что жизни Ринпоче угрожало какое-то серьёзное препятствие. Поэтому он выполнил церемонию гадания перед куцабом Нгондруб Палбар и статуей «Вылитый я!» [знаменитая статуя Гуру Падмасамбхавы], чтобы понять, что будет для него более благоприятным – отправиться в паломничество или уйти в строгий ретрит. Гадание указало, что паломничество будет более благоприятным, однако оно не должно выглядеть как паломничество великого ламы, сопровождаемого множеством последователей. Гадание указывало, что путешествовать Ринпоче должен так, чтобы это не привлекало ничьего внимания. Таким образом, Ринпоче принял решение отправиться в паломничество.
Новость о том, что Ринпоче вскоре покинет Дзонгсар, разлетелась быстрее лесного пожара. Целый месяц в лабранг стояла очередь желающих сделать подношение и просителей, пытающихся передать посылки в места, через которые Ринпоче собирался проезжать. Гелег – один из помощников Ринпоче – рассказывал, что народа была целая толпа и все были настроены весьма решительно пробиться на аудиенцию к Ринпоче. В один из дней, когда Гелег занимался упаковкой драгоценных вещей, принадлежавших лабрангу, в зал для посвящений через толпу пробилась группа монахов из шедры Кхамдже. Их было так много, что они заполнили весь зал, оставив свободным лишь место для самого Ринпоче. В тот день Ринпоче дал им такое напутствие:
– Учителя прошлого были способны благословить места, которые мы теперь почитаем как «святые», своими медитативными переживаниями, реализацией и духовной силой. Современные ламы по сравнению с ними совершенно бесполезны. Никаких благословений мы передать не можем, а можем лишь сами искать благословения, мечтая продлить свою собственную жизнь. Нет у нас духовной силы, чтобы благословить своё место практики и сделать его ещё одним святым местом.
Я провёл церемонию гадания в присутствии драгоценного куцаба Нгондруб Палбар и статуи «Вылитый я!», в результате которой выяснилось, что, совершив паломничество, я смогу продлить срок своей жизни. Поэтому я планирую уехать в довольно длительное путешествие по святым местам. Однако я точно вернусь сюда, в монастырь Дзонгсар, через два-три года, а может быть, даже через год. Пока меня не будет, шедра не должна закрыться ни при каких обстоятельствах. Какая бы ни разыгралась вокруг буря, какие бы ни бушевали стихии, какие бы ни разгорались конфликты – в общем, что бы ни случилось, шедра должна функционировать как прежде. Режим занятий и дисциплина учащихся не должны нарушаться ни при каких условиях. Хранить традиции этого учебного заведения – ваша прямая обязанность! И не позволяйте себе пропускать занятия!
– Даже не начинай! – строго добавил Ринпоче, переведя взгляд на Кхьенраба Сингье, который хотел было что-то сказать. – И слушать ничего не хочу! У меня и без вас полно дел! Ступайте заниматься!
При Ринпоче монахи ещё как-то держали себя в руках, но стоило ему выйти из зала, как они потихоньку начали плакать.
Ринпоче выехал из монастыря рано утром в сопровождении восьми помощников. Сначала они отправились в Меншо, где Ринпоче собирался совершить церемонию пиршественного подношения из цикла «Объединённая практика Трёх корней». Спутники провели там ночь, а затем отправились в Паво Вангчен Драг. На следующий день, как только они были готовы выехать в Камтог Другху, Гома Ринам и с ним ещё два человека из Деге Цанга прибыли с просьбой посетить Гончен. Кто-то проболтался о маршруте Ринпоче, но выяснить, кто именно, так и не удалось.
– Я взял обет не отклоняться от маршрута своего паломничества и не заезжать в монастыри, встречающиеся по дороге, – ответил Ринпоче Гоме Ринаму. – Передай также царице мою просьбу не приезжать сюда самой, это будет для неё слишком утомительное путешествие. Скажи, что мы встретимся в следующем году или годом позже, когда я поеду обратно. Мы тогда оба будем в добром здравии и бодром расположении духа.
Подумав немного, он добавил:
– И организуйте всё так, чтобы не было большой толпы. Иначе это превратится в столпотворение!
Сказав это, Ринпоче удалился, оставив Гому Ринама в глубоких раздумьях. Но уже несколькими минутами позже тот основательно насел на Таши Намгьяла:
– Скажи мне, где этой ночью вы разобьёте лагерь?
– В Сенгчен Намдраге, – проговорился Таши Намгьял.
И конечно же, добравшись до Сенгчен Намдрага, отряд Ринпоче обнаружил там встречающих из Деге Цанга – пятьдесят пять лам и их помощников во главе с самой царицей и принцем Огой. Для подобных случаев помощники взяли с собой в дорогу несколько богато расшитых ковров и подушек, а также два украшенных орнаментами стола. Однако, когда всё это было расставлено для высоких гостей, было заметно, что Ринпоче раздражён и сердится.
– Что всё это значит?! Откуда эти столы?! – процедил он сквозь зубы. Помощники ответили, что взяли всё это со склада лабранга. – Где вы видели, чтобы паломники таскали с собой золочёные столы?! А ну-ка, соберите всё это и немедленно отправьте назад в монастырь!
И, напротив, он искренне обрадовался, увидев, как Таши Намгьял скатывает в свёрток его обычное монашеское одеяние, убирая его в сумку, чтобы прикрепить к седлу.
– Вот без чего точно не обойтись – так это без обычной дорожной поклажи и сёдел, к которым её можно было бы прикрепить! Это то, что нужно для паломничества! У каждого из вас должно быть по такому седлу[32].
Гости из Деге Цанга оставались в Сенгчен Намдраге в течение всего дня, и Ринпоче даровал им посвящение долгой жизни. Они также посетили святые места в окрестностях Сенгчен Намдрага. Царица Деге поднесла Ринпоче пятьдесят пять рулонов жёлтой и оранжевой парчи, а также огромное количество китайского хлеба и молока. Однако Ринпоче ничего из этого не принял.
Богатый купец Трогме Бу Труг Труг, который был одним из спонсоров лабранга, спросил Таши Намгьяла, что Ринпоче собирается взять с собой в путешествие.
– А что обычно берут с собой паломники и странствующие йогины? – ответил тот вопросом на вопрос.