го пехотинца. И все вокруг переменилось. За прошедшее лето он вытянулся и когда загорелый появился в новой школе, то с удивлением обнаружил, что и женская половина класса стала проявлять к нему повышенный интерес. Егор подружился с Денисом — добродушным здоровяком, первым в шеренге по физкультуре. Денис не умеет резко реагировать на подколы, он очень спокойный и добрый, даже несколько флегматичный. Они прекрасно дополняли друг друга.
И тогда случилось то, что бывает только в плохих фильмах. Подходил к концу сентябрь. Бабье лето было очень коротким в этом году, и деревья стояли уже красно-желтые, полыхая на осеннем ветру, как факелы. Егор подхватил простуду и три дня просидел дома, и за это время в их школу, и именно в их класс, перевели Верзилу Логинова. И Денис сразу оказался в шеренге вторым. Но он даже и не собирался бороться за место под солнцем, Денис был рожден не для этих вещей. Он равнодушно отнесся к утраченному первенству, даже не догадываясь, как это было важно для Егора. Счастливый человек Денис был вне борьбы.
— Что ж, — философски заключил Егор Тропинин, — нельзя вечно выдавать себя за кого-то другого. Видимо, надо отстаивать все свои права, если ты, конечно, в состоянии. А если нет, то, значит, и прав у тебя никаких нет.
Егор понял, что он остался с Верзилой Логиновым один на один.
— Ой, а наша девочка подросла! — была первая фраза Логинова, когда он увидел Егора.
В классе воцарилась мертвая тишина: новенький не только самый здоровый, он еще и задиристый.
— Ой, и извилинки лишние небось появились! — Глаза Логинова бегали по сторонам — он был доволен произведенным эффектом. Улыбка самодовольная и очень некрасивая.
— Лишних извилинок не бывает, дорогуша, — спокойно ответил Егор. — Просто для некоторых лишние— все, кроме одной, на которой он сидит.
Класс грохнул, все смеялись, а Егор подумал, что сегодня будет очень больно. Он не ошибся.
Логинов с компанией поджидал их с Денисом в парке. Когда Егор увидел этих молодцов, покуривающих на пятачке бывшей танцплощадки, он сразу все понял.
— Денис, иди домой! — быстро проговорил Егор. — Ты здесь ни при чем.
— Брось ты, — добродушно улыбался Денис. — Подумаешь, пошутили, подкололи друг друга. Очень даже весело. Брось…
— Денис, это старая история… Пожалуйста, иди домой.
— Да перестань ты, стоят себе ребята, курят, может, они и не нас поджидают.
— Нет, ждут нас…
А Денис, все еще продолжая улыбаться, обратился к Логинову и его приятелям:
— Чего, мужики, нас, что ли, ждете?
— Заодно и тебя, — ухмыльнулся Лопоухий Толик. — Не повезло тебе… Шел бы своей дорогой, но теперь уже поздно.
— Мужики, если у нас возникли какие-то проблемы, давайте спокойно разберемся…
Удар снизу в челюсть сразу сбил Дениса с ног. Несмотря на массу. Это был конек Логинова. В драке он не имел равных. Денисом занялись остальные. Логинов, улыбаясь и подбрасывая в руке свинчатку, неспешно двинулся к Егору.
— Тропинин, тебе сейчас будет очень больно… И так будет каждый день, пока не выработаем рефлекс: увидел меня, вскочил и кричишь: «Я паршивый петух, я паршивый петух!»
— Что за чушь…
— Не нравится?! Можно и так: «Я гнусный раб, а вон идет Коля Логинов — мой хозяин».
— Корявая фраза, — сказал Егор. — Ты, Логинов, большой придурок.
— Может, и корявая, но рефлекс выработаем.
А потом Логинов занес руку, и все перед глазами Егора потемнело. Логинов сыпал удар за ударом, а Егор уже стоял на коленях, стараясь прикрыть руками то, что еще можно было прикрыть. В какое-то мгновение он увидел, что Денис вскочил — видимо, здоровяка порядком вывели из себя — и нанес приятелям Логинова пару удачных ударов. Тогда Логинов оставил избитого Егора в покое, а Лопоухий Толян — паршивая овца, как шакал при Шерхане, — бросился Денису сзади под ноги, и Логинов просто толкнул его… Здоровый и несколько неуклюжий Денис повалился на землю, и тут Логинов подскочил к нему сбоку и нанес свинчаткой удар сверху по голове. Денис застонал и обмяк, его короткие волосы увлажнились от свежей крови.
— Ты чего, Колян, ты его не пришиб?
— Хрен знает, сматываемся!..
Денис держался руками за голову и стонал, а Логинов со товарищи бросились бежать. Егор поднялся и, шатаясь, подошел к другу:
— Денис, Денис, ты как, цел?
— Цел, только голова кружится…
— Очень больно?.. Сволочи!
— Просто кружится так, в разные стороны… Головой вожу, как будто что-то большое, как ватой наполнили…
— Что большое?.. Дениска, потерпи…
Егор достал из рюкзака бутылку пепси, открыл ее зубами и стал лить Денису на лоб:
— Потерпи… Хлебнешь глоток?
— Давай… Ой, вот сейчас повернул голову, как будто что-то пустое внутри, ватное…
— Да нет, все нормально, это тебе кажется. Сейчас… Ты уже не бледный. Сволочи!
— Да, ты прав, сволочи… И за что? Опять кружится. Как ты думаешь, я не стану инвалидом? У меня там как большая полость.
— Не, ты что! Если тебе легче, то, наверное, самое страшное позади. Просто кожа на голове рассечена.
Егор помог Денису подняться и отвел его домой. Он обещал заглянуть через часок. Потом Егор пошел к себе и, как только оказался дома, даже не взглянув в зеркало, направился в кабинет отца. К счастью, стол оказался незапертым. Егор выдвинул средний ящичек и из-под стопки каких-то бумаг извлек тяжелый газовый револьвер. Затем он спрятал его под курткой и отправился на улицу. Он знал, где искать Логинова. Скорее всего тот сейчас в своем старом дворе рассказывает таким же подонкам, как сам, какие они герои.
Егор не ошибся. В самом центре уютного московского двора, под пожелтевшими кленами, были расположены теннисный стол и несколько лавок. Там они все и сидели. Играли — кто в теннис, кто в карты.
Егор направился прямо к ним. Когда Логинов его увидел, он сразу начал кричать:
— Что, Тропинин, тебе мало?! Пришел еще? Еще хочешь получить?!
Но Егор уже видел испуг в глазах Логинова.
— Колян, это ты, что ль, его так разукрасил? — спросил кто-то.
— Я! Сейчас еще добавлю…
— Не добавишь, паршивый придурок!
— Чего?! Оборзел?..
— Больной садист.
И Егор извлек из-под куртки револьвер.
— Ты чего, ты, козел! Такими вещами не шутят! Спрячь немедленно!
— Я не шучу. — Егор взвел курок. Логинов, словно завороженный, глядел, как барабан повернулся.
— Запомни, Коля Логинов и вы все, в следующий раз здесь будет пуля. Если подойдешь еще ко мне или к Денису ближе чем на пять метров, здесь будет пуля! Запомни, КОЛЯША…
И Егор спустил курок. Сухой выстрел, эхо в осеннем небе, перепуганные птицы. Логинов повалился на землю, все бросились врассыпную. Газ начал разъедать глаза. Егор убрал пистолет и зашагал прочь. Казалось, он идет как во сне. Никто его не останавливал, да он ни от кого и не прятался. Соседские старушки решили, что это опять какие-то опасные шалости «этой нехорошей компании». Придя домой, Егор положил револьвер на место и направился в ванную. Из зеркала на него смотрело опухшее лицо, губа и нос были рассечены, на ухе была рана, и она кровоточила. «Припухлости под глазами завтра станут синяками», — подумал Егор и увидел, как по его щекам текут слезы.
— И пусть слезы! — горько проговорил Егор. И расплакался. Расплакался, как маленький.
С тех пор прошло почти три месяца. И Егор, и Денис, и Логинов старались больше не вспоминать о происшедшем. Даже странно, как будто ничего и не было. Логинов иногда что-то бурчал себе под нос, но дальше этого дело не шло. Только многие за глаза стали называть Логинова Коляшей. Он делал вид, будто этого не знает.
Осень сменилась зимой, и вот Егор идет по хрустящему свежевыпавшему снегу к своему другу Денису на четырнадцатый день рождения. Кругом наклеены портреты каких-то подозрительных типов из тех, что без конца вещают по телевизору, — скоро выборы. Родители Егора о чем-то постоянно спорят на кухне с друзьями, а потом называют себя «вшивой российской интеллигенцией» и говорят, тяжело вздыхая:
— Что нас ждет впереди?!
А Егор думал, что они все скорее всего рехнулись. От привычки все видеть в дурном свете да еще увлекаться политикой. Какая тоска! Ведь в мире столько интересного, и все будет хорошо. Взять хотя бы их отношения с Денисом. После этой драки они стали настолько близки и неразлучны, что Егор иногда недоумевал, как это они раньше не нашли друг друга. Казалось, они дружат всю жизнь, а не каких-то там (от весенних каникул до декабря) девять месяцев.
Егор сделал Денису прекрасный подарок: две кассеты с самыми свежими фильмами ужасов и мистики (включая «Дракулу» Френсиса Копполы) и трехтомник Стивена Кинга. Уж неизвестно почему, но Денис все это обожает. Егору тоже нравились вещи в таком духе, но на самом деле фильмы он любил другие. Конечно, и фантастику, и приключения, и динозавров он смотрел с удовольствием, но больше всего он любил «настоящее» кино. Европейское и отечественное. И очень редко что-нибудь стоящее удавалось снять американцам. Ну, кроме молодых ребят из Нью-Йоркской школы и этой вездесущей компании Великого и Ужасного Тарантино. Мама Егора была, как она сама себя величала, киноманкой и таскала его с собой в «Иллюзион» смотреть фильмы Феллини и другую классику. Егор это помнил. Он любил маму. А Денису его мать, казалось, тихо действовала на нервы. Она была художницей, и, к своему великому стыду, Егор прозвал ее «отмороженной» или «декаденткой». Денису он об этом не говорил, но никак не мог понять, как у такой эксцентричной мамаши мог вырасти такой спокойный и уравновешенный сын. Сама она называла себя Люси. Денис и все окружающие — тоже. Люси расхаживала по квартире в каких-то немыслимых нарядах — разноцветных шалях с кисточками, хламидах и кимоно, исписанных диковинными знаками, — и постоянно пила пиво. При этом она оставалась на зависть подругам подозрительно худой. Отца у них не было. За свою жизнь Денис выслушал все возможные версии собственной безотцовщины: от традиционной — капитан дальнего плавания — до весьма экстравагантной — агент КГБ, внедренный в западный шоу-бизнес в роли кинозвезды. Несколько раз, когда количество выпитого пива превышало критическую норму, Люси устраивала