Горлопан все точно рассчитал: сказал, что поехал к родственникам, а в это время сообщил своим соратникам о нас и вернулся в трактир. Все остальное было делом техники. Парни Неназываемого ворвались в трактир, подстрелили слуг, Маркауз с воинами укрылся на кухне, а Горлопан инсценировал свою смерть и был таков вместе с помощниками и нашим ключом. Кто, ну кто связал бы Дикого с Неназываемым? Да никто! И о Горлопане мы бы больше никогда не услышали, исчез бы он с нашей дороги, если бы не слуги Хозяина, отобравшие у шакалов Горлопана ключ.
– Давно, очень давно Гаррет, – усмехнулся предатель. – Ты не представляешь, сколько поколений моей семьи помогают вернуться Владыке в Валиостр.
– Но ты ведь Дикий. Как ты мог?
– Гаррет, ты мне глубоко симпатичен, но не надо мне говорить про Диких! Я отдал им четырнадцать лет жизни только потому, что Неназываемый велел мне и другим Верным сделать это.
Слуги Неназываемого называют себя Верными? Ха!
– И много вас среди нас? – Голос Угоря излучал вселенское спокойствие.
– Что ж, я отвечу тебе, дружище, – улыбнулся предатель. – Теперь тебе это можно узнать, и знаешь почему?
– Потому что вы не выберетесь из этого подвала, – наконец-то открыл рот человек с лиловым носом и визгливо захохотал. Я узнал его голос – именно этот гад хотел прибить меня, когда я отходил от удара об стенку после гонки на повозке.
– Заткнись! – резко одернул своего напарника Горлопан. – Нас было шестеро, шестеро тех, кто стал ушами и глазами Неназываемого среди Диких Сердец, Угорь. Удивлен? Ты был бы еще сильнее удивлен, если бы узнал имена. Одно я тебе, так и быть, по старой дружбе назову. Помнишь Огрызка – помощника капитана Сыча? Он был главным в нашей группе, жаль, что Верный так и не вернулся из Безлюдных земель.
– Жаль, что ты не остался вместе с ним, – глухо сказал Угорь.
На этот раз гарракец не смог скрыть своих истинных чувств. И ежу было понятно, как он потрясен, узнав, что в Дикие Сердца затесались сорняки-предатели. ШЕСТЕРО! Немыслимо!
– И остался бы, не вытащи ты меня из той заварушки, – согласно кивнул Угрю Горлопан. – Ну ладно, это дело прошлое, и для разговоров у нас еще будет время. А пока я просто пришел вас проведать и узнать, что вам нужно. Напои их!
Последние слова адресовались Лиловому Носу. Горлопан пошел к выходу, но я его окликнул.
– Горлопан!
– Да, Гаррет?
– А это того стоило?
– Стоило что? Четырнадцать лет жизни коту под хвост или служба Владыке?
– Второе.
– Ты не понимаешь, Гаррет, и не поймешь. Ни ты, ни Дикие, татуировкой которых я испоганил свое тело. Для вас Неназываемый – зло. Чистое, незамутненное зло – и ничего больше.
– Эк как ты заговорил, – пробормотал Угорь.
– Ты привык видеть Горлопана вечно ноющего, спящего и недовольного всем светом, дружище? – Горлопан впервые за все время улыбнулся. – Горлопан! Если бы ты знал, как мне надоела эта собачья кличка! Четырнадцать лет я был собакой, четырнадцать лет я гавкал для вашего короля! У меня есть имя, и я, может быть, даже знатнее тебя, гарракец, скрывающий свой титул.
– Знатность тебя уже не спасет, я убью тебя без всякой дуэли.
– Все может быть, но вряд ли, – поморщился Горлопан. – Что же насчет твоего вопроса, Гаррет, – стоило. Это того стоило. С самого начала. Если бы не Рог Радуги, Неназываемый давно бы сокрушил династию Сталконов.
– Столько сотен лет ненавидеть какую-то династию! Твой Неназываемый сумасшедший!
– Сталконы сделали его таким! Сталконы очернили имя лучшего мага Ордена перед народом! От него отвернулись все, все кого он любил, включая брата-близнеца, жену и детей! У него не оставалось другого выбора, как Кронк-а-Мор и бессмертие! А теперь он хочет отомстить!
– Мстить некому. Все уже давно мертвы, а его брат Грок давно лежит в могиле Храд Спайна.
– Наш разговор ни к чему не приведет, – покачал головой Горлопан и вышел из камеры.
– Горлопан! – рявкнул Угорь, и я подскочил от неожиданности.
– Да? – Удивительно, но он вернулся.
– Помни, я вырежу тебе сердце!
Горлопан ничего не сказал, лишь цепко с прищуром взглянул на связанного гарракца, криво и не очень-то уверенно ухмыльнулся и вышел вон.
– Вот вам вода. – Лиловый Нос поставил перед нами две миски.
– И как, по-твоему, мы будем пить со связанными за спиной руками? – спросил я у него.
– Это уж, звиняйте, не моя проблема. Я не самоубийца и руки вам распутывать не буду. Поищите дурака в другом месте. А вообще, дам я вам совет: можете не пить – все равно вам недолго осталось.
– Зачем же сюда тащили? Шлепнули бы на улице.
– Да я бы с радостью, особенно такого говорливого, как ты, но нельзя. А зачем вас схватили, вопрос любопытный. Но это вы у Ризуса спросите, когда он приедет посчитать ваши кости. Хр-ха!
Лиловый Нос направился к выходу.
– Эй, быдло! – негромко окликнул тюремщика Угорь. Голос гарракца просто сочился презрением высшего к низшему. – Кто этот Ризус?
– Быдло? Это ты меня быдлом назвал? – Лиловый Нос сжал кулаки.
Он подскочил к гарракцу и замахнулся на него кулаком. Угорь не отвел взгляда, и Лиловый Нос так и не решился ударить.
– Хотите узнать, как вы умрете? – нехорошо усмехнулся Лиловый. – Вас сожрут ваши соседи по камере. Впрочем, я вас сейчас познакомлю.
Лиловый Нос подошел к железной двери и с натугой отодвинул визжащий засов. За дверью оказалась мощная кованая решетка, преграждающая проход в следующую камеру. Я с неприятным удивлением заметил, что на нижней части решетки осталось нечто, похожее на следы зубов. Кто-то усиленно пытался прогрызть в преграде проход на свободу, и этот кто-то мне очень сильно не понравился. Тварей, у которых во рту такие зубы, лучше обходить стороной. Желательно за лигу.
– Я их три недели не кормил, так что от вас даже косточек не останется! Оставляю дверь открытой, чтобы вы смогли насладиться их видом. Когда Ризус с вами потолкует, я поверну рычаг в коридоре, решетка поднимется, и кого-то скушают, хе-хе!
Лиловый еще раз премерзко хохотнул и покинул камеру.
– Что там, Угорь? Тебе не видно? – напряженно спросил я у гарракца.
– Ш-ш-ш! – зашипел на меня воин, не отрывая взгляда от решетки и темноты соседней камеры. – Не нравится мне это.
– Еще бы, когда оттуда такая вонь! – согласился я с ним.
Запах из-за решетки заставлял немножечко паниковать. Он оказался не слишком уж и резким – это было всего лишь слабое дуновение той вони, которая обычно предшествует запаху, но и этого легкого дуновения было достаточно, чтобы я насторожился. Так пахло гнилое мясо. Так пахла падаль. Так пахли трупы.
– Этот сукин сын держит у себя оживленного мертвеца! – воскликнул я.
– Похоже, мы пришли к одному и тому же мнению.
За решеткой властвовала тишина и тьма. Ни шевеления…
Меня передернуло – быть сожранным ходячим трупом, оживленным с помощью хаотичной магии огров, до сих пор самостоятельно парящей над нашим миром. Страшная смерть!
Угорь заерзал и опрокинул свою миску с водой.
– Что ты делаешь? – обратился я к нему.
– Пытаюсь встать на ноги, что и тебе советую сделать. Надо отсюда выбираться.
Встать на ноги оказалось не так уж и сложно, к счастью, нам связали только руки, и после минутных усилий и я и Угорь уже крепко стояли на своих двоих. Сложнее было перевести связанные руки из-за спины вперед. В итоге получасовых упражнений и одновременного наблюдения за решеткой мы вновь уселись на солому, так и не достигнув желаемого результата. Руки как были связаны за спиной, так там и остались. Веревка из арта додтверждала свою легендарную надежность.
– Знали бы мои родственники, как я низко пал! – ни с того ни с сего расхохотался Угорь. – Сначала угодил к Диким, теперь оказался за решеткой и готовлюсь стать завтраком для полусгнившего мяса! Узнай об этом отец, его бы второй удар хватил!
– Ты о чем? – вырвалось у меня.
Угорь посмотрел на меня и горько усмехнулся:
– Я стал Диким около десяти лет назад, Гаррет. Дикие Сердца – моя новая семья, а Одинокий Великан – мой новый дом. Я отринул все, что было в моей прошлой жизни, я стал тем, кого раньше в большей степени не любил и не очень-то уважал. У нас в Гарраке не любят тех, кого вы называете Дикими. Сам знаешь почему.
Кто же не знает? Однажды, в далекие седые времена Вастарской сделки, Дикие наголову разгромили «Дракона»[21] Гаррака.
– Двадцать семь лет своей прошлой жизни я носил другое имя, Гаррет. Горлопан правильно сказал – у всех Диких раньше были имена. Поменять свое родовое имя, которое с гордостью носили мои предки, на кличку Угорь – что, кажется, должно быть страшнее для дворянина? Ты слушаешь меня, Гаррет?
Я старался не только слушать, я старался даже не дышать, чтобы не прервать речь Угря. По словам Сурка, никто среди Диких до сей поры не знал, кем был Угорь и чем он занимался, прежде чем прийти к Одинокому Великану, хотя все чувствовали, что гарракец не простого рода. Он всегда держался на расстоянии от других, всегда был спокоен, холоден, не болтлив и великолепно владел парными клинками дворянского сословия Гаррака. Угорь был загадкой для многих, в том числе и для меня. Скала, Лед, Непробиваемый, Молчаливый, Холод – вот те немногие прозвища, которыми наградил воина Кли-кли.
То, что Угорь сейчас изливает мне душу, было несколько неожиданным для него поступком. Он не был склонен к сантиментам, и некоторые из Диких до сегодняшнего дня считали, что Угорь унесет тайну своего появления в Одиноком Великане в могилу.
– Мой отец – «зуб Дракона», Гаррет, – продолжил Угорь. – Тебе известно, что это означает?
Мне хватило сил лишь на то, чтобы ошеломленно кивнуть. «Зуб Дракона» – высший воинский чин в армии Гаррака! «Зубом Дракона» по вековой традиции могли становиться только близкие родственники короля, а из этого следовало, что в Угре течет королевская кровь! Это не простой дворянчик, это даже не герцог! Это кронгерцог с правом наследования трона, если род короля неожиданно прервется.