– Бревно! – огорченно плюнул Делер. – Стоило ли тащить его столько времени?
– Эх! – огорченно сказал Арнх. – А я – то уж думал!
– Как бревно?! При чем тут бревно! Я не мог поймать бревно! – возмутился Кли-кли.
– Смирись, друг, – засмеялся Басс, и тут это бревно распахнуло пасть, в которой при желании мог поместиться целый человек.
– Мама! – Вот и все, что сказал Кли-кли, падая от неожиданности на спину.
– Сом! – заорал Дядька. – Да какой здоровенный-то!
Тут сом понял, что Диких пастью не впечатлить – в Безлюдных землях и не такое видали, – и попытался освободиться из плена. Вода вскипела, Медок упал на колени, но веревку из рук не выпустил, Арнх стиснул зубы, стараясь удержать огромную рыбину. Все, кто был на берегу, включая и меня, бросились им на помощь.
Общими усилиями сом оказался на берегу. Огромное черное тело было покрыто водорослями и ракушками, длинные черные усы, два белесых глаза-буркала свирепо косились на нас, рыба жадно открывала рот, грозясь слопать любого, кто осмелится подойти к ней достаточно близко. Из губ чудовища торчал целый арсенал разномастных крючков. Длиной рыбина была ярдов двенадцать, а об ее весе страшно было подумать.
– Что здесь у вас происходит? – К нам подошла Миралисса.
– Миралисса, а я рыбу поймал! Чес-слово! Во какая большая, они мне все помогали ее тянуть, но поймал я! Правда, здорово?! – хвалился Кли-кли.
– И что ты с ней будешь делать?
– Даже не знаю… – задумался Кли-кли. – С собой возьмем!
– Есть эту дрянь? – скривился Халлас. – Да ему лет восемьдесят, не меньше! Мясо старое, болотом небось воняет! Ну его! Лучше давай отпустим!
– Отпустим? – задумался Кли-кли, а затем, решив проявить благородство победителя над побежденным, важно кивнул: – Можно и отпустить. Плыви, рыбка, и помни, что дохлые кошки доведут тебя до беды. Ну вы… это… Столкните его в воду, что ли?
Сом, сам не веря своему соминому счастью, поднял в воздух целый водяной столб и исчез в черной глубине реки.
– Ты, кстати, мне деньги должен, – напомнил Басс Халласу.
Гном недовольно фыркнул и полез в кошель.
– Гаррет, а ты видел, какую я рыбу поймал?! Здорово, да?!
– Молодец, Кли-кли, ты самый настоящий рыбак, – польстил я самолюбию гоблина.
– Нет, ты правда так думаешь, а? – Он даже остановился на мгновение, услышав от меня такие слова.
– Правда, – вздохнул я. – А теперь иди, сгрызи морковку и успокойся.
– У меня нет морковки, – разочарованно развел руками Кли-кли. – Еще позавчера кончилась.
– Сожалею.
– Эй, Кли-кли! Помоги Сурку принести дров, – распорядился Дядька.
– Это я щас! Это я мигом! – Неунывающий гоблин уже забыл о рыбе и унесся помогать Сурку.
Пока разожгли костер, пока Дядька, принявший дежурство по кухне у Халласа, приготовил еду, пока мы собрались, – наступило раннее утро. Небо уже полностью просветлело, солнечный свет прогнал звезды, и лишь бледный призрак месяца тонким серпом висел над самым горизонтом. Вернулся паромщик в окружении шести здоровых детин-работников и сказал, что мы можем отправляться хоть сейчас.
– Только, господа хорошие, вы все сразу не влезете. Вас вон сколько, да еще и лошадок немало. В два захода смогу перевезти.
– Ни к чему, – ответил Алистан, отсчитывая паромщику шесть серебряных монет. – Я вижу, что ваш сосед тоже на месте, так что остальные переправятся у него.
– Ничего у вас не получится, милорд, простите мне такие слова. Профессиональная гордость у нас. Он не станет моих клиентов возить, а я его, так уж повелось. Придется вас в два захода, так что прошу покорнейше простить меня.
Соседний паромщик и его помощники угрюмо и недружелюбно смотрели на своего конкурента.
– В два, так в два, – согласился Алистан. – Дядька, распределяй ребят на два захода.
– Лодки, – буркнул Халлас, опасливо посматривая в сторону парома. – Ненавижу лодки!
Лицо гнома было цвета нежной весенней зелени.
– Да ладно тебе, Халлас, – усмехнулся Арнх, звеня кольчугой. – Гляди, волн нету, вода гладкая, переплывешь, и ничего с тобой не случится.
– Вот только как начнет качать паром вве-е-рх вн-и-и-з, в-верх, вн-и-из, так ты и узнаешь, какой у нашего мотыжника желудок, – усмехнулся Делер.
– Заткнись, тыква! – сглотнул Халлас, со страхом смотря на реку. – И без тебя тошно!
– Ну так иди в кустики, чтобы народ не смущать, и поблюй, – посоветовал добрый карлик.
Халлас застонал и сжал рукоять боевой мотыги.
– А ты песенку пой, – предложил гному Кли-кли. – Мне помогает.
– Правда? – В глазах у гнома сквозило недоверие вперемешку с надеждой. – А чего петь-то?
– Ну, спой «Молотом по топору». Или «Песнь безумных руд окопов». – Делер хлопнул по спине Халласа. – Прошу на борт!
Гном сглотнул, позеленел еще сильнее, в сотый раз сообщил всем, что он ненавидит лодки, и шагнул на паром.
– Кли-кли, давай, – мотнул седой головой Дядька.
– Ну уж дудки! Я с Гарретом поплыву!
– Твое дело, тогда Фонарщик. Все, отчаливайте, мы следующие!
– Навались, ребятушки! – крикнул паромщик со своего места.
Работники налегли на барабан, зазвенела выбираемая цепь, и паром поплыл к противоположному берегу.
Здесь, на берегу, остались я, Кли-кли, Дядька, Арнх и Угорь вместе с вьючными лошадями. Второй раз парням паромщика не придется так налегать на рукояти барабана.
К этому времени паром преодолел четверть пути, и безмолвную утреннюю тишину нарушило пение Халласа. Я не завидовал тем, кто сейчас был на пароме – певец из гнома, как из меня фея с крылышками. Халлас орал во всю глотку, фальшивя и завывая так, что его песня была слышна даже в Болтнике. Жители городка вряд ли скажут гному спасибо за такое чудесное утреннее пробуждение.
– Во распелся-то, – хмыкнул Арнх, закидывая ножны с мечом себе за спину. К неизменной кольчуге прибавилась кожаная куртка с нашитыми на нее пластинками, поножи, наручи и кольчужные перчатки. Арнх поймал мой озадаченный взгляд. – Пограничное королевство близко, надо вернуться на родину во всеоружии.
– До Пограничного королевства двухнедельный переход…
– Ну и что?
Х'сан'кор поймет этих жителей Пограничного королевства. Их мясом не корми, дай только напялить на себя побольше железа. Близость к восточным лесам Заграбы – владениям Первых – творит с людьми довольно странные штуки.
Между тем Халлас не успокаивался и надрывался за двоих, грозясь перепугать всю округу.
Безусый иль немолодой,
Мальчишка иль старик седой,
Коль дух твой молод!
Зимой и в летнюю пору
Услышишь, как по топору
Ударит молот!
В тот час, когда замолкнет хор
Лесов, что у подножья гор,
В безмолвном страхе!
И из могил со всех концов
Восстанут сотни мертвецов
В могильном прахе!
И обнажится кость земли,
Что не увидишь ты в пыли,
И реки – вены!
В один удар, в один напор,
Пронзят беззвучно сердце гор,
Ломая стены!
Под этот битвы страшный шум
Войдут без страха и без дум
Армады мертвых!
Их встретят тысячи бойцов —
Цвет бородатых молодцов,
На руку твердых!
Сойдутся в схватке щит на щит
Так, что и сталь там затрещит
И меч согнется!
И дрогнет нежити стена,
Враз побелев, как седина,
И распадется!
Те ж, что останутся стоять,
В себе не в силах удержать
Безумья волны!
Вновь, распалясь, промеж собой,
Учинят снова этот бой,
Бессилья полный!
И оросится борода
Предсмертной кровью, что всегда
Пыл остужает!
Гуляет бойко меж голов
Спор молотов, стук топоров,
Род освежая!
Старуха-смерть, в конце концов,
Обрядит бережно бойцов
В могильный холод!
В мороз и в страшную жару
Мы ждем, когда по топору
Ударит молот![28]
Три раза Халлас не успевал закончить куплет и перегибался через борт парома, извергая утренний завтрак в воду.
– Эк его разобрало-то, беднягу! – сочувственно вздохнул Дядька.
Паром между тем ткнулся в берег, и маленькие фигурки людей, в которых я едва различал своих спутников, стали выводить лошадей. Одна из фигурок упала на берег, да так и осталась лежать. Кажется, это был Халлас.
Паром двинулся в обратном направлении.
– Готовимся. Арнх, подводи лошадей.
– Гаррет, а Гаррет! Ты меня за руку будешь держать?
– Кли-кли, тебе опять неймется?
– Да нет, я серьезно! Я плавать не умею! А вдруг упаду?!
– Сядешь на середине парома и ничего страшного не случится, – успокоил я его, так и не поняв, то ли гоблин задумал очередную каверзу, то ли он действительно не умеет плавать.
– Я боюсь, – совершенно искренне шмыгнул носом Кли-кли.
Паром между тем набирал скорость, и через десять минут мы уже заводили на него оставшихся лошадей. Лошади не сопротивлялись. Перспектива прокатиться по речке их нисколько не пугала. Животные встали в специально сделанные для них на пароме стойла, и Дядька дал понять паромщику, что мы готовы отправляться.
– Навались!
Детинушки ухнули, барабан заскрипел, и мы поплыли.
О борта парома тихонько плескалась вода, доски пахли ряской и рыбой. Ивы на берегу постепенно отдалялись от нас.
– Кли-кли, что ты делаешь? – спросил я у гоблина, который свесил за борт ноги и полоскал их в воде.
– Чего делаю? Пытаюсь преодолеть свой страх перед водной стихией.
– Смотри, плюхнешься.
– Ты поймаешь, – беззаботно ухмыльнулся он.
Я сел с ним рядом и стал наблюдать, как медленно, но верно приближается к нам противоположный берег. На середине реки дул ветер, и паром стало плавно покачивать на незнамо откуда появившихся волнах.
Одна из лошадей испуганно всхрапнула и начала истерично ржать, норовя задними ногами выбить перегородку.
– Успокойте ее! Мне еще тут проблем не хватало! – крикнул паромщик.