Для него они прихорашивались, покачивали бедрами, целили в него своими новоприобретенными бюстами. Они таращились на него пустыми тусклыми глазами.
Их внимание пугало Джастина не меньше, чем привлекало.
— Привет, — сказала ему длинноногая, уставшая от жизни пятнадцатилетка.
Совершенно не зная, что ответить, он ее проигнорировал.
Они читали в его молчании тайну, воображали, какой он истерзанный жизнью и страстный.
Их интерес возбуждал его. У него так часто и произвольно случалась эрекция, что вожделение теперь превратилось в мучительную обузу. Он мечтал отдаться этим девушкам, таким властным и уверенным в своем безразличии. Мечтал отдаться в их холодные жестокие руки. Но все, что он знал о сексе, подсказывало, что в таком случае его ждут еще большие унижения. Очередная ловушка. Ему ничего не стоило оказаться в силках своей похоти. Он уже на три четверти там.
По дороге из одного класса в другой он увидел Миранду и Алекса. Они вышагивали по коридору рука об руку с таким чувством собственного величия, словно они премьер-министр и лорд-канцлер.
Это наши владения, говорило их сексуально удовлетворенное покачивание бедрами.
Когда они проходили мимо него, Миранда остановилась. Она медленно повернулась к нему, как к нижайшему подданному в грязной халупе в самые темные из темных веков, и мгновенной вспышкой своих идеальных миндалевидных глаз, едва заметным подрагиванием королевских ноздрей уничтожила его, направила свои бластеры на место, где он стоял, и — тыдыщ! — опустошила его.
Облачком пара он проплыл в библиотеку, нашел самый темный пустой угол и осел: несколько случайных молекул да израненная душа. Он занимал мало места.
Кругом сновали люди с обычной плотностью тел. Они ходили туда-сюда, мимо и сквозь него, обнимались по углам, обменивались сигаретами или косяками, посылали неприличные эсэмэски. Один даже заглянул в какую-то книгу.
Он заметил, что за ним уже давно наблюдает какая-то девочка.
Очередная фанатка, подумал он с горечью, и просочился сквозь стену книг, не успев увидеть, как она попыталась самую капельку ему улыбнуться. Это была хорошая улыбка без подтекста.
Он скукожился в маленький комок у стопки ежедневных газет, закрыл дематериализованные глаза и попытался утешиться своим относительно выгодным положением в миропорядке. Из заголовков он знал, что в странах со скудными ресурсами люди умирают от голода. Что землетрясения и ураганы убивают тысячи людей, что диктаторы и фанатики обращают свои народы в рабство, убивают детей, пытают врачей.
Питер прав. В сравнении с ними он самый везучий человек на свете. Пусть нелюбимый и не располагающий к любви, но зато сытый, устроенный, вполне здоровый. Не слепой, не хромой, не лишенный благ цивилизации. Если не считать, что он, словно плохой циркач, из последних сил сохраняет равновесие на надувном шаре; что земля бешено вертится и постоянно уходит у него из-под ног.
Он взял себя в руки и вышел из библиотеки.
Вот бы убежать подальше, туда, где районы переходят в окраины, а окраины превращаются в огороды; где тротуары становятся травой, трава становится изгородями, и земля делается мягкой и упругой от палой листвы. Ему нужно было подтверждение плотности его костей и эластичности его мышц. Ему нужен был ровный бодрый темп для поднятия духа, ритмичная дробь шагов в голове.
Он бежал один, все быстрее и быстрее, все дальше; он гнал свое либидо на тот свет и обратно. Он бежал, чтобы выжать похоть изо всех частей своего тела, выкачать панику и страсть из своих мозгов. Он бежал, чтобы перестать думать о шелковистых бедрах и волосах, кровавых обрубках, ледяных губах, о криках, стонах и голосах. Он бежал до изнеможения, чтобы наконец избавиться от бессонницы. Он бежал, чтобы обмануть безжалостный, ужасающе естественный сценарий его судьбы.
Бег ему, конечно, не помог, но, по крайней мере, он слишком устал, чтобы всю ночь не спать и дрочить.
41
Пока Джастин жил у Питера и Доротеи, Агнес не звонила ни разу. Ей казалось, что так будет лучше, но она ошибалась. Когда она наконец решила выйти на связь, к ее неимоверному облегчению, трубку взял Питер.
— У меня скоро выставка. — Голос у нее был взволнованный. — Я давно над ней работаю. — Поболтав несколько минут о том о сем, она положила трубку, так и не попросив Джастина к телефону.
Этот разговор сулил одни неприятности, но Питеру ничего не оставалось, как только ждать. Когда наутро за завтраком он передал сообщение Джастину, тот сделал вид, что ему все равно, но никого не убедил своим притворством.
— Почему именно ты влюбился в Агнес? — спросила Доротея, взяв у него из рук тост.
Питер искоса посмотрел на друга.
— С ней я почувствовал себя особенным, — сказал Джастин. — Интересным, что ли. И она такая… — Он помолчал. — Такая совершенная. Мне это льстило.
— Хм-м-м.
— В каком смысле — хм-м-м?
— Просто хм-м-м. — Некоторое время Доротея задумчиво жевала. — И этого достаточно, чтобы влюбиться?
— Достаточно ли лести? Видимо, мне хватило. Она любила заглядывать мне в глаза и придумывать разные способы, как меня спасти. Это, наверное, звучит убого.
— Да уж. — Взгляд у Доротеи был непроницаемый.
Джастин помолчал, зажав в руке хлебный нож.
— Возможно, все зависит от того, насколько ты отчаялся спастись.
— А насколько ты отчаялся?
— О, я король отчаяния, — сказал он. — Хочешь еще тост?
Питер выставил за дверь миску с кошачьей едой:
— Как знать, может, ты такой же, как все. Другие просто лучше скрывают.
— Раз лучше скрывают, значит, не в таком уж они отчаянии.
Доротея покачала головой:
— Ужасно быть тобой.
— Спасибо. — Джастин помрачнел.
— Какая разница. Все равно ничего не поделаешь. — Собрав хлебные крошки с ночнушки в ладонь, она натянула сапоги вместо тапочек и вышла в сад покормить птиц.
В следующий раз Агнес позвонила сказать, что ей надо выбраться куда-нибудь на природу. Не хотят ли они с Питером съездить с ней к морю? Ей нужно полюбоваться на дали, бушующее море, серое небо и широкие просторы.
— Я подумала, хорошо было бы с тобой и с Питером, — сказала Агнес.
«Со мной у тебя уже было, — безрадостно подумал Джастин. — Теперь хочешь и с ним?»
— Джастин?
«Сейчас же декабрь, — подумал он. — Там будет жутко холодно, уныло и неуютно, поэтому ты и не хочешь ехать одна. И вообще, не нашла, что ли, с кем постарше поиграть?»
— Ладно, — сказал он. Оставаться с ним наедине она не хотела, это ясно.
А Питер, похоже, был рад, что его тоже берут. Так что в следующую субботу они двинулись к дому Агнес. Было рано, и яркое солнце пробивалось сквозь темно-серые тучи, озаряя утреннее небо.
Приближалось Рождество, и Лутон вырядился до тошноты празднично. Они решили срезать через торговый центр, но едва войдя внутрь, зажмурились от нестерпимого сияния. Из динамиков на полной громкости неслась какая-то музыка, но что это — Мадонна или рождественский гимн, — было не разобрать. Боб заскулил и прижался к ноге хозяина, а Питер с Джастином переглянулись и выпучили глаза с притворным ужасом.
— Бежим отсюда! — крикнул Питер, и они рванули назад, за автоматические двери. На улице они расхохотались.
— О боже. Прямо как девятый круг ада.
— Мне надо найти один подарок для Чарли, — сказал Джастин. — Я уже везде искал, но от этого места меня воротит.
Питер кивнул:
— Рождественские покупки — это кошмар.
Они шли к дому Агнес молча, то и дело щурясь от солнца. Иногда Питер швырял Бобу пожеванное рваное кольцо. Пес даже не гнался за ним, а просто подпрыгивал на несколько дюймов, с каждым броском ловил его прямо на месте и возвращал Питеру с покорным смирением.
Когда они почти пришли, Питер вдруг обернулся к другу.
— Джастин, — спросил он осторожно. — Я все думал, что именно случилось у вас с Агнес. Если ты не против, что я спрашиваю. У вас вроде все хорошо шло, а потом… почему ты вдруг переехал к нам?
Еще недавно этот вопрос поверг бы Джастина в отчаяние, но теперь он только вздохнул:
— Мы переспали. Я признался ей в любви. Это было ужасно.
Питер задумался.
— С женщинами всегда непросто, — сказал он, взял у Боба кольцо и снова бросил, когда они повернули на улицу Агнес. — Я, конечно, могу только догадываться. Мой опыт по части женщин достаточно ограничен. То есть даже очень ограничен. — Он засмеялся. — По сути, мой опыт начинается и заканчивается сестрами.
— А мой начинается и заканчивается унижением.
— И оно того не стоило? — Питеру было по-настоящему любопытно.
— Только если тебе в кайф, когда тебя бросают.
Они позвонили в дверь, и Агнес отправила их в гостиную ждать, пока она соберется. Питеру и Джастину пришлось сесть на бывшую кровать Джастина; оба пытались игнорировать этот неприятный факт.
— Эй, выше нос, — прошептал Питер, как только Агнес вышла из комнаты. — Зато секс у тебя был.
— Скорее это я у него был.
Питер задумался, почему так редко люди ценят всю сложность момента. Он думал, каково это — потерять девственность, привлекать женщин и обладать некими загадочными качествами, которыми Джастин так их очаровывает.
Питер догадывался, что это за качества. В мрачной тревожности его друга было что-то и для него притягательное: его беспомощность, его желание (и неспособность) получить из дважды два хоть что-нибудь, кроме числа π. Он как будто совершенно не умел упорядочивать окружающую действительность, с трудом отличал голод от одиночества, гнев от любви, страх от вожделения. Питер не представлял, каково это — жить с такой странной прошивкой мозгов, но зрелище было завораживающее. Как будто наблюдаешь крушение поезда. Гнев и страх вернулись в комнату в ярко-зеленом дождевике по колено, до смешного длинном шарфе крупной вязки косичками и белых резиновых сапогах на каблуке.
— Что скажете? — спросила Агнес. — Нет, лучше молчите. Не потерплю, чтобы мне говорили гадости про мой загородный наряд.