Питер догнал его и радостно хлопнул по спине. С ним была девочка лет одиннадцати с густыми каштановыми волосами и такими же, как у брата, ясными бесстрашными глазами.
— Это моя сестра Доротея, — сказал Питер.
Девочка взглянула на Джастина и сразу узнала его. У него было то же выражение лица, что и при первой их встрече. На этот раз обошлось без фонарного столба, но это, похоже, не имело значения.
Джастин смотрел сквозь нее.
Он уже слышал этот голос.
И тут он вспомнил концовку детской песенки:
Беги, человечек, беги во всю прыть,
Не дай никому тебя обхитрить[5].
17
Не успел Джастин войти в дом, как зазвонил телефон.
— Джастин, — затараторила Агнес. — Ты сегодня потрясающе бежал. Я под диким впечатлением.
Он молчал.
— Джастин? В чем дело?
— Надо увидеться.
— Сейчас?
— Сейчас.
Джастин положил трубку. У его ног возник Чарли, и он поднял брата к себе на колени. Малыш обвил его шею руками.
— Я сегодня выиграл гонку, — тихо сказал ему Джастин. — Это был настоящий ад.
Чарли обнял его покрепче и быстро забормотал ему что-то на ухо. Джастин не мог разобрать слов, но ласковый тон мальчика его успокаивал. Они просидели так с минуту, а потом Джастин собрался уходить, аккуратно высвободившись из детских объятий. Чарли проковылял к окну и прижал лицо к стеклу, провожая взглядом старшего брата, который хлопнул дверью и исчез за поворотом.
На этот раз Джастин пришел в кафе вторым. Глядя, как он идет к ней через зал, Агнес не могла сдержать прилив гордости за собственное творение. Джастин выглядел выше, стройнее, грациознее. Мягкое серое пальто было небрежно накинуто на плечи. Он стал не таким дерганым, и даже его тревожность казалась привлекательнее, брутальнее. При других обстоятельствах она, пожалуй, могла бы на него запасть.
Джастин поймал на себе ее победный взгляд и на секунду задумался, кем она его считает: Пигмалионовой Галатеей? Монстром Франкенштейна?[6]
Он сел напротив. Агнес пристально на него посмотрела.
— И в чем же дело?
— Я опять его слышал.
— Кого?
— Голос.
— А. И что он сказал на этот раз?
— Он велел мне бежать.
Она помолчала.
— Думаешь, это был голос судьбы, или рока, или чего-то там еще?
— Беги, человечек, беги во всю прыть, не дай никому тебя обхитрить.
— Жуть какая. — Агнес поежилась. — Беги — в смысле делай ноги?
— Не знаю я, в каком смысле.
Его передернуло, и она положила руку ему на плечо:
— Я обычно в такое не верю. Но звучит правда зловеще.
Джастин помрачнел. Агнес махнула официантке и заказала чай, а затем участливо взглянула на него:
— А кроме голосов ты вообще как?
— Нормально, наверно. В школе на меня все пялятся.
— Пялятся по-хорошему или по-плохому?
— И так, и так, — вздохнул он.
— Ты против?
Джастин нахмурился:
— Да не то чтобы. Только я, наверное, надеялся…
Она ждала.
— Я надеялся, что со временем стану чувствовать себя лучше. Успокоюсь.
— А в результате?
— Даже если я не слышу голосов и не воображаю, как меня убивают снайперы, то все равно ощущение, будто я какая-то дерганая неоновая вывеска. А когда на меня смотрят девчонки, я чувствую себя куском сыра в мышеловке.
— Знаешь, как это называется, Джастин? Вожделение. Просто ты им нравишься. Потому что классно выглядишь.
Агнес встретилась с ним взглядом и на короткое мгновение ощутила жгучее покалывание в венах. Она тут же вскинула фотоаппарат и щелкнула. Портрет.
— По идее, тебе это должно нравиться, — сказала она мягко. — Ты должен чувствовать себя желанным.
Джастин взглянул на нее:
— Они не меня хотят, а какой-то гибрид из новой одежды и бессонницы.
— Слушай, Джастин, тебе пятнадцать лет, ради всего святого. Чего ты хочешь? Все меняются. Я в пятнадцать ходила в марокканских платьях и с африканскими гребнями в волосах.
— Дело же не только в стиле.
Она хмыкнула:
— Не рассказывай мне, в чем дело, мистер Вековая Мудрость. Я знаю, что дело не только в стиле. Но ведь ты сам захотел измениться до неузнаваемости. А я тебе периодически намекаю, что судьба — это не какая-то карга с прищуром, которая не узнает тебя в другой одежде.
Она зыркнула на него исподлобья:
— Господи, Джастин. Я все равно не верю во всю эту фигню. Но ты не идиот и не шизофреник, насколько я могу судить, вот я тебя и выслушиваю. Думаешь, я верю, что за тобой гоняется какая-то сверхъестественная сила? Встань на мое место. Я даже в зубную фею не верила. И сейчас не собираюсь начинать.
Он выдавил довольно вежливую улыбку и встал:
— Спасибо, что выслушала меня, Агнес. Понимаю, со мной сложно.
— Да сядь ты, ради бога, не убегай. — Но она отчетливо ощутила, что между ними не все гладко, что связь прерывается.
Агнес открыла сумку и протянула ему толстый журнал на плотной матовой бумаге.
— Вот, возьми хотя бы это, — сказала она. — Только сегодня вышел.
Он скрутил журнал как биту и вышел из кафе. На полпути к дому он бросил журнал в мусорный бак.
Агнес проводила его взглядом и вздохнула. Какой невыносимый мальчишка. И еще более невыносимо то, что не в ее силах его исправить.
18
На следующий день в школе к Джастину подошла девочка. Красивая, с темными волосами, презрительными губками и идеальными миндалевидными глазами. Его боковое зрение само собой стало высматривать, не прячутся ли за углом ее ехидные подружки.
К груди она, как щит, прижимала толстый журнал.
— Ты ведь Джастин. — Она говорила без интонации, глядя куда угодно, только не на него.
— Да.
— Отличные фотки, Джастин.
«Какие еще фотки?»
На этот раз она обратилась к стене напротив:
— Так что, идешь к Анджеле на вечеринку?
Джастин моргнул.
— Ну? — повторила она нетерпеливо. — Идешь?
Он уставился на девочку. У нее были совершенно невыносимо соблазнительные надменные глаза.
— Я даже не знаю, как тебя зовут.
— Миранда, — резко выдохнула она.
«Как ей подходит это имя — такое миражное, мирное, дурманное и надменное».
— Так что? — Она разглядывала потолок, раздраженно щелкая ногтями.
Ему мучительно хотелось ответить «да», пойти на вечеринку, угощать ее пуншем в пластиковом стаканчике, проводить потом домой, вдыхая прохладный вечерний воздух, предложить ей пальто и приобнять за плечи, чтобы согреть. Ему мучительно хотелось танцевать с ней, поцеловать ее на прощание у порога, прижать свои девственные губы к ее шелковистому розовому рту. Ему хотелось увидеть ее снова, позвать на свидание, на чашку кофе, в кино. Он хотел сидеть с ней рядом в темноте, вдыхать ее цветочный женский аромат, ощущать на лице прикосновение ее блестящих волос. Хотел уткнуться ей в шею, сказать, что любит ее, и затем запустить руку под ее лифчик с пуш-апом, погладить ее нежную грудь, зажать сморщенный сосок меж пальцев. У него перехватило дыхание, и он быстро сунул руку в карман, чтобы спрятать эрекцию.
Боб зарычал.
— Нет.
Слово вырвалось откуда-то из его солнечного сплетения, где окопалась его паранойя. Он не доверял этой девчонке. Это ловушка. Она словно ходячая взрывчатка. Противопехотная мина «Венера».
— Но спасибо, что пригласила, — добавил он, уставившись на плакат у нее за спиной, на котором был изображен прием Геймлиха[7].
Миранда побрела прочь, дрожа от злобы и унижения.
Джастин пошел домой и переоделся в спортивный костюм. Моросило. Тротуары блестели от маслянистой влаги и отражали убогую окраинную улочку. Он подозвал Боба. Тот поднял голову ровно настолько, чтобы увидеть серую взвесь дождя, и снова опустил.
— Гупый майсик, — с улыбкой пролепетал младший брат.
Джастин нетерпеливо глянул на Чарли:
— Да? А ты бы что сделал, умник?
Обескураженный мальчик задумался.
«Я не знаю точно всех обстоятельств, — сказал он, — но, как правило, стараюсь, чтобы все было как можно яснее и проще. Если я четко даю понять, чего хочу, остальным легче исполнить мои желания. Звучит банально, но обычно срабатывает».
— Утка, — сказал он отчетливо и указал на деревянную утку.
Джастин машинально встал и принес ему утку.
— Видишь? — сказал Чарли.
Как будто годовалый ребенок разберется с его проблемами, подумал Джастин. Он потрепал мальчика по голове и вышел из дома один, оставив за собой склизкий след жалости к себе.
Чарли посмотрел на утку и вздохнул.
Джастин закрыл за собой входную дверь и побежал, нарочно наступая в каждую лужу. Ему хотелось прочувствовать, каково это — разнести вдрызг все дома один за другим, пока в округе не останется ничего целого, только абстракции из блестящих осколков кирпичей и штукатурки. Кроссовки и носки пропитались грязной дождевой водой, но ему было все равно. Бегите сами, сказал он своим ногам, бедрам, ягодицам, лодыжкам, локтям, торсу, плечам и коленям. Ваше дело механика, а мне надо кое-что обдумать.
Его тело подчинилось, всегда готовое услужить.
Где-то на заднем плане раздавался мерный стук его шагов, ровных и машинальных. А на переднем его мысли свободно парили, как шлейф, за телом, летевшим по мрачным окраинам Лутона.
Он ненадолго прикрыл глаза и дал влажному ветерку охладить разгоряченный мозг. Он попытался его освободить, отключиться от всех унижений дня и слить их в землю, как воду из ванной. Затем медленно, постепенно он стал вдыхать мысли и снова заполнять ими голову. Он глубоко вдыхал носом, и в пустые полости его мозга вливались пары людей, идей, желаний.
Он вдохнул Агнес, кислотно-лимонную и сверкающую. Он — ее телепроект по созданию нового имиджа, вроде тех, где специальная команда профессионалов преобразует вашу кухню, ванную, сад, гардероб, личную жизнь. В отчаянии, в надежде он поручил ей обновить свои душу и тело, и она как могла старалась услужить. Не ее вина, что эксперимент провалился.