Когда царевич вырос и ему исполнилось шестнадцать лет, царь призвал его и сказал:
«Ступай учиться, сынок!»
«К кому же мне пойти в учение, государь?» — спросил царевич. Царь ответил:
«Отправляйся, сынок, в царство Гандхара, в город Таккасилу, и поступи в ученики к тамошнему всемирно прославленному наставнику. Вот тебе деньги: заплатишь наставнику за учёбу».
С этими словами царь вручил юноше тысячу монет и простился с ним. Царевич направился в Таккасилу и выучился там всем наукам. Напоследок наставник научил его пяти способам ведения боя, после чего царевич почтительно простился с учителем и, прихватив с собой пять средств ведения боя, пошёл назад в Бенарес. Путь его пролегал через лес, где властвовал яккха по имени Силесалома, что значит «Опутывающий волосами». Видя, что царевич собирается войти в лес, люди, стоявшие на опушке, стали его отговаривать: «Добрый человек, не заходи ты в лес: ведь это обитель яккхи Силесаломы. Он губит всех, кого только видит в лесу». Но, веря в свои силы, храбрый, словно лев, Бодхисатта бестрепетно пошёл через лес, покуда в самой его гуще не увидел перед собой яккху. Силесалома был ростом с пальму, голова его была — будто башня, венчающая дом, глаза — как два больших кубка для вина, из пасти, наподобие огромных красных корневищ, торчали два окровавленных клыка. Вместо носа у него был большой ястребиный клюв, брюхо играло всеми цветами радуги, а ладони и подошвы ног отливали синевой. При виде Бодхисатты яккха заревел:
«Куда идёшь? Стой! Я тебя сожру!» Однако Бодхисатта, стараясь запугать яккху, крикнул:
«Яккха, я верю в себя, потому и пришел. Смотри, не приближайся ко мне, иначе я пущу в тебя отравленную стрелу. Тут ты и найдёшь свой конец».
Говоря так, Бодхисатта вынул из колчана пропитанную сильным ядом стрелу и, натянув лук, выстрелил — стрела, однако, застряла в волосах яккхи. Во второй раз выстрелил Бодхисатта, но и со второй стрелой случилось то же самое. Вновь и вновь сгибал он лук, пока все пол-сотни его стрел не застряли в волосах на теле яккхи. Яккха одним движением стряхнул с себя стрелы, так что все они упали к его ногам, и двинулся на Бодхисатту. Царевич, безуспешно повторив свои угрозы, обнажил затем меч и что было мочи ударил яккху, но и меч его тоже застрял в волосах, а был меч в тридцать три вершка длиною. Метнул тогда царевич свой дротик, но и он запутался в волосах яккхи. Бодхисатта тогда ударил чудовище палицей, но и она тоже застряла в волосах яккхи. И вскричал тогда Бодхисатта:
«О яккха, ты никогда, видно, прежде не слыхал обо мне — царевиче Панчавудхе, а я, да будет тебе известно, и вступая в твой лес, и уже проникнув в него, — не полагался ни на лук, ни на иное оружие, а только на себя самого. Поэтому и пришел сюда. Сейчас я нанесу тебе такой удар, что от тебя останется лишь мелкая пыль!»
Издав боевой клич, Бодхисатта устремился на яккху и ударил его правой рукой. Рука его застряла в волосах. Бодхисатта ударил яккху левой рукой — и она застряла; ударил правой ногой, потом левой — и они запутались в волосах. Изловчившись, Бодхисатта боднул яккху головой, крича:
«Сейчас от тебя только пыль полетит!» — но и голова его завязла в волосах. И так воин, испробовавший все пять способов ведения боя, оказался связанным в пяти местах. Но и, повиснув на яккхе, Бодхисатта оставался столь же бесстрашным и не собирался сдаваться.
Тут яккха задумался.
«Этот человек наделен львиной отвагой, — размышлял он. — Хотя он и человеческой породы, но не похож на других людей: даже схваченным мной — ни капельки не боится. За то время, что я убиваю путников на дороге, ни разу ещё мне не попадался такой человек. Почему же всё-таки он не испытывает страха?» И, не решаясь сожрать царевича, яккха спросил его:
«Эй, юноша! Почему тебе чужд страх смерти?»
«А почему я должен бояться, яккха? — спросил в ответ Бодхисатта. — Прежде всего, каждый живущий умирает лишь однажды; кроме того, в моей утробе сокрыто особое оружие — «ваджира». Если ты сожрёшь меня, с «ваджирой» тебе не совладать: она перекрошит все твои внутренности, и оба мы погибнем. Вот почему я чужд страха».
Конечно же, под «оружием» Бодхисатта подразумевал сокрытое в нем знание, но его слова заставили яккху задуматься ещё сильнее.
«Этот юноша, без сомнения, говорит правду, — решил он. — Плоть такого человека-льва, даже если бы я отгрыз кусочек величиной с бобовое зерно, мне не переварить. Отпущу-ка я его». И, обуянный страхом смерти, яккха освободил царевича, сказав:
«Ты, юноша, — человек-лев, не стану тебя есть. Словно месяц, ускользающий изо рта демона Раху, ступай себе подобру-поздорову и живи на радость своим родным, друзьям и всему свету».
И сказал тогда яккхе Бодхисатта: «Я-то пойду своей дорогой, но знай, что именно в наказание за дурные поступки в прошлых существованиях ты и осуждён быть свирепым, кровожадным яккхой, питающимся плотью умерщвлённых тобой людей. Если бы в этой жизни ты в слепоте невежества своего по-прежнему творил зло, то и в новых рождениях пребывал бы таким же слепцом. Но отныне, после встречи со мной, ты уже не сможешь более творить зло: ведь отнимающий у живого существа жизнь возрождается либо в чистилище, либо в образе зверя, либо бездомным духом, либо демоном, а если даже он возрождается человеком, срок его существования недолог». Рассуждая далее в том же духе, Бодхисатта растолковал яккхе, каким злом для живого существа оборачиваются пять видов неправедных деяний и какие блага сулят пять видов праведных поступков. Устрашая яккху всевозможными способами и одновременно наставляя его в дхамме, Бодхисатта сумел обратить чудовище в свою веру, убедил его в необходимости быть кротким и научил пяти заповедям. Он возвёл яккху в сан лесного божества, которому приносят жертвы, призвал его напоследок быть стойким в усердии и удалился. Выйдя из лесу, он рассказал собравшимся на опушке людям обо всем происшедшем. Затем царевич, вооружённый всеми пятью средствами ведения боя, отправился в Бенарес и наконец свиделся со своими родителями.
Когда же, со временем, Бодхисатта воссел на престол, он правил царством в соответствии с дхаммой: подавал милостыню и творил иные добрые дела, — а с концом отпущенного ему срока перешёл в следующее рождение в полном согласии с накопленными заслугами».
И, заканчивая своё наставление в дхамме, Учитель — теперь уже он был Всепробуждённым — спел такой стих:
Кто отрешился от всего мирского,
творит добро, идя тропою дхаммы,
Сумеет, разорвав сансары путы,
достичь благоспокойствия ниббаны.
Продолжая разъяснять суть дхаммы, Учитель добрался и до горней сути архатства и во всей полноте открыл слушателю высочайшее из высочайших: растолковал ему величие четырёх благородных истин. Выслушав наставление, внимавший ему бхиккху вкусил от высшего плода архатства, Учитель же, слив воедино стих и прозу и связав прошлые и нынешние существования, так истолковал джатаку: «Яккхой в ту пору был Ангулиман, царевичем же Панчавудхой — я сам».
Джатака о царе обезьян
«Как повелитель обезьян, кто терпелив...» Эту историю Учитель во время своего пребывания в Велуване рассказал о Девадатте, покушавшемся на его жизнь. Услыхав о злобных намерениях Девадатты, Учитель сказал: «Не только теперь, о бхикшу, Девадатта замышляет убить меня, он ещё прежде пытался сделать это, но ему не удалось», и он рассказал историю о прошлом.
В давние времена, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, Бодхисаттва возродился в образе обезьяны. Когда он вырос, то стал величиной с жеребёнка и отличался необыкновенной силой. Жил он один на берегу реки. Посреди реки был остров, заросший манговыми, хлебными и другими плодовыми деревьями, а между берегом и островом торчал из воды большой камень. Бодхисаттва, который обладал силой слона, перепрыгивал обычно со своего берега сначала на этот камень, а оттуда на остров. Там он наедался вдоволь различных плодов, а вечером тем же путём возвращался обратно. И так изо дня в день.
А в этой реке жил тогда крокодил со своей женой. У жены его, видевшей, как Бодхисаттва прыгает каждый день с берега на остров, возникло желание отведать обезьяньего сердца, и она сказала крокодилу:
«Почтенный, я хочу отведать сердце этого царя обезьян».
«Хорошо, ты получишь его сердце», — отвечал крокодил и решил:
«Сегодня вечером, когда царь обезьян будет возвращаться с острова, я схвачу его». Он поплыл и забрался на камень, торчавший из воды.
Целый день Бодхисаттва бродил по острову, а вечером, собираясь возвращаться на свой берег, он посмотрел на камень, и ему показалось, что камень стал выше, чем раньше. «В чем же тут дело?» — подумал Бодхисаттва, так как, перепрыгивая с берега на остров, он обычно замечал уровень воды и высоту камня. «Сегодня уровень воды не повысился и не понизился, — подумал он, — а камень этот кажется больше. Наверное, какой-нибудь крокодил сидит на нем, желая схватить меня. Сейчас я испытаю его». И как будто бы разговаривая с камнем, он крикнул с острова: «Эй, камень!» — и, не получив ответа, ещё три раза обратился к нему. Но камень молчал.
«Что же ты, камень, сегодня не отвечаешь мне?» — сказал тогда Бодхисаттва. А крокодил подумал: «Наверное раньше этот камень отвечал обезьяне, отвечу-ка я ей сегодня».
«Что тебе, царь обезьян?» — сказал крокодил. «Кто ты такой?»— спросил Бодхисаттва. «Я крокодил». — «А зачем ты здесь сидишь?» — «Я хочу получить твоё сердце», — отвечал крокодил.
«Теперь я должен обмануть этого крокодила, — подумал Бодхисаттва, — другого пути у меня нет». И он сказал крокодилу: «Почтенный крокодил, я принесу себя в жертву тебе, ты только открой пасть, и когда я прыгну к тебе в пасть, тогда и хватай меня».
А как только у крокодилов открывается пасть, так сразу же закрываются глаза. И крокодил, ничего не подозревая, открыл пасть. И тут же глаза его закрылись. А Бодхисаттва, зная это свойство крокодилов, перепрыгнул с острова на голову крокодила, а оттуда с быстротой молнии — на другой берег.