«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисаттва родился в семье огородника. Когда же вырос, сам сделался огородником, и нарекли его Куддалака-пандит, «Пандит с лопатой». Взрыхлив лопатой свой участок земли, он выращивал там всяческую зелень, кабачки, тыквы, огурцы и прочие овощи и, продавая их, кое-как сводил концы с концами, ибо, кроме той самой лопаты, не было у него никакого иного богатства. И вот однажды он решил: «Брошу все и стану подвижником. Что проку в этой мирской жизни?» И он зарыл свою лопату в укромном месте и стал отшельником. Но мысль о лопате его преследовала, и, не в силах совладать со своим стремлением к мирской жизни, он из-за этой затупившейся лопаты вновь воротился в мир. Так повторялось и дважды, и трижды. Шесть раз пытался он, припрятав лопату, сделаться отшельником, но вновь и вновь поддавался соблазну и возвращался в мир.
А на седьмой раз подумал: «Из-за этой лопаты я все время схожу с пути подвижничества. Заброшу-ка я её в большую реку и уйду в отшельники». Пришел он на берег и, рассудив, что, если увидит, куда упала лопата, то непременно придёт искать её сюда, ухватился за рукоять, поднял лопату над головой и, крутанув её с силой три раза, — а был он сильным, как слон, — зажмурился и швырнул лопату на самую середину большой реки. И громким, будто львиный рык, голосом троекратно возвестил: «Я победил! Я победил! Я победил!»
А в это самое время ехал вдоль реки, в которой только что искупался, царь бенаресский, вернувшийся с дальней границы, где он усмирял взбунтовавшихся подданных. Разодетый и разукрашенный, он восседал на царском слоне и услыхал ликующий крик Бодхисаттвы.
«Этот человек, — подумал царь, — оповещает мир о своей победе. Надобно призвать его и спросить, кого же он победил».
Когда слуги по царскому приказу привели к царю огородника, царь ему сказал:
«Добрый человек! Я ведь — тоже победил и теперь возвращаюсь с победой к себе во дворец. А ты кого победил?»
«О великий государь! — отвечал Бодхисаттва. — Тысяча побед в сраженьях, даже сотня тысяч — ничто, если остаётся непобежденным сонмище страстей. Я же в самом себе обуздал жадность и одержал победу над страстями!»
Сказав так, Бодхисаттва вперил свой взор в глубокие воды великой реки и, уразумев, что сущее так же быстротечно, как речные воды, испытал блаженство мгновенного просветления. Вернувшись затем из погруженности в сосредоточенное размышление, он взлетел и, приняв позу лотоса, уселся в пространстве и, желая наставить царя Бенареса в дхамме, спел ему такой стих:
Не та победа — истинное благо, которая ведёт к победе новой,
А та, что не нуждается в победах, — вот мудрости незыблемое слово!
И стоило царю выслушать это наставление в дхамме, как в тот же миг родившаяся в нем потребность отринуть все мирское высвободила его из-под гнета страстей, его стремление укреплять своё царское могущество разом покинуло его, и помыслы его устремились к необходимости стать подвижником. И спросил царь Бодхисаттву:
«Куда ныне ты держишь путь свой?»
«Я, великий государь, — отвечал Бодхисаттва, — направлюсь сейчас в Гималаи и там стану отшельником».
«Тогда и я пойду в отшельники», — сказал царь и вслед за Бодхисаттвой отправился в Гималаи.
И все царское войско, и все собравшиеся там брахманы и землевладельцы, и все воины, и все, какие были там, простые люди отправились вслед за царём. Прознав о том, жители Бенареса принялись говорить друг другу:
«Рассказывают, будто, вняв слову дхаммы, которую проповедовал тот самый «пандит с лопатой», царь решил стать подвижником и вместе со всем своим войском ушёл прочь из города. А нам что здесь делать?»
И вот все жители Бенареса, протянувшегося на целых двенадцать йоджан, двинулись вслед за царём, и шествие их тоже вытянулось на все двенадцать йоджан. Во главе его стал Бодхисаттва и всех повёл в Гималаи. Между тем от столь великой святости трон под Саккой, повелителем богов, сделался горячим, и, почувствовав это, Сакка глянул вниз и увидел «пандита с лопатой», совершающего свой великий Исход. «Должно быть, явится много народу, — подумал Сакка, — надо позаботиться о том, как их всех разместить». И, призвав к себе Виссакамму, зодчего богов, он распорядился:
«Тут Куддала-пандит свершает свой великий Исход, и надобно разместить всех вновь прибывших, так что отправляйся-ка ты в Гималаи, найди место поровнее и с помощью дарованной тебе волшебной силы сооруди отшельнический скит в тридцать йоджан длиной и в пятнадцать шириной».
«Я исполню твою волю, государь», — ответил Виссакамма и, перенесясь в Гималаи, сделал все, как ему было велено.
Вдобавок он выстроил посреди скита крытую пальмовыми листьями хижину, очистил окрестности от животных и птиц, дабы не нарушали тишину, а также от демонов, яккхов и прочей нечисти; затем он проложил дороги, неширокие и пригодные для движения одного человека, которые вели во все наиглавнейшие стороны света, и, исполнив все это, удалился к себе.
И вот, сопровождаемый многочисленной толпой, Куддала-пандит прибыл в Гималаи. Направившись со своими сподвижниками в скит, дарованный Саккой, Куддала-пандит велел своим людям вступить во владение всем, что чудесным образом сотворил для них Виссакамма, сам же, приняв отшельнический сан и побудив сделаться отшельниками своих сподвижников, определил всех их на жительство в тот скит. И люди отринули царства, величием своим соперничавшие с царством Сакки, и заполнили все тридцать йоджан отшельнического скита. И Куддала-пандит, постигнув все тайны йоги, способствующие погружению в глубины сосредоточенного размышления, овладел четырьмя высшими состояниями духа и научил всему этому своих сподвижников. Все они, взойдя на высшие ступени восьми совершенств, подготовили себя к последующему возрождению в мире Брахмы, те же, кто оказывал им надлежащие почести, со временем возродились в мире богов».
И Учитель, повторяя: «Вот, монахи, когда обуреваемые страстями помыслы устремляются к соблазнам суетного мира, достичь спасения трудно, а если, к примеру, помыслами овладеет жадность, обуздать её стоит великих трудов. Так что даже премудрые пандиты ввергаются в безрассудство», завершил своё наставление в дхамме и разъяснил слушателям суть четырёх благородных истин. И, вняв словам Учителя, иные из слушавших его укрепились в следовании благим Восьмеричным Путём, иные сделались «возвращающимися лишь однажды», иные — «вовсе не возвращающимися», а иные вкусили от плода арахатства. Учитель же истолковал джатаку, так связав прошлое с настоящим: «В ту пору царём был Ананда, его приверженцами были приверженцы Будды, Куддалакой-пандитом же был я сам».
Джатака о вязанке хвороста
Словами: «Кто, уходя от дел необходимых...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — повёл рассказ об одном тхере по имени Тисса, происходившем из семьи землевладельца.
Говорят, будто однажды тридцать юношей, ставших друзьями, отпрысков почтенных саваттхийских семейств, решили отправиться в паломничество в Джетавану, послушать, как Учитель проповедует дхамму. И вот, прихватив с собой благовония, цветы, одеяния и прочее, что надобно для подношений, они прошли всю страну от края до края и прибыли в Джетавану. Побродив там по роще, где росли железные деревья, затем по роще, где произрастали саловые деревья, и ещё по другим рощам, паломники дождались вечера, когда Учитель вышел из своей благоухавшей всевозможными ароматами и травами кельи и направился в залу собраний. Тогда и они вместе с сопровождавшими их слугами вошли туда, поднесли общине цветы и благовония и, с почтением припав к белым, будто едва раскрывшийся цветок лотоса, ногам Учителя, с чётко различимым знаком колеса на стопах, сели в сторонке и стали внимать наставлениям Учителя в дхамме. И, выслушав его наставления, решили, что каждый из них, насколько был в силах, уразумел дхамму, проповедуемую Благословенным, и что надобно им вступить на путь монашества. И вот, когда Татхагата выходил из залы собраний, они, с почтением приблизясь к нему, попросили дозволения сделаться монахами, и Учитель дал им на то своё дозволение. Приняв монашество, они позже, к радости своих учителей и наставников, достигли совершенства и в течение последующих пяти лет, наставляемые своими учителями, выучили наизусть два раздела из «Абхидхаммы», постигли, что надобно и чего не надобно делать, усвоили три способа выражения благодарности за поданную милостыню и, наконец, научились шить и окрашивать свои монашеские одеяния. Свершив все это, они решили сделаться саманами и, испросив у своих учителей и наставников дозволения и получив его, пошли к Учителю и, поклонившись ему и сев поодаль, изложили свою просьбу.
«Почтенный, — сказали они, — мы все ещё вожделеем новых рождений и все ещё терзаемся страхом перед низким происхождением, смертью, старостью и болезнями. Поведай же нам о тех подвигах йоги, свершая которые мы смогли бы высвободиться из пут сансары». Выбрав из тридцати восьми возможных йогических деяний одно, подходящее для них, Учитель научил ему подвижников, и они, вняв его слову, почтительно простились, обойдя вокруг возвышения, где сидел Учитель; зашли в кельи, повидались напоследок со своими наставниками и, облачившись в плащи и взяв чаши для подаяний, вышли за ворота монастыря с твёрдым намерением сделаться саманами.
Надобно сказать, что был среди монахов и сын одного землевладельца по имени тхера Тисса, и отличался этот Тисса ленью, слабоволием и был обуреваем страстями. И помыслил Тисса:
«Нет, не смогу я жить в лесном скиту, укрепляя дух свой постоянными упражнениями и довольствуясь подаянием добрых людей. Какая же польза мне идти с ними? Вернусь-ка я лучше в монастырь». И стремление сделаться саманом у него пропало, и, пройдя ещё некоторую часть пути, он повернул обратно. Прочие же бхиккху в своём благочестивом странствии прошли через всю Косалу и, расположившись в лесу неподалёку от одной пограничной деревушки, прожили там пору дождей, укрепляя все эти три месяца дух свой и совершая нравственные подвиги, так что в конце концов обрели прозрение и вкусили от плода арахатства, побудив саму землю вокруг наполниться ликованием. Отпраздновав же наступление сухой поры и свершив в её честь обряд Паварана, они решили, что настало время известить Учителя о снизошедшей на них благодати, и, выйдя из своего лесного убежища, снова направились в Джетавану. Воротясь в монастырь, они сняли с себя отшельнические одеяния, отложили в сторону чаши для подаяний, повидались с учителями и наставниками и, стремясь поскорее побеседовать с Татхагатой, пошли к нему и, почтительно приветствовав, сели у ног его. Учитель встретил их весьма ласково, и, осыпанные его милостями, они поведали ему о той благодати, что снизошла на них, и Учитель воздал монахам хвалу.