Царь, устремив взор на Сенаку, спросил:
"Правда ли это?" –
"Правда, государь", — отвечал тот. И царь велел бросить его в темницу. Мудрец же раскрыл тайну Пуккусы, молвив:
"Знай, что в Пуккусе болезнь гнездится,
С царской службой несовместная зараза.
Брату он поведал тайну эту,
А теперь и мне она известна!"
Царь устремил на того взор и спросил:
"Правда ли это?" –
"Да, государь", — отвечал тот, и царь его тоже велел бросить в темницу. А мудрец раскрыл тайну Кавинды, сказав так:
"Вот он, жалкий, жертва Нарадевы,
Одержим тем духом злым Кавинда.
Сыну он поведал тайну эту,
А теперь и мне она известна!"
И его царь спросил:
"Правда ли это, Кавинда?" –
"Правда", — отвечал он, и его царь отправил в темницу. А мудрец раскрыл и тайну Девинды, произнеся такие слова:
"Восьмигранный драгоценный камень
Шакрой деду твоему дарован,
Но успел украсть его Девинда.
Матери открыл он тайну эту,
А теперь и мне она известна!"
И его царь спросил:
"Это правда?" –
"Правда", — отвечал тот, и его царь отправил в темницу.
Так те, что замышляли погубить бодхисаттву, сами оказались ввергнуты в узилище. А бодхисаттва молвил:
"Вот потому-то я и говорю, что никому нельзя доверить тайны, а те, кто говорил иное, навлекли на себя великую беду". И, наставляя в высшей истине, он произнёс:
"Тайну лучше в тайне и хранить,
Открывать её — едва ль похвально.
Умный тайну выдать не спешит –
Промолчи, пока не кончишь дело!
Делать явным тайное мудрец не станет,
Тайну будет как сокровище беречь –
Ни врагу, ни женщине её не выдаст,
Ни влюблённому, ни алчному глупцу.
А кто открыл неосторожно тайну,
Рабом того, кому открылся, станет,
И сколько человек её узнает,
Его сомнений столько ж мучить будет.
О тайне днём с оглядкой говорите,
Вполголоса о ней вещайте ночью,
Чтоб не подслушали её чужие
И чтобы явным тайное не стало!"
Когда царь выслушал речи Великого, он подумал, разгневанный: "Эти люди, сами предавшие своего государя, выставили мудреца предателем в моих глазах!" И он вскричал:
"Изгнать их из города, посадить на кол, отрубить им головы!"
Всем четверым связали руки за спиною, провели по городу и дали сто ударов палками на площади. Но мудрец сказал царю:
"Государь, ведь они тебе немало послужили, прости им их прегрешения". Царь внял его словам, велел их отпустить, но отдал Махосадхе в рабство. Тот, однако, сразу отпустил их на волю.
"Всё же во владениях моих я им жить не разрешаю", — сказал царь. Но мудрец стал просить за них:
"Прости этих глупцов, государь". И он уговорил царя смилостивиться и вернуть пандитов ко двору. Царь был восхищён мудрецом:
"Если к врагам он так милосерден, как же добр он должен быть к другим!"
А те четверо пандитов с той поры лишились голоса в совете, уподобясь змеям, у которых вырвали жало. С тех пор мудрец наставлял царя в делах веры и управления.
"Я — как белый зонт царя, — думал он. — Это я правлю государством, я должен быть всегда на страже". И он велел обнести город укреплённым валом. У ворот он поставил сторожевые башни и ещё окружил город тремя рвами; один был наполнен водою, другой — илом, третий был сухой. В самом городе он велел починить старые здания, вырыть большие пруды и водоёмы и прочистить городские водотоки. Все амбары в городе он наполнил зерном и распорядился, чтобы обновили также старые строения в предместьях. И он поручил приближенным к царскому дому отшельникам доставить с Гималаев семян лотосов. Делалось всё это, чтобы предотвратить грядущие беды. Прибывающих в город купцов стали допрашивать о странах, из которых они приезжали, особо — о том, что тамошний правитель любит. Когда они отвечали на эти вопросы, их принимали с почётом и содержали в довольстве, пока они не покидали город. А потом Махосадха призвал к себе сто одного воина и дал им поручение:
"Друзья, ступайте в сто один столичный город и эти подарки, которые я вам вручаю, поднесите тамошним государям, каждому по его вкусу. И пусть каждый из вас поступит к тому государю на службу и шлёт мне потом донесения о его деяниях и замыслах. А я позабочусь о ваших семьях". И он послал с ними кому серьги, кому парчовые туфли, кому золотые ожерелья. А людям своим он дал ещё письменные наставления, наказав прочесть их, когда придёт время. Те отправились в путь и вручили подарки царям, испрашивая дозволения поступить к ним на службу. Но они не говорили, из какого города прибыли, а если их спрашивали, называли не свой, а другой. Когда их брали, они старались потом прочно обосноваться на месте и войти в доверие к властителю.
В то время в царстве Экабала государь по имени Санкхапала собирал войска и снаряжал их для битвы. Соглядатай мудреца прислал донесение: "Так-то вот обстоят дела, но намерения царя мне не известны, пошли ещё кого-нибудь, чтобы их выведать". А у Махосадхи был маленький попугай, и ему он наказал:
"Лети, дружок, в царство Экабала и узнай, что затевает там царь Санкхапала. Потом облети всю Джамбудвипу и принеси мне вести о том, что где происходит". Он накормил попугая жареным зерном в мёду, напоил медовой водой, смазал ему крылья маслом, очищенным тысячу и сто раз, и выпустил его из восточного окна дворца. Попугай полетел к соглядатаю мудреца и всё разузнал о том царе. Потом, облетая Джамбудвипу, он достиг города Уттарапанчалы в царстве Кампилья. Там правил тогда царь по имени Чулани-Брахмадатта, наставником которого в делах управления и веры был некий брахман по имени Кеватта, учёный пандит.
Этот брахман, проснувшись однажды на рассвете, окинул взглядом свой роскошный покой и, видя его великолепие, подумал: "Кто даровал мне это великолепие? Не кто иной, как Чулани-Брахмадатта. Царь, дарующий подобную роскошь, достоин стать властелином всей Джамбудвипы, я же буду его верховным жрецом". И спозаранку он пошёл к царю, осведомился, хорошо ли тот спал, и молвил:
"Государь, я должен что-то сказать тебе". –
"Говори, учитель". –
"Государь, не следует здесь говорить о тайном, пойдём в парк". –
"Хорошо, учитель", — и царь отправился с ним в парк.
Он оставил свиту за пределами парка, поставил стражу у входа, а сам вошёл туда с брахманом и сел на царскую скамью. Там их увидел попугай и подумал: "Неспроста они так себя ведут. Сегодня я наверняка что-то услышу, о чём нужно будет сообщить мудрецу". И он спрятался в листве дерева сал над царской скамьёй. Царь между тем приказал:
"Говори, учитель". –
"Приклони ко мне ухо, махараджа, — произнёс тот. — То, что я скажу, не предназначено для посторонних ушей. Если махараджа последует моему совету, я сделаю его властелином всей Джамбудвипы". Царь выслушал его со вниманием и сказал, довольный:
"Говори, учитель, я всё сделаю". –
"Государь, мы соберём войско и начнём с того, что осадим маленький город. Я проберусь в город через потайной ход и скажу тамошнему царю: "Махараджа, тебе нет смысла сражаться; стань нашим вассалом — и сохранишь царство, а если вздумаешь сопротивляться нашему могучему войску, будешь разбит наголову". Если он последует совету, мы возьмём его в союзники, если нет, будем сражаться и убьём его, а войско его присоединим к своему и с двумя войсками возьмём другой город, а потом ещё один, и так завладеем всей Джамбудвипой и вкусим сладость победы!" И он продолжал:
"После этого мы пригласим в наш город сто одного царя и устроим пиршество в парке, подадим гостям отравленное вино и так избавимся ото всех и бросим их тела в Ганг. Так мы приберём к рукам сто одно царство, и ты станешь властелином всей Джамбудвипы". –
"Хорошо, учитель, — молвил тот, — я так и сделаю". –
"Махараджа, никто, кроме нас, не должен знать об этом, поэтому не будем медлить, пока никто не проведал о наших замыслах, и выступим сразу". Царю это понравилось, и он согласился с советником. Попугай их подслушал и, когда они кончили беседовать, словно невзначай уронил помёт на голову Кеватте.
"Что такое?" — вскричал тот и с разинутым ртом задрал голову, а попугай нагадил ему прямо в рот и взлетел с ветки, восклицая:
"Кеватта, ты думал, что никто не проведает о твоих замыслах, но чьи-то уши тебя уже слышали, и скоро всё станет известно ещё кое-кому, а потом и всем!" –
"Держи его, держи!" — закричали те оба, но птица с быстротою ветра устремилась к Митхиле и прилетела к мудрецу в дом.
У попугая был уговор с Махосадхой: если вести предназначались только для ушей мудреца, он садился ему на плечо, если слышать их должна была также Амарадеви, он садился ему на колени, если всем присутствующим можно было их слышать, птица садилась на пол. В этот раз попугай сел на плечо мудреца, и присутствующие, поняв, что речь пойдёт о тайном, удалились. Махосадха с попугаем поднялся к себе в верхние покои и там спросил его:
"Ну, дружок, что ты видел, что слышал?" Тот отвечал:
"Во всей Джамбудвипе, о государь, не обнаружил я властителя, от которого тебе грозила бы опасность, вот только в городе Уттарапанчале жрец царя Чулани-Брахмадатты по имени Кеватта уединился со своим государем в парке и там рассказал ему о своём тайном замысле. Я же в это время сидел на ветке над их головами и всё слышал. Этому жрецу я наделал в разинутый рот и прилетел сюда". И обо всём, что он видел и слышал, попугай поведал мудрецу.
"И царь согласился на это?" — спросил Махосадха.
"Согласился, государь". Мудрец угостил птицу, как она того заслуживала, и посадил её в золотую клетку с мягкой подстилкой.
"Не знает Кеватта, что имеет дело с Махосадхой! — подумал он. — Я не дам этому хитрецу выполнить его замысел".
Он выселил из города в предместья все бедные семьи, а в столицу призвал всех богатых и состоятельных людей, из всех городов и селений царства; и в городских стенах собраны были большие запасы зерна. А Чулани-Брахмадатта между тем последовал советам Кеватты. Он выступил с большим войском и осадил чужой город. Кеватта, как и задумал, пробрался в город, предстал перед царём и убедил его покориться. Объединив два войска, Брахмадатта, следуя указаниям Кеватты, вторгся во владения другого царя и так подчинил постепенно своей власти всех государей Джамбудвипы, кроме царя Ведехи. Между тем подосланные в своё время бодхисаттвой люди постоянно уведомляли его в своих донесениях: