Продумала она всё хорошенько и пришла к Прабхавати. Для начала она затеяла уборку у неё в покоях и под этим видом вынесла наружу всё, чем можно было бы ударить или зашибить, вплоть до сандалий и комка земли. Покои она чисто подмела, при входе, у порога, поставила себе высокое сиденье, а для Прабхавати – низенькую лежанку и говорит: "Ложись, доченька. Дай, я у тебя в голове поищу". Прабхавати прилегла на лежанку, а голову положила няне на колени. Та недолго покопалась, сказала: "Ишь, как много!" – а сама пошарила у себя в волосах, поймала несколько штук и показала Прабхавати: "Смотри, какие они у тебя". Так она понемногу разговорилась с царевной и принялась нахваливать бодхисаттву:
"Нет у тебя, сдаётся мне, ни капли к Куше жалости!
А он ради одной тебя к царю нанялся поваром".
Прабхавати вскипела. Тогда нянька выскользнула из комнаты, захлопнула дверь и всей своей тяжестью повисла на верёвке запора. Прабхавати, не в силах отворить дверь и дотянуться до неё, пригрозила:
"Сдаётся мне, сегодня ты без языка останешься!
Кинжалом вырежут его за дерзости подобные".
А горбунья, не отпуская верёвки, знай себе твердила: "Непокорная ты, норовистая девчонка! Далась тебе твоя красота! Красотою сыта не будешь", – и давай расписывать достоинства царя:
"Не смотри, что некрасив он,
Это ли в мужчине важно?
Ты, Прабхавати, подумай.
Сколько у него достоинств!
Его славят в целом мире,
Он богат, безмерно мощен,
Государь большого царства.
А послушай его голос:
Бархатистый, низкий, звучный,
Нежный, сладостный для уха!
Все ремёсла превзошёл он
И притом – храбрец отменный.
Право, он любви достоин".
"Много ты, горбунья, лишнего болтаешь. Дай только до тебя добраться. Я уж тебе напомню, кто твоя хозяйка!" – попыталась припугнуть её Прабхавати. Но и та нашла, что сказать в ответ: "До сих пор я тебя не выдавала, твоему отцу не говорила, что царь Куша здесь. Погоди же у меня! Он сегодня всё узнает". Нянька зашумела во весь голос, а Прабхавати струхнула: "Тише! Вдруг нас кто услышит!" – и лишь с трудом её успокоила.
А бодхисаттва, безуспешно ожидавший свидания с Прабхавати, измучился от такой жизни. От дурной еды и дурного сна он совсем пал духом: "Да зачем она мне! Седьмой месяц живу тут и даже повидаться с ней не могу – очень уж она жестока и сурова. Схожу домой, на родителей хоть посмотрю".
В тот самый миг Шакра озирал мир и заметил, что бодхисаттва приуныл. "Вот уже семь месяцев царь не видится с Прабхавати. Я ему помогу!" – решил он. Своей волшебной силой он сотворил гонцов царя мадров и послал их к семерым царям с одинаковым письмом: "Прабхавати бросила царя Кушу и вернулась домой. Приезжайте и берите её в жёны". И все семеро царей, каждый с большой свитой, одновременно прибыли под стены города и, увидевши друг друга, начали расспросы: "Вы зачем сюда приехали?" Дело быстро прояснилось, и все семеро жестоко разъярились: "Выходит, он её одну собрался выдать за нас семерых! Да это неслыханно! Он над нами глумится! Ну, мы ему покажем!" И пришло к царю от них такое требование: "Либо выдавай Прабхавати за всех нас, либо мы на тебя идём войной". Услышал это царь, перепугался и созвал совет: "Что делать будем?" – "Государь, – ответили советники. – Все семеро царей пришли, чтобы забрать Прабхавати. Они грозятся разрушить городские стены, силой вломиться в город и перебить всех жителей и наше царство захватить, если ты не выдашь её им. Придётся послать им Прабхавати, пока стены целы.
Гордо встали под стенами
Витязи, бронёй одеты.
Надо выдать им царевну,
А не то разрушат город".
Выслушал их царь и сказал: "Хорошо. Но если я одному из них отдам Прабхавати, остальные всё равно начнут войну. Одному царю отдавать её бессмысленно. Что ж, пусть она на себе теперь узнает, чем грозит строптивость! Надо ж было ей бросить первого царя всей Джамбудвипы и сбежать домой! Вот казню её, велю разрубить на семь частей и пошлю им каждому по части.
Я Прабхавати-гордячку
Разрубить велю на части
И раздам их супостатам,
Что грозят теперь войною".
Эти его речи разлетелись по всему дворцу. Донесли служанки и Прабхавати: "Слыхали мы, что царь собрался разрубить тебя на семь частей и послать те части семерым царям". В смертельном страхе Прабхавати вскочила и побежала к матери в опочивальню.
Прекрасная, в шелка одетая,
Царевна поспешила к матери.
В глазах её блестели слёзы.
За нею следом шли служанки.
Прибежала она к матери и жалобно запричитала:
"Увы, что станется со мною!
Моё лицо привыкло к пудре,
Привыкло в зеркальце глядеться
И видеть, как оно прекрасно,
Пригоже, безупречно, мило.
Теперь ему смотреться в землю!
А эти кудри вороные!
Они умащены сандалом,
Но будут, спутаны и грязны,
Лежать на поле среди мёртвых,
Их грифы будут рвать когтями!
Мои ухоженные руки!
Они едва пушком покрыты,
Натёрты порошком сандала,
А ногти выкрашены красным –
Теперь их кшатрии отрубят
И бросят на поживу волку!
А эти груди налитые!
Они умащены сандалом,
Но ими я вскормлю не сына,
А кровожадного шакала,
Он в них с урчанием вгрызётся!
Широкие, крутые бёдра
(Их покрывает только пояс
Из ткани, золотом расшитой)
Теперь безжалостно отрубят
И бросят на поживу волку!
Шакалы, волки, псы лесные
И остальные хищники
Сожрут теперь Прабхавати
И станут вечно молоды.
Коль плоть мою забрать хотят
Безжалостные кшатрии,
Ты хоть о том их умоли,
Чтоб кости выдали тебе,
И при дороге их сожги.
Вели там всё перекопать
И карникару посади.
Когда она в конце зимы
Цветами вся покроется,
Ты, может, вспомнишь обо мне:
"Мила была Прабхавати!""
Так она жалостно плакалась матери. Тем часом во дворец по царскому приказу явился палач с топором и колодой. Весть об этом тут же облетела все покои. А царица-мать, узнав о приходе палача, в великом горе направилась к государю.
Подобная богине красотою,
Царица мадров, мать Прабхавати,
Пришла к царю, чтоб попросить за дочь,
И увидала там топор с колодой.
"Ужели топором ты дочь мою –
Такую стройную, изящную –
Велишь на части разрубить, увы,
Чтобы отдать её останки недругам?"
"К чему напрасные слова, царица, – стал вразумлять её царь мадров. – Твоя дочь бросила мужа, могущественнейшего царя на всей Джамбудвипе, прибежала домой чуть ли не по собственным следам – они, должно быть, ещё не стёрлись на дороге. Ведь она сама и принесла с собой свой приговор. Пусть эту гордячку постигнет кара по заслугам!" Царица вернулась к дочери и зарыдала:
"Я лишь добра тебе желала,
Да ты не слушала советов,
А ныне ждёшь четвертованья,
Твой путь теперь – в обитель Ямы.
Кто рассудительному слову
Доброжелателей не внемлет,
Того лишь беды ожидают,
Он сам себе готовит гибель.
А если б Куше родила ты
Отраду вашей жизни, сына, –
Наследника в златом убранстве
Растила ты бы беспечально,
Была б у родичей в почёте,
И смерть тебе бы не грозила.
Где гонг гудит, где слон трубит –
В семье у кшатриев могучих
Не высшее ли счастье в жизни?
Где скакуны ржут у ворот,
Где жалобные песни слышны –
В семье у кшатриев могучих
Не высшее ли счастье в жизни?
Там, где кричит павлин призывно
И слышится кукушки пенье, –
В семье у кшатриев могучих
Не высшее ли счастье в жизни?"
"Ах, был бы здесь сегодня царь Куша! Он бы прогнал всех семерых, избавил дочь мою от лютой погибели и забрал бы её обратно к себе", – подумала тут мать-царица и произнесла вслух:
"Где ж гроза всех супостатов,
Сокрушитель вражьей силы,
Куша, царь великомудрый?
Он бы спас тебя от смерти!"
"Моя мать восхваляет Кушу, но помощи от него не чает, – подумала Прабхавати. – Скажу-ка я ей, что он здесь и служит у царя поваром". И она призналась:
"Здесь гроза всех супостатов,
Сокрушитель вражьей силы,
Куша, царь великомудрый!
Он в бою их одолеет!"
"Что это она лепечет? Перепугалась до того, что и себя не помнит", – подумала мать.
"Ты либо бредишь, дочь моя,
Либо со страху поглупела.
Когда бы Куша рядом был,
Ужель могли бы мы не знать?"
"Мать мне не верит. Она и не подозревает, что он уже семь месяцев живёт здесь. Возьму и покажу его ей", – решила Прабхавати. Она подвела мать за руку к окну и показала на Кушу:
Бодхисаттва и в самом деле в это время принёс воды и принялся за мытьё горшков. "Сегодня наконец-то исполнится моё заветное желание: Прабхавати перепугается до смерти и откроет остальным, что я здесь. А пока надо скоротать время за делом", – думал он.
Царица же не узнала его и с презрением сказала дочери:
"Ты мужичка и чандалка,
Осквернительница рода!
По рождению царевна,
Как ты в связь с рабом вступила!"
"Мать не догадывается, что это Куша, не знает, что он ради одной меня занялся подобным делом", – поняла Прабхавати и возразила:
"Всё ты поняла превратно.
Рода я не оскверняю,
Не мужичка, не чандалка.
Это – сын царя Икшваку,
А отнюдь не раб презренный!
Что ни день, в его столице
Угощение готовят
Брахманам благочестивым,
А всего их – двадцать тысяч.