"Почтенный Кашьяпа! — обратился царь к подвижнику. — Оказывается, я много лет потратил впустую. Наконец-то есть у меня учитель! Отныне я предамся одним наслаждениям. Да и наставления твои слушать мне теперь ни к чему — не стоит больше медлить. Ты оставайся тут, а мы отправляемся назад.
Быть может, свидимся, почтенный,
Коли судьба того захочет".
Промолвил это царь Видехи
И в путь отправился обратный.
Приехав к Гуне, царь сначала поздоровался, а уж потом завёл беседу. Теперь же он и не простился — видно, Гуна даже и того был недостоин. Ну, а об угощенье или подарках и речи не было. Царь кое-как скоротал остаток ночи, а наутро призвал придворных и объявил:
"Пусть в Чандаке, моём дворце,
Я буду жизнью наслаждаться,
Отныне дел я знать не знаю!
Советники пусть всё решают.
Все государственные тайны
И ежедневные заботы
Я доверяю приближённым!"
Промолвил это царь Видехи
И погрузился в наслажденья;
Подвижников и неимущих
Забыл и стал к ним равнодушен.
Так пролетело две недели,
А накануне новолунья
Любимица отца, царевна,
К себе кормилицу призвала.
А произошло за это время вот что. У царевны было в обычае всякий раз по Полнолуниям и новолуниям навещать отца. В окружении пятисот своих подружек, нянек и мамок, она, очаровательная и прелестная, выходила из своего семиэтажного дворца Ративаддханы, что значит — "Взраститель утех", и направлялась к отцовскому дворцу Чандаке. Царь встречал её с неизменной радостью, радушно принимал, а на прощанье давал ей тысячу монет — для подаяния нуждающимся. Царевна возвращалась к себе домой, а на следующий день она непременно постилась, свершала все надлежащие обряды и раздавала щедрые дары бездомным, неимущим, обездоленным и убогим. Ведь на свои обычные траты она имела доход с целой округи, что царь ей отдал в управление, и с ним она обходилась без отцовских денег. Но так было до сих пор, а теперь по городу пополз тревожный слух, что царь-де наслушался речей адживика и последовал ложному учению. Дошёл тот слух до мамок царевны, и они явились к ней с новостью:
"Слыхали мы, госпожа, что отец твой наслушался речей адживика и принял его ложное учение. Все четыре навеса у городских ворот, где прежде раздавали подаяние, он велел порушить. Слуги его на улицах хватают замужних женщин и девиц и тащат к нему; управление государством он совсем забросил. Помешался, одним словом, на усладах плоти!" Царевна от таких вестей опечалилась и призадумалась:
"И как же это моему отцу в голову пришло просить совета у потерявшего всякое достоинство, бесстыдного, нагого и нищего адживика! Почему он не пошёл к исполненному добродетели шраману или брахману, из тех, что учат о деяниях и воздаянии за них? Вот у кого надобно было мудрости учиться! А теперь, кроме меня, некому разубедить отца. Придётся это делать самой. Я уж постараюсь обратить его на путь истинный. Ведь я помню семь прошлых своих рождений и знаю, что предстоит мне в семи будущих. Расскажу я ему о своих былых дурных деяниях и о том, к чему они привели. Может, тогда отец мой образумится? Только не стоит идти к нему сегодня же. Ясно, что он спросит:
"Ты почему так скоро пришла? Ты же всегда приходила ко мне раз в две недели". А если я ему тогда напрямик отвечу:
"Я, батюшка, слыхала, что ты примкнул к неверному учению, вот и пришла", он пропустит мои слова мимо ушей. Стало быть, сегодня идти рано. Надо дождаться новолуния. Приду к нему как обычно, будто ни о чём не слыхала, а как стану собираться обратно домой, попрошу у него тысячу на подаяние обездоленным, он мне о своих новых взглядах и расскажет. Тогда я уж постараюсь, как смогу, — только бы мне его переубедить". На том она и порешила. И вот накануне новолуния царевна призвала к себе кормилицу и сказала:
"Меня украсить поспешите,
Моих подружек наряжайте!
Ведь завтра будет новолунье,
Пора бы мне отца проведать".
Служанки подали гирлянды,
Сандалом Руджу умастили
И украшения надели
Из самоцветов и кораллов,
Из яхонтов и бус жемчужных.
Одета в лучшие наряды,
Она на золотых носилках
Отправилась царя проведать.
Блистая собственной красою,
Она ещё прекрасней стала
Среди своих подружек юных.
Вот, в окружении наперсниц,
Сияя праздничным убором,
Вступила в Чандаку царевна
И всё сверканьем озарила,
Слепящей молнии подобна.
Она приблизилась к Ведехе,
Приветила его учтиво
И села рядом на сиденье
С блестящей золотой отделкой.
Её, а с нею и подружек,
Подобных апсарам небесным,
Радушно принял царь Видехи
И вымолвил такое слово:
"Довольна ты своею жизнью?
Проводишь ли в забавах время?
В пруду купаешься, как прежде?
А кушанья разнообразны?
Какие же у вас затеи?
Беседки из цветов плетёте?
А коль чего-то не хватает,
Скажи — я дам распоряженье!
Мне кажется, что ты натёрлась
Не самым лучшим притираньем.
Быть может, надобно сандала?"
Так дочь расспрашивал Ведеха.
Ему царевна отвечала:
"Мне, государь, всего довольно,
Ни в чём не знаю я отказа.
Но завтра — новолунье, праздник.
На подаяние убогим
Нужна мне тысяча каршапан –
Я, как всегда, им помогаю".
На эту речь царевны Руджи
Ей так ответил царь Ангатий:
"Ты много денег зря изводишь:
В дарах нет никакого смысла!
Посты зачем-то соблюдаешь;
Наверное, судьба такая,
И ты постишься поневоле.
А я в постах добра не вижу.
Про Биджаку-раба слыхала?
Он тоже был постам привержен,
А как послушал речи Гуны,
Заплакал горькими слезами.
Живи, пока живётся, Руджа!
Отказывать себе не стоит.
Не существует того света,
Зачем себя напрасно мучить?"
Послушав речь царя Видехи,
Прекрасная царевна Руджа,
О будущем и прошлом зная,
Промолвила такое слово:
"Я раньше знала понаслышке,
Теперь воочию узрела:
Кто с дураком имеет дело,
Сам поглупеет непременно.
Кто в одиночку заблуждался,
С другим заблудшим повстречавшись,
Сам в заблужденье укрепился.
Ни Биджака, ниже Алата
Меня ничуть не удивляют.
Но ты всегда был столь разумен,
Столь опытен и зрел в сужденьях –
Как мог ты вместе с дураками
Поддаться ложному воззренью?
И если сам собой нас ход вещей очистит,
Зачем тогда подвижничество Гуне?
Он в заблужденье понапрасну себя мучит,
Как мотылёк, летящий на светильник.
Кто верит, что усилия бесплодны,
Не остановится пред злым деяньем,
А от последствий трудно избавляться,
Как от крючка сглотнувшей его рыбе.
Я приведу тебе сравненье,
С вниманием меня послушай!
Разумный человек, бывает,
Суть дела схватывает сразу,
Когда сравнение услышит.
Представь купеческое судно,
Перегружённое товаром:
Оно под непомерным грузом
Затонет в океанских водах.
Так человек, мало-помалу
Накапливая злодеянья,
Под бременем их непомерным
В аду утонет, как в пучине.
Что до Алаты-воеводы,
Так он грехи пока лишь копит,
Но в будущем ему придётся
Дурные испытать рожденья.
Алата тоже, царь Видехи,
Когда-то накопил заслуги,
Поэтому теперь он счастлив.
Но благо это — ненадолго:
Он к недостойному склонился,
Оставил верную дорогу
И движется стезёй дурною.
Теперь — ещё одно сравненье.
Возьми две чашки с коромыслом
И нагрузи одну из чашек:
Свободная от груза чашка
Поднимется на коромысле.
Так, если человек заслуги
Накапливает понемногу,
Они его поднимут к небу,
И это с Биджакой случится.
А те несчастья и невзгоды,
Что он переживает ныне, –
Последствия дурных деяний,
Им совершённых в прошлой жизни.
Но всё дурное скоро минет,
Ибо теперь он благонравен.
Не слушай Кашьяпу, владыка!
Не следуй ложному ученью!
Ты попадаешь под влиянье
Того, с кем вместе тратишь время,
Будь он хоть праведник, хоть грешник.
С кем человек завяжет дружбу,
Кого он часто навещает –
Он на того похожим станет.
Когда лежат две вещи рядом,
Соприкасаются друг с другом –
Одна запачкает другую.
Стрела, отравленная ядом,
Оставит часть его в колчане.
Разумный муж остережётся
Общения с неблагородным –
Грехом недолго заразиться.
Ведь если ты концом былинки
Дотронешься до тухлой рыбы –
Былинка гнилью и пропахнет.
Вот каково с глупцом общенье!
А если к благовонной тагаре
Ты поднесёшь листок от дерева,
Он тоже станет благовонным –
Вот каково общенье с мудрым!
Считай, что разум твой — корзинка,
А в ней плоды твоих деяний.
Будь рассудителен, владыка!
Оставь общение с дурными,
С достойными сведи знакомство.
Дурной тебя толкает к аду,
Достойный — к небесам приблизит".
Так царевна старалась склонить отца к добру. А потом она рассказала о своём прежнем грехе и о том, как она за него поплатилась:
"Я помню семь своих рождений,
Предшествовавших этой жизни,
И о семи грядущих знаю.
В седьмом тому назад рожденье
Была мужчиной я, владыка.
Жила в Магадхе, в Раджагрихе,
Кузнечным делом занималась.
Товарища дурного встретив,
Грехов свершила я немало,
Погрязла в прелюбодеяньях.
Казалось мне, что я бессмертна.
Дурной поступок сохранился,
Словно огонь под слоем пепла,
А я после того родилась
Благодаря другим деяньям
В столице Ватсы, в Каушамби,
В семье богатого торговца
Как их единственный наследник,
И все меня там ублажали.
Я встретила благого друга,