"Странно! — удивился царь. — Если разбойнику отрубают сначала ноги и руки, отсекают нос и уши и только потом его обезглавливают, то это считается мучительной смертью. Почему же не будет больно тебе, когда тело твоё станут рубить по частям, и в чём причина этого?" –
"Причина тому есть, государь, и она — в моём стремлении к дхарме. Ведь под сенью моего дерева счастливо выросла молодая поросль родичей. Я боюсь сломать их, если дерево срубят сразу под корень — нельзя же губить вместе собою и других!" –
"Поистине, этот дух предан дхарме, — подумалось царю. — Он готов погибнуть сам в муках, лишь бы спасти обиталища своих родичей, и стремится он лишь к чужому благу. Я должен пообещать ему неприкосновенность". И царь сказал:
"Владыка леса, Бхаддасала! Ты, право, благородно мыслишь, Заботишься о благе ближних. Клянусь, что я тебя не трону".
Так царственный дух дерева преподал царю урок дхармы и удалился. Царь же следовал его наставлениям, приносил дары, свершал иные добрые дела и после смерти обрёл горнюю обитель". Закончив это наставление в дхарме, Учитель повторил: "Как видите, монахи, Татхагата не только теперь, но и прежде стремился принести благо своим соплеменникам". И он отождествил перерождения: "Царём тогда был Ананда, духами молодых деревьев — мои нынешние последователи, сам же я был царственным духом Бхаддасалой".
Джатака о малой Калинге
"Распахните ворота..." — так отвечал Учитель — он жил в ту пору в роще Джетавана — четырём отшельницам, пришедшим приобщиться к святой жизни. Рассказывают, что некогда царский род личчхавов, насчитывавший семь тысяч, семь сот и ещё семь душ, правил в Весали. И пошли между ними споры и несогласия. А в Весали тогда явился один джайнский монах, искушённый в знании пяти сотен священных книг, и был он с почётом принят правителем. А ещё пришла в Весали столь же многознающая джайнская монахиня, и решили старейшины рода личчхавов устроить меж ними состязание в учёности, и, когда оба джайна показали себя умеющими спорить и доказывать своё, старейшинам пришло на ум: "А ведь эта пара, когда б переженить их, произвела бы на свет премудрое потомство!" — и, на том, порешив, устроили свадьбу.
Прошло сколько-то времени, и от тех супругов родились на свет четыре дочери и сын. Дочерям дали имена: Сачча, Лола, Ававадака и Патачара, а мальчика, брата их, назвали Саччакой. Ко времени, когда достигли они отрочества, каждый из детей знал уже тысячу книг: пять сотен, выученных от матери, и пять сотен — от отца. Дочерям своим отец с матерью наказывали так: "За того мирянина, который вас переговорит и докажет вашу неправоту, выходите замуж, а того святого человека, который превзойдёт вас в учёности, слушайте и почитайте!"
Шло время, и вот отец с матерью умерли. По их кончине Саччака остался жить в Весали и посвятил себя изучению обычаев личчхавов. Сёстры же его, взяв с собой ветку яблони, ушли в скитания. Скитаясь из города в город и ведя споры, добрались они наконец до Саваттхи. Близ городских ворот странницы воткнули в землю яблоневую ветку и сказали юношам, которые там оказались: "Если есть среди горожан мирянин или святой человек, способный поспорить с нами в учёности, пусть придёт сюда и втопчет эту ветку в пыль!" И молвив так, они отправились за подаянием.
Между тем благой Сарипутта с утра подметал монастырский двор и чистил утварь, носил воду и ходил за немощными, а потом тоже пошёл за подаянием в Саваттхи. Услыхав от юношей о словах странниц и увидев яблоневую ветку, он втоптал её в пыль и молвил: "Девицы, что воткнули здесь ветку, пусть придут после трапезы ко мне в Джетавану, в верхние покои монастыря!" С тем он отправился в город, а затем, воротившись в Джетавану и совершив трапезу, расположился в покоях над верхними воротами. Странницы же, собрав подаяние, пришли на прежнее место и увидели, что ветка их втоптана в пыль. На все расспросы юноши отвечали, что сделал это Сарипутта и что, если они желают вступить с ним в спор, пусть идут к нему в монастырь, в надвратные покои. Странницы отправились через весь город в монастырь, по пути обрастая любопытными, и, наконец, сопровождаемые целой толпой, прибыли, куда было сказано.
Сарипутта без труда ответил на все их премудрые вопросы и спросил, что ещё им ведомо.
"Больше ничего, господин!" — отвечали те.
"Тогда, — молвил Сарипутта, — я стану вас спрашивать!" И когда уже на первое, спрошенное им, они не нашли ответа, он разъяснил им суть дела. И странницы признали:
"Мы побеждены тобою, ты превзошёл нас в состязании!" –
"Что же теперь вы станете делать?" — спросил Сарипутта.
"Родители наши, — отвечали странницы, — наказывали нам:
"За того мирянина, который переговорит вас, выходите замуж, а того святого человека, который превзойдёт вас в учёности, слушайтесь и почитайте!" А потому мы просим твоего дозволения стать монахинями и зажить святой жизнью!" Услыхав те речи, Сарипутта с радостью дозволил им поселиться в монастыре и разместил в особых покоях для монахинь, называемых Уппалаванна. Вскорости все четыре бывшие странницы достигли архатства.
И вот раз монахини, сойдясь в зале собраний, говорили о том, как Сарипутта принял в лоно дхаммы четырёх джайнских скиталиц и как его стараниями они вскоре обрели архатство. Вошедший Учитель услыхал их слова и молвил на то: "Не только ныне, бхиккху, но и прежде Сарипутта принимал под свою защиту тех женщин: в этом рождении он препроводил их в лоно дхаммы, а в прежние времена лишь его усердием сделались они царскими супругами!" И уступая просьбам бхиккху, Учитель поведал им о прошлом.
"Во времена стародавние царь Калинга правил калингским царством, сидя в своей столице, Дантапуре, а правивший страною Ассака царь Ассака стоял со двором в своей Потали-столице. У царя Калинги было хорошо обученное войско, и сам он прослыл могучим воином, сильным, как слон. Но не находил царь для себя достойных противников и не с кем было ему сразиться. Тогда в жажде битвы созвал он своих советников и сказал им:
"Я стремлюсь в бой, но нет никого, кто сразился б со мною!" И советники молвили в ответ:
"Есть лишь одно средство, государь. У тебя четыре дочери-красавицы. Вели им надеть лучшие наряды и украшения, посади в повозку, и пусть они, охраняемые стражниками, странствуют, но деревням, городам и столицам: и как только какой-нибудь царь, прельстившись их красотою, вознамерится забрать твоих дочерей к себе, в женскую половину дворца, мы тотчас объявим ему войну!"
Царь послушался их совета, но в какие бы царства ни являлись царские дочери, государи, сдерживаемые страхом, не решались пригласить их в город, но, преподнеся дары, отводили красавицам место для ночлега за городскими стенами. Так царские дочери исколесили вдоль и поперёк всю Джамбудвипу, покуда не попали в город Потали, столицу царства Ассаки. Но и Ассака не разрешил отворять для царских дочерей городские ворота, а только отдарился подношениями. Был же у Ассаки один премудрый советник по имени Нандисена, искусный в делах государства. И подумал тогда Нандисена: "Говорят, эти царские дочери напрасно исколесили всю Джамбудипу, — проехав страну из конца в конец, они так и не сыскали никого, кто сразился бы за обладание ими. Если это правда, тогда Джамбудвипа — пустое имя, и ничего более! Я сам вступлю в бой с царём Калингой!" И, принявши такое решение, он отправился к городским стражам и, велев им распахнуть ворота пред царскими дочерьми, спел такую гатху:
"Распахните ворота, пусть входят свободно девицы —
Царский лев Нандисена спасёт своей мощью столицу".
Ворота открыли, и Нандисена, проводив девушек во дворец царя Ассаки, сказал тому:
"Не бойся, о царь! Если суждено быть битве — я о том позабочусь, ты же прими красавиц и сделай их своими старшими жёнами!" Вслед за тем Нандисена совершил над девушками обряд окропления и провозгласил их царицами, а стражников отпустил и повелел возвращаться к царю Калинге и передать ему, что дочерей его возвысили до царского трона. Те пустились в обратный путь и рассказали обо всём Калинге. Царь, грозно прорычав:
"Видно, он не знает всей силы моего могущества!", тотчас приказал войску выступать в поход. Нандисена же, проведав о его приближении, отправил царю такое послание:
"Пусть царь Калинга не преступает пределов ни своего царства, ни нашего: битве же быть на порубежье обоих царств!" И, получив такое послание, Калинга с войском стал на границе своего царства, а царь Ассака у пределов своей державы.
Бодхисатта же в ту пору был отшельником и жил в хижине, что стояла как раз на порубежье двух царств. И вот царь Калинга подумал:
"Эти святые люди знают многое. Меж тем, кому из нас ведомо, кто победит, а кто потерпит поражение?! Спрошу-ка я у этого отшельника!" И он, переменив платье, чтобы не быть узнанным, отправился к бодхисаттве. Явившись к отшельнику, царь почтительно приветствовал его и, сев в сторонке, спросил:
"Почтенный, цари Калинга и Ассака, каждый с огромным войском, стоят у пределов своих царств друг против друга, готовые ринуться в битву. Ведомо ли тебе, кто из них победит, а кто потерпит поражение?" — "Вседостойнейший, — отвечал ему отшельник, — один из них, несомненно, победит, другой же потерпит поражение. Более этого я ничего не могу тебе сказать. Но царь небесный Сакка скоро будет здесь, и, если ты соблаговолишь прийти ко мне ещё раз завтра утром, я передам тебе его ответ". И вот, когда вскоре явился туда Сакка, чтобы выказать почтение бодхисаттве, отшельник спросил его, кто победит в предстоящем сражении, и получил такой ответ:
"Почтенный! Судя по таким-то приметам и знакам, победит Калинга, Ассака же потерпит поражение!" Когда наутро Калинга снова пришёл к отшельнику, тот передал ему слова Сакки. И, возликовав:
"Так, значит, мне предвещают победу!", царь не спросил даже, какие то будут знаки, и в радости и волнении отправился восвояси.
Весть о предсказании вскоре разнеслась повсюду. Дошла она и до царя Ассаки, и тот призвал к себе Нандисену: