"Я не завидую, царевич,
Провидцам и подвижникам,
Но почитаю их, как должно,
И мудрым в ноги кланяюсь.
Я дхарме предан неизменно,
Почтителен и независтлив.
Подвижники и мудрецы,
Одной лишь дхарме верные,
Дают мне наставления.
Я слушаю внимательно
Провидцев и подвижников.
Благой совет учту всегда:
Лишь дхарма ум мой радует.
Ни корнаков ни стражников,
Ни лучников, ни прочих слуг –
Не обижаю никого,
Деньгами и довольствием
Их оделяю вовремя.
Сановники живут при мне,
Искусные советники.
А в городе Варанаси
Питья и снеди вдоволь всем.
Торговля процветает здесь,
Купцов не счесть из разных стран.
Всем им охрану я даю.
Так правлю я, Упосатха!"
Царевич Упосатха отвечал:
"Ты царь по праву, Самвара!
Цари в согласьи с правдою!
Умён ты, рассудителен,
Приносишь благо родичам.
Тебе, в кольце твоих родных,
Сокровищ обладателю,
Враги не страшны никогда,
Как Индре-небожителю
Не страшны рати асуров".
Государь Самвара со всем радушием принял своих братьев. А через месяц-полтора они ему сказали: "Государь, если в наших областях разбойники бунтовать начнут, мы и сами с ними управимся, а ты наслаждайся царством спокойно". И разъехались они по своим областям. Царь же продолжал следовать наставлениям бодхисаттвы и, когда истёк срок его жизни, сопричислился к сонму небожителей".
Закончив это наставление, Учитель повторил: "Что же ты, монах, ослабил теперь старания? Ведь прежде ты внимал благим наставлениям". Затем он изъяснил арийские положения и отождествил перерождения: "Государем Самварой был тогда этот самый монах, царевичем Упосатхой — Шарипутра, прочие братья — это нынешние тхеры, их свита — мои теперешние последователи, а советником был я сам". Монах, внимая проповеди, обрёл плод прорезавшегося слуха.
Джатака о слоновьем царе
«Что печалишься...» — это Учитель произнёс в роще Джеты по поводу некоей юной монахини. Та была родом из Шравасти, а монашество приняла потому, что ясно узрела все недостатки мирского состояния.
Как-то раз она в числе прочих монахинь пришла к Учителю послушать его проповедь дхармы. Сидя на украшенном сиденье проповедника, Десятисильный стал рассказывать им о дхарме, она же увидела, сколь возвышен его прекрасный и величественный облик, обретённый благодаря безмерным духовным заслугам, и вдруг подумала:
«А не случилось ли мне когда-либо в прошлом в моих странствиях в мирском круговороте быть супругой этого мужчины?» Тотчас же вспомнилось ей:
«Да, была я однажды его супругой, в ту пору, когда он был слоновьим царём по имени Чхадданта». От такого воспоминания стало у неё на душе необычайно весело и радостно, она звонко рассмеялась, а дальше подумала:
«Известно, что жены редко приносят благо своим мужьям, куда чаще бывает так, что мужьям от них один вред. А как же я сама — какою была я ему женой? Что он видел от меня — добро или зло?» И ей открылось:
«Мстительной я тогда была, ничтожную провинность ему припомнила и возненавидела его, а потому прислала на слоновье озеро Чхадданта некоего нишадца по имени Соноттара, чтобы он убил царя слонов напоенной ядом стрелой». Охватила её тут тяжкая печаль, задышала она глубоко и часто и в голос разрыдалась.
Учитель же взглянул на неё и улыбнулся.
— В чем причина твоей улыбки, почтенный? Ведь просто так, без причины, просветлённые не улыбаются? — спросили его монахи.
— Эта юная монахиня вспомнила сейчас, как она провинилась предо мною когда-то. Потому она и рыдает, — объяснил Учитель и рассказал о былом.
Давным-давно в Гималайских горах у озера Чхадданта жило восемь тысяч могучих слонов, умевших летать по воздуху. Бодхисаттва родился тогда сыном их вожака; сам он был белый, а ноги и рот у него были розоватые. Когда он совсем вырос, то в высоту достиг восьмидесяти восьми локтей, в длину — ста двадцати локтей, а хобот у него был в пятьдесят восемь локтей длиною и с виду словно серебряный канат. Бивни у него достигали пятнадцати локтей в обхвате, в длину были тридцать локтей и сияли лучами шести цветов. Бодхисаттва стал вожаком слоновьего народа. Было у него две главные супруги: Малая Субхадра и Большая Субхадра, что значит Счастливейшие, и жил он с восемью тысячами подчинённых ему слонов в Златой пещере. И ещё всегда чтил он просветлённых-для-себя, что жили поблизости.
Озеро Чхадданта, где жил он, простиралось в длину и ширину на пятьдесят йоджан. В середине его на пространстве в двенадцать йоджан не было ни тины, ни ряски, там неподвижно стояла чистая вода, цветом подобная драгоценному яхонту. Ближе к берегам на йоджану простиралась полоса, сплошь заросшая белыми кувшинками. За нею — ещё на йоджану — заросли синего ночного лотоса без какой-либо примеси иных цветов, потом — по полосе красного и белого ночного лотоса; потом шли полосы дневных лотосов — красного и белого; за ними — полоса водяных лилий; дальше, за семью этими поясами, все цветы росли вперемежку. Ближе к берегу глубина была поменьше, здесь уже могли бродить слоны. Тут на протяжении целой йоджаны озеро заросло красным рисом, а ещё ближе к берегу и по кромке воды тянулась поросль мелкого кустарника, усеянного множеством благовонных цветов — синих, жёлтых, красных и белых. Дальше шли заросли бобов и фасоли разного размера: сначала были малые, потом — «княжеские», а под конец — «царские». За ними — дикая бахча: заросли кабачков, огурцов, тыкв-горлянок и простых тыкв. Потом — заросли сахарного тростника высотой в бетелевую пальму; потом — бананы; верхушками они касались корней слоновьих бивней; потом — заросли риса; потом — лес хлебных деревьев с плодами размером с большой горшок; за ним — лес тамариндовых деревьев, а дальше — лес деревьев капиттха и чаща смешанного леса. Окаймлялось это непролазными зарослями бамбука.
А вокруг бамбуковой чащи высились один за другим семь круговых горных хребтов. Наружный назывался Малым Чёрным, потом шёл Большой Чёрный, дальше — Водный, Луносклонный, Солнцесклонный, Яхонтовый и Золотой. Золотой хребет, ближайший к озеру, высился на семь йоджан, окружая озеро Чхадданта, как кайма окружает лист лотоса; внутренние склоны его были золотого цвета, и озеро, отражая сияние их, горело, словно солнце во всей полуденной мощи. Наружные хребты были каждый на йоджану ниже предыдущего, последний возвышался только на одну йоджану.
А к северо-востоку от этого окружённого семью горами озера рос огромный баньян. Его ствол был в обхвате пять йоджан, а в высоту — семь; на четыре стороны протянулись ещё большие сучья, каждый в шесть йоджан длиной, да и верхние сучья возвышались на шесть йоджан над стволом. Так что было это дерево в высоту тринадцать йоджан, а в ширину — двенадцать с лишком; воздушных корней росло у него восемь тысяч, и красовалось оно, будто глыба чистого самоцвета.
В западной же части озера Чхадданта находилась в склонах ближайшего горного хребта Златая пещера, простиравшаяся на двенадцать йоджан. Все время дождей слоновий царь жил со своим восьмитысячным народом в этой пещере; в жаркое же время года слоны стояли под баньяном, среди его воздушных корней, и ловили веявший с озера прохладный ветерок.
И вот однажды слоновьему царю доложили: «Расцвела большая роща саловых деревьев». Царь вместе со своею свитой захотел поиграть там в слоновьи игры, пришел в рощу и, шутя, ударил лбом расцветшее саловое дерево. Малая Субхадра стояла рядом с ним, но против ветра, а потому на неё посыпались с дерева старые засохшие веточки, пожухлая листва и рыжие муравьи. А Большая Субхадра стоялая по ветру, и на неё попадала цветочная пыльца и чашелистики. Оттого Малая Субхадра затаила на Бодхисаттву обиду: «Ах, так! Любимую жену он обсыпал пыльцой и чашелистиками, а мне достались сухие веточки да рыжие муравьи! Ладно же».
В другой раз слоновий царь вместе со своим народом спустился к озеру Чхадданта искупаться. Двое молодых слонов захватили хоботами по пучку благовонных корней уширы и натёрли тело царя, подобное вершине горы Кайлас. Затем, когда он помылся и вышел, они точно так же натёрли и обеих его супруг; те вышли на берег и стали по сторонам Великого. А следом за ними и все восемь тысяч слонов спустились к воде, поиграли там в слоновьи игры, нарвали в озере разных цветов и убрали ими своего царя, словно серебряную ступу, — а там и обеих его супруг. Некий же слон, бродя по мелководью, нашёл большой махровый лотос, что, как всем известно, предвещает счастье; он вырвал его хоботом и поднёс Великому. Бодхисаттва взял лотос, стряхнул пыльцу его себе на макушку и подарил цветок своей старшей супруге — Большой Субхадре. А вторая жена, видя это, обиделась на мужа пуще прежнего: «Вот и этот махровый лотос не мне он подарил, а своей любимице!»
Спустя несколько дней Бодхисаттва велел смешать сладкие плоды с лотосовыми мёдом, набрать побегов и стеблей лотоса и принёс все это в дар пятистам местным просветленным. Тогда Малая Субхадра сама собрала всяких плодов, поднесла их просветленным и взмолилась: «Хочу я в следующей жизни родиться дочерью царя мадров, царевной Субхадрой. Когда вырасту, хочу стать главной супругой царя Варанаси, быть ему милой и любезной его сердцу. А тогда я расскажу мужу про этого царя слонов и пошлю сюда охотника, чтобы он убил его напоенной ядом стрелой и принёс мне пару его шестицветных клыков».
С той поры она перестала есть, иссохла и вскоре умерла, а родилась и впрямь дочерью супруги царя мадров. Нарекли её Субхадрой. Когда она выросла, выдали её замуж за царя Варанаси, и стала она мила и любезна его сердцу. Царь возвысил её и сделал старшей меж шестнадцати тысяч своих жён. Субхадра помнила о своей прошлой жизни; и вот она подумала: «Теперь моё чаяние близко к исполнению. Пора уж потребовать, чтобы мне принесли бивни царя слонов».
Намазалась она маслом, оделась в грязное и сказалась больной. — Где же Субхадра? — спросил царь, не видя её. — Больна. Царь пришел к ней в опочивальню, сел на краю кровати и, ласково поглаживая царицу по спине, спросил: