тогда прочёл заклинание и силой его подчинил своей власти несколько сот шакалов, а также всех слонов, лошадей, львов, тигров, кабанов, оленей и прочих четвероногих тварей. И стал шакал царём всех зверей, взял себе имя Саббадаттха, Клыкастый, а шакалиху сделал своей старшей женой. Потом лев взобрался на спины двух слонов, ставших рядом, а на льва вместе с шакалихой взгромоздился шакал Саббадаттха, царь зверей, и четвероногие воздали ему великие почести.
Слава вскружила шакалу голову, гордыня обуяла его, и решил он завоевать царство бенаресское. И вот, сопровождаемый четвероногими тварями, подступил шакал к Бенаресу — и на целых двадцать йоджан растянулось его воинство. Став неподалёку от города, направил шакал царю послание:
"Отдай царство или сражайся за него!" И объятые страхом жители Бенареса наглухо затворили городские ворота и заперлись в крепости.
Бодхисатта же пришёл тогда к царю и сказал:
"Не бойся, великий царь! Биться с Саббадаттхой, царём шакалов, — мой удел, ибо, кроме меня, никто не сможет с ним сразиться!" Он успокоил царя и горожан и, сказав:
"Пойду-ка спрошу шакала, как собирается он завоевать наше царство!", взошёл на дозорную вышку над городскими воротами и крикнул:
"Саббадаттха! Скажи, а как же ты завоюешь это царство?!" –
"Очень просто, — отвечал шакал, — я прикажу львам рычать таким страшным рыком, что бенаресцы испугаются и крепость падёт!"
"Только-то и всего!" — подумал тогда бодхисатта.
Он спустился с дозорной вышки и повелел бить в барабаны по всему городу Бенаресу, что протянулся на двенадцать йоджан, и оповестить жителей о том, чтобы они забили уши гороховой мукой. Горожане, повинуясь приказанию, затолкали в уши муку и закупорили их так, что не слышали друг друга. И мало того, что себе, — они заткнули также уши всем котам и прочим четвероногим, жившим в городе. Бодхисатта же, вновь взойдя на дозорную вышку, позвал:
"Эй, Саббадаттха!" –
"Чего тебе, брахман?!" — откликнулся шакал.
"Так как же ты собираешься захватить эту крепость?" — снова спросил бодхисатта.
"Я же сказал: заставлю львов рычать и тем напугаю жителей, а после, растерзав их, займу город!" — ответил шакал.
"Ну, так вот, — молвил на то бодхисатта, — шакалу не заставить львов рычать: благородные львы, чьи лапы желты, а гривы — как у предводителя львов, не станут слушать такого старого шакала, как ты!"
Тогда шакал, обуреваемый гордыней, вскричал:
"И другие львы уподобятся тому, на спине которого я восседаю и которого тотчас же заставлю рычать!" –
"Что ж, — молвил бодхисатта, — заставь, если сможешь!"
И тогда шакал топнул ногой по спине льва, на котором сидел верхом, и повелел льву издать рык. И лев, склонив морду к уху одного из слонов под собой, выгнулся и трижды разразился оглушительным рёвом, повергающим в трепет всё живое. Перепуганные слоны сбросили шакала на землю себе под ноги, ненароком наступили ему на голову и раздавили всмятку. И тотчас на том самом месте шакалий царь Саббадаттха испустил дух. Другие же слоны, услыхав рычание льва и перепугавшись до смерти, бросились бежать и в суматохе передавили друг друга. И вышло так, что прочие четвероногие — от кабанов и оленей до зайцев и котов — все погибли, раздавленные. Только львы уцелели и, бежав оттуда, скрылись в лесах. Вся же земля в округе двенадцати йоджан являла собой вид огромной груды мяса.
Тогда бодхисатта сошёл с дозорной вышки, приказал распахнуть городские ворота и под барабанный бой оповестил бенаресцев: "Пусть все высыпят муку из ушей, а жаждущие мяса пусть наберут его сколько захотят!" И жители города, наевшись вволю свежатины, оставшееся мясо насушили и навялили про запас. С того самого времени, говорят, люди и научились вялить мясо впрок".
И, заканчивая своё наставление в дхамме, Учитель истолковал джатаку и связал перерождения, спев такую исполненную высшей мудрости гатху:
"Как некогда шакал в гордыне ненасытной
Царём клыкастых стать под небом возмечтал, –
Таков и человек, что окружился свитой:
Не боле он велик, чем среди львов шакал!"
"Шакалом в те времена был Девадатта, царём бенаресским — Сарипутта, домашним же жрецом царя был я сам", — добавил к тому Учитель.
Джатака о шакале
Словами «О, благостная Анутирачари!..» Учитель — он жил в ту пору в роще Джеты — начал историю о некоем Упананде из рода Шакьев.
Ибо Упананда тот хотя и ушёл странствовать, следуя учению, но сделался жаден до крайности и забыл о скромности и иных монашеских добродетелях. С началом дождливой поры он облюбовывал для себя кельи в двух, а то и трёх монастырях разом: в одном оставлял свой зонт или сандалии, в другом — дорожный посох или же кувшин с водой, а в третьем сам поселялся.
Как-то раз пора дождей застала его в одном отдалённом монастыре. И, говоря: — Братия! Надобно ведь довольствоваться малым! — он наставил монахов в том, как стать на благой путь обладания малым, и возжёг пред ними светильник радостного довольства немногим — будто луну возвёл на небеса. И, внимая слову его, монахи побросали свои дорогие сосуды и посрывали нарядные накидки, тешившие взор красотою. Взамен они взяли грубые чаши из глины и оделись в лохмотья, ветхие, пропылённые.
Упананда же все их добро собрал и отнёс к себе в келью, а когда кончилась пора дождей и отпраздновали праварану, повёз его на телеге в рощу Джеты. Проезжая мимо лесного скита, Упананда остановился, зашёл на задний двор, обернул ступни древесными листьями и, приговаривая: «Наверняка тут можно чем-нибудь поживиться!» — вошёл в дом.
В скиту же том ещё с поры дождей оставались два престарелых монаха. Было у них на двоих два грубошёрстных покрывала и ещё одно тонкой выделки, и никак не могли они их поделить меж собою. Увидав Упананду, монахи возрадовались: «Тхера поможет нам разделить добро!» И подступились они к нему, говоря:
— Мы, почтенный, никак не можем поделить меж собой покрывала, припасённые на дождливую пору, и спорим о них. Ты, уж будь добр, помоги нам!
— Это можно! — отвечал на то Упананда — Поделю!
И, дав каждому по грубошёрстному покрывалу, себе забрал то, что получше, сказав:
— Это положено нам, блюстителям устава! — с тем отбыл.
Монахам стало жаль покрывала, они пошли следом за Упанандой в рощу Джеты и, поведав о случившемся монахам — хранителям устава, вопросили:
— Положено ли, почтенные, тем, кто блюдёт строгость устава, обирать так людей?!
Монахи между тем узрели множество сосудов и накидок, которые привез тхера Упананда, и в изумлении спросили:
— Должно быть, велика заслуга твоя, почтеннейший, коли досталось тебе столько сосудов и одеяний?! Он же, говоря на то:
— Откуда у меня, почтеннейшие, быть святой заслуге?! Добыл я это так-то и так-то, — рассказал обо всем.
И вот сошлись монахи в благочестивом собрании и стали обсуждать это меж собою, говоря:
— Почтеннейшие! Упананда из рода Шакьев, похоже, не в меру жаден и не отринул мирское! Учитель же, войдя к ним, спросил:
— О чем это вы, братия, здесь толкуете?! — и когда монахи ответили, произнёс, — Братия! Содеянное Упанандой лежит в стороне от пути восхождения нашего, ибо прежде, чем монах начнёт наставлять на путь восхождения других, надобно ему самому научиться поступать как подобает!
И, желая преподать монаху урок дхармы, Учитель спел стих из Дхаммапады:
«Себя сначала измени,
Как должно, в этом мире ты,
Потом — другого поучай!
Мудрец да избежит страстей!»
И, говоря: — О монахи! Не только ныне, но и прежде уже выказывал этот Упананда непомерную жадность, не только ныне обирает он людей, но и прежде уже обирал всех сущих! — Учитель поведал собравшимся о прошлом.
В стародавние времена, когда в Варанаси правил царь Брахмадатта, Бодхисаттва был духом дерева, которое росло на речном берегу. И жил на том же берегу вместе с женою шакал по имени Майави-Обманщик. Как-то раз говорит шакалу жена:
— Господин мой! Жду я щенков и мучусь неодолимым желанием отведать свежей рыбы!
— Не печалься, — отвечал шакал, — я принесу тебе свежей рыбы!
Шакал обернул ноги древесными листьями и пошёл по камням вдоль берега. А в это самое время там же на берегу замерли, высматривая рыбу, две выдры: Гамбхирачари — Глубоконырка и Анутирачари — Мелконырка. Первой приметила большую красную рыбу Гамбхирачари. Она бросилась в воду и ухватила рыбу за хвост. Но могучая рыба поплыла прочь, таща за собой выдру. Гамбхирачари завопила, взывая к Анутирачари: — Здесь огромная рыбища! Плыви ко мне, помоги! Этой рыбищи хватит нам на двоих!
И запела:
«О благостная Анутирачари!
Спеши скорей на помощь мне!
Большая рыбища попалась
И тащит, что есть сил, меня!»
Анутирачари спела в ответ:
«Гамбхирачари славная!
Держи покрепче, посильней!
Сейчас я ухвачу её,
Как повелитель птиц — змею!»
И обе выдры, напрягши силы, совместными усилиями вытащили рыбу на берег, положили её на землю, убили и стали говорить друг другу: «Дели!» Но разделить справедливо они не сумели, и началась промеж них свара. Тогда они бросили рыбу и уселись с ней рядом.
Тут-то и появился шакал. Завидев его, выдры с поклоном обратились к нему: — О господин, цветом подобный траве куша! Вот — рыба, которую мы изловили вместе, но разделить по справедливости не смогли, и разгорелась промеж нас ссора. Будь добр, раздели рыбу на равные доли!
И, сказав это, выдры спели:
«О господин, чей светёл мех,
Подобный куше благостной!
Нас примири друг с другом ты
И спор наш разреши скорей!»
Внимая выдрам, шакал, в стремлении показать свою силу, в ответ тоже спел стих:
«Ко дхарме лишь приверженный,
Достигнул многих целей я!
Вас примирю друг с другом я
И спор ваш разрешу!»
И, деля рыбу, он спел ещё: