Он поделит город напополам. С мелком в руках. И побредет в одиночестве по меловой черте, пока ее не смоет дождем. Он так и будет вышагивать по следу от мелка, точно мошка-канатоходец на вольфрамовой нити разбитой лампочки, не решаясь сделать шаг в пустоту справа или слева от себя. Настанет день, когда всем этим больным лампочкам придется погаснуть, и с ними наконец погаснет этот мертвенно-зеленый свет.
Прозрачный взгляд. На этот раз собор, возникший перед ним, когда Боб Иереги поднял глаза, не показался ему таким уж кошмарным.
Body amp; soul
012/6465-QW. Отчет судебного врача Б. Б.
Имя жертвы: мраморная статуя, без имени.
Группа крови: отсутствует.
Внешний вид / Отмеченные повреждения: белый мрамор, рост один метр восемьдесят четыре сантиметра. Из-за чересчур тонких ног мраморной фигуре не хватает устойчивости. Ноги не до конца проработаны. Прочие части тела и лицо вырублены мастерски. Мундир с отворотами точно такой, как носили наполеоновские солдаты. А вот сапоги не стали для скульптора предметом особого внимания. Обе верхние конечности фигуры прижаты к телу, она двумя руками держит шпагу, не до конца проработанную. Скажем по справедливости, все детали лица, считая даже морщины на лбу, изображены с большой реалистичностью, тем самым лицо приобретает серьезное, задумчивое выражение, ничуть не напоминающее rigor mortis[38]с которым данному департаменту обыкновенно приходится иметь дело. Вряд ли скульптор сильно утруждал себя отделкой головного убора – для более точного определения воинского статуса, времени, когда подобная униформа была в ходу, и характерных деталей треуголки следует обратиться к специалистам, – вышеуказанный предмет (на взгляд человека, не сведущего в подобных материях) скорее напоминает медсестринский чепец большого размера. В момент обнаружения трупа (который таковым не является) на статую был накинут белый халат. По информации, предоставленной нам полицейским отделом расследований, все указывает на то, что с помощью шляпы, являющейся неотъемлемой частью скульптуры, и халата, надетого впоследствии, лицо, поместившее статую возле окна, стремилось выдать ее за медицинскую сестру, хотя мотивы вышеназванного стремления пока еще не определены.
Телесные повреждения: в нижней части шеи возле левого плеча обнаружена пуля калибра 5,6 миллиметра (22-го калибра в американской системе), внедрившаяся в мрамор примерно на полтора сантиметра. Анализ физических параметров отверстия определенно указывает, что кинетическая энергия пули в стволе превышала 24,2 джоуля в момент выстрела, хотя марку и тип пистолета установить пока не удалось. Стрелявший находился на расстоянии не более трех метров от цели и метил в шею, при том что статуя располагалась спиной к стрелявшему и смотрела в окно («смотрела» следует понимать в переносном смысле). Угол расположения пули внутри отверстия можно отнести за счет неопытности стрелявшего, равно как и за счет столкновения с таким прочным и труднопроходимым материалом, как мрамор. Обе гипотезы правомерны, хотя и могут быть пересмотрены в ходе последующих изысканий.
Отвечая на последний вопрос, поставленный полицией, нужно заметить, что факт обнаружения статуи, лежавшей на полу рядом с окном, объясняется тем, что фигуру вывело из равновесия прямое попадание пули, при том что эта статуя вообще не отличалась достаточной устойчивостью, а выстрел был произведен с очень близкого расстояния.
Как можно плакать по Сальвадору Альенде
Разводной мост снова был поднят. Хотя солнце в последней своей агонии стремилось прорваться сквозь облака, ветер задувал холодом. Брусчатка все еще не просохла. Клара решила поднять окошко в своем «шевроле». Ручка подавалась очень туго, и ей пришлось взяться за нее обеими руками.
Пока она с трудом проворачивала ручку на дверце, мост начал медленно опускаться, как будто именно Клара отвечала за его сведение, за соединение двух кусков дороги. Иногда стихии заключают с нами союз; в конце концов наступает момент гармонии. Чуть позже, уже переезжая через мост, Клара резко вывернула к перилам, опустила правое окошко и выбросила револьвер в воду. Она попыталась представить, что происходит у нее за спиной: медсестры, вероятно, все еще во дворике, пялятся в небо, держа перед глазами рентгеновские фотографии, – они глядят на это дурацкое затмение, но со стороны кажется, что они пристально рассматривают снимки. Они используют изображения опухолей и сломанных ребер, просто чтобы смотреть вверх. Именно так передавали по радио: «Чтобы полюбоваться на редкостное явление, можно также воспользоваться рентгеновским снимком сломанного бедра вашей бабушки. Солнечные очки не дают достаточной защиты». Клара подумала, что наблюдать затмение при помощи фотографий чужой боли – жестоко.
Нет, она ничуть не раскаивалась в содеянном.
Когда Клара закрыла правое окошко, она услышала жужжание мухи, пленницы черного «шевроле»: биз-биз. Муха билась о стекло, не раз, не два, а постоянно, как будто заело пластинку. Урок о сущности стекла давался ей непросто. Клара повернула ручку, и пленнице наконец удалось выбраться из машины. По ту сторону стекла насекомое выглядело как-то иначе, непохоже на муху. Скорее – на пчелку.
Клара так и не познакомилась ни с одним из пациентов лечебницы. Не познакомилась с Джо Пандой, который, воспользовавшись моментом, перекопал запретный для него участок двора в поисках зарытого телефона. Несчастный все еще пребывал в уверенности, что рано или поздно он обнаружит заветный аппарат. Он все так же дожидался звонка, надеясь снова выйти на ринг. Ему был необходим бой-реванш. Западные листья единственного стоявшего во дворе дерева уже начали краснеть в предчувствии осени. А может, дело было в другом: что если, когда пациенты копали свой тоннель и один из неудачливых беглецов поранил руку о корни, самые тонкие отростки, эти подземные капилляры, напитались беглянкой-кровью. Или, возможно, так вышло потому, что влюбленные в тот день слишком долго болтали по телефону и уши их покраснели, и покраснели даже сами телефоны – это был один из тех редких случаев, когда мир вещей выступает с нами заодно, как и в тот раз, когда Клара вертела ручку стеклоподъемника и разводной мост подчинялся ее команде. Или, быть может, эти красные телефоны, которые с такой одержимостью разыскивал Джо, действительно существовали и были закопаны именно под корнями дерева. Подземные телефоны, того же цвета, что и огнетушители в больничных коридорах, спирали красных проводов, обвивавшие корни, взобравшиеся наверх, к листьям, и окрасившие их в цвет граната. Все это – лишь предположения. А теперь закройте скобки и закурите сигарету, желательно «Голуаз».
Теперь город распростерся на коленях, молил о прощении и прерывисто дышал под дождем, который все время возвращался. Улицы слегка попахивали свежей рыбой, мокрые параллельные ряды железнодорожных шпал тянулись прямо в бесконечность. Шпалы, сделанные из обломков рыбных ящиков.
Нет. Она не могла сказать, что раскаивается. Раскаяние – такое чувство, для которого требуется немало гектаров. И все-таки ей страшно хотелось заплакать. У Клары не нашлось при себе носового платка, и она почувствовала себя совершенно одинокой, запертой внутри наемного автомобиля. На втором светофоре она попыталась отыскать в бардачке что-нибудь, чтобы вытереть слезы. Платков и салфеток не было, и первое, что она вытащила, оказалось огромной складной картой. На одной стороне – план автодорог, на другой – карта мира. Когда на светофоре снова зажегся зеленый, положение Боливии, Перу и еще пары-тройки соседних государств, залитых потоком слез, сделалось прямо-таки угрожающим. Послышался странный звук, словно в глубине коридора заскрипела железная дверь. Клара, внутри пианино заперт кот. Теперь ее слезы изливались в Панамский канал, в синюю отметину на этой безупречной карте. Клара включила радио. Передавали последний хит, приправленный звучанием тенор-саксофона.
Any butterfly in Iceland?
Of course there are, white is their color
So we can't see them raise
'cause of the snow, 'cause of the ice
white as the salt in your bleed wound
as invisible as they are, ain't need to learn
long ago they learnt, long ago…
Butterflies in Iceland know, long ago…
Three are the scars in their life:
first one is the sea
second one is the sky
but the third one, oh, the third one…
Ain't blue any more, ain't blue.
The third one ain't blue…[39]
Какая разница? Исландия и Аляска – это просто две половины одного разводного моста. Третья – не синяя. Третий – не синий. Клара не могла выносить голос Сары Воэн, поющей «Third One Ain't Blue», песню, которая прежде так ей нравилась, что она писала эти слова на всех банкнотах, попадавших ей в руки.
Рельсы в глазах Клары становились все более отчетливыми, кроваво-красными, как подземные телефоны, как листья дерева во дворе лечебницы, алыми, как поля только что распустившегося в мозгу мака. Однако пчелы красного цвета не различают. Он для них вообще не существует, в их дальтонических глазах красный превращается в черный. Обреченные, проклятые пчелки, обитающие в почтовых ящиках.
Клара выехала на шоссе и ввинтилась в дорожную спираль, вытирая с лица последние слезы при помощи Сальвадора, Никарагуа и особенно Коста-Рики. Одной одинокой слезке почему-то полюбилась Чили, и она оросила всю страну, спустившись в преисподнюю собственным путем. Плакал ли так хоть кто-нибудь по Сальвадору Альенде?
Роттердам, Южный выезд. На перекрестке с такой надписью полиция установила пропускной пункт, и четверо вооруженных дежурных проверяли все выезжающие машины. Впереди дожидались своей очереди два синих легковых автомобиля. Вот только третий – не синий. Третий был черный «шевроле». Это была хорошая идея – выбросить пистолет в воду. Клара могла быть спокойна. Полицейские, вероятно, ищут марихуану. Обычная проверка. Клара посмотрела на себя в зеркало заднего вида. Жалкое зрелище. Тогда она распрямила все еще болевшую шею и, на ощупь вытащив из бардачка карту, звучно прочистила нос на территорию Канады, а полицейские в это время досматривали последнюю синюю машину и тормозили «шевроле» Клары, жестами предлагая ей выйти из салона.