й. Ничего личного ему раскопать не удалось. И это только подтверждало то, что ей отлично удавалось разделять личную жизнь и профессиональную.
В одном не было никаких сомнений — она была отличным специалистом, и Уинтер смог в этом убедиться на собственном опыте. Дело Маккарти она вела образцово-показательно. В полицию Нью-Йорка Карла пришла прямиком после университета, и можно было уверенно предположить, что уйдет она оттуда только на пенсию. За долгие годы Уинтер перевидал немало полицейских. Среди них были те, кто работал ради денег, но были и такие, для кого работа — призвание. Мендоза как раз из числа последних, это было очевидно.
Он снова прокрутил в голове сцену убийства Омара. Он искал какую-нибудь деталь, которую он упустил из виду и которая поможет ему выбраться из этой комнаты. Но память ничего нового ему не показывала.
Комната теперь казалась ему гораздо меньше, чем в самом начале, как будто стены начали смыкаться вокруг него. Ему хотелось встать и пройтись, подойти к зеркалу и смотреть на него. Еще раз стукнуть по нему, проделать все то, что — как он много раз видел сам, находясь по ту сторону стекла, — делают другие. Хоть он и был невиновен, его начали одолевать сомнения. Такой эффект производила на него комната, и так и было задумано. Здесь человек должен ощущать вину. Может, на двери и висит табличка «Комната для допросов», но зачем себя обманывать: это тюремная камера, только без кровати и унитаза. Это даже хуже, чем камера, — это чистилище. И если запахнет жареным, он попадет прямо в ад. А если все сложится справедливо, снова будет на свободе. Эта неопределенность сводила с ума.
Отец Уинтера до казни провел в тюрьме два десятилетия. Уинтер периодически задавался вопросом, как же он выдержал там все эти годы. Он бы так не смог. Максимум два года, а потом он бы взял дело в свои руки. Жизнь в неволе — не жизнь.
Наконец дверь открылась, и Мендоза вернулась с ноутбуком. Он ожидал, что она снова сядет напротив него, но на этот раз она поставила лэптоп на стол и перешла на его сторону. Уинтер вопросительно посмотрел на нее, но лицо Мендозы было непроницаемым.
— Давай сюда руки.
Он снова взглянул на нее и, не дождавшись никаких комментариев, поднял руки из-под стола. Она достала ключ и сняла наручники. Уинтер стал растирать запястья, а Мендоза обошла стол и села на свое прежнее место. Дождавшись, пока она устроится и посмотрит на него, Уинтер улыбнулся.
— Спасибо. Ты себе не представляешь, как здорово без наручников. И что же заставило тебя передумать?
Вместо ответа Мендоза открыла лэптоп и нажала на несколько клавиш. Затем повернула экран к Уинтеру, чтобы он мог посмотреть видео с дешевой камеры наблюдения. Качество было так себе, но этого было достаточно.
Судя по временным отсечкам, запись была сделана в восемнадцать минут второго ночи. На экране был виден магазин, находившийся на той же улице, что и кафе. Изображение с широкоугольной камеры было нерезким, с нарушенной перспективой. Сначала мимо прошла влюбленная пара. Они смеялись, обнимались и явно наслаждались друг другом. Потом почти целую минуту ничего не происходило, а затем мимо прошла женщина. Она шла быстро, смотря себе под ноги. Тридцать секунд тишины — и на экране появилась блондинка. Была видна только часть ее лица, но Уинтер узнал ее по тому, как двигались у нее плечи при ходьбе.
— Это она, — сказал Уинтер.
— Мы так и поняли.
Мендоза нажала еще пару клавиш, запустив новое видео. В этот раз часы на экране показывали без трех минут два, но изображение было идентичным первому: та же улица, тот же магазин, тот же угол съемки. Прошло три секунды, и мимо магазина прошел мужчина.
— А вот и я.
Мендоза запустила третье видео. На часах — двадцать две минуты третьего. Женщина снова прошла мимо магазина, на этот раз в обратном направлении. Мендоза нажала на паузу, заставив ее замереть на ходу.
— Лейтенант Джонс считает, что на основании данных съемки мы должны поверить тебе, раз улик против тебя недостаточно, — сказала Мендоза безразличным и каким-то безжизненным тоном и с напряженным лицом.
— А ты, очевидно, не согласна с его решением. Ты что, предпочла бы, чтобы я оказался убийцей? Это плохо бы сказалось на твоей карьере, разве нет? Ведь это означало бы, что ты не смогла вычислить меня во время расследования дела Райана Маккарти. — Уинтер улыбнулся. — Ну что, в Вегас уже не едешь?
— Хорошая новость: мой принудительный отпуск отменили, — злобно посмотрев на Уинтера, сообщила Мендоза. — Плохая новость: до задержания этой женщины мне приказано помогать тебе в ее поисках.
— Это хорошая новость.
— Ничего хорошего. В этой ситуации нет вообще ничего хорошего.
— Тебе посчастливится побывать в Хартвуде.
— Я бы лучше к стоматологу сходила.
— Надеюсь, это шутка? Ты же на самом деле не хочешь к стоматологу? Ни один человек в здравом уме не хочет к стоматологу.
Мендоза красноречиво посмотрела на Уинтера.
— Ладно, расскажи мне еще раз, как все произошло, — с начала до конца. Мне нужно знать абсолютно все до мельчайших деталей. Понял?
7
И Уинтер снова пересказал свою историю, только на этот раз Мендоза прерывала его и задавала уточняющие и наводящие вопросы. Но не похоже было, чтобы она выудила из его ответов что-то новое. Убийство Омара врезалось в его память настолько хорошо, что он и в первый раз рассказал все, что только можно было выжать из этой истории.
— Ты, видимо, уверен на сто процентов, что эта женщина убила Ридов, — сказала Мендоза, когда Уинтер закончил говорить.
— Да. То, что она убила Омара, подтверждает ее способность совершить убийство. И зачем ей оставлять газету? Ведь зачем-то же она указала нам на Ридов. Я не вижу никакой иной причины.
— Понятно. Хорошо, получается, что эта женщина сидела в кафе, когда ты туда пришел, потом она подошла к твоему столику, заговорила с тобой, потом зарезала повара и ушла. И никакого повода для убийства не было.
— Ей не нравилось, что я не воспринимаю ее всерьез, но да, я бы сказал, что повода для убийства не было, — кивнул Уинтер.
— И ты ее никогда в жизни не видел?
— Нет, — покачал головой Уинтер.
— И она знает твое имя.
Уинтер кивнул, и Мендоза нахмурилась.
— Значит, она ждала тебя специально. Выслеживала тебя, а ты этого даже не заметил. Теряешь квалификацию.
— Никакой связи нет. Это означает, что она — профи.
— Профи?
— Мы с тобой единодушны в том, что по большей части преступники — идиоты. Иначе они оставались бы на свободе. Но время от времени встречаются умные экземпляры, которые планируют все до последней детали. Они любят свое дело и не хотят, чтобы их лишили возможности продолжать это дело. Эта женщина — из таких.
Мендоза засмеялась и покачала головой:
— Ну конечно, тебе остается объяснять все именно ее умом. Не скажешь же ты, что тебя обхитрила идиотка.
Уинтер проигнорировал иронию в ее словах и закрыл глаза. Она пыталась бить в его слабые места, но на работе это положительно не сказывалось. Он снова проиграл в голове каждое действие, постаравшись составить из них общий пазл. Камера добавила новый угол зрения. Он открыл глаза.
— Проверь съемку с камеры предыдущих дней. Увидишь, что она шла за мной в кафе в ночь с понедельника на вторник и на следующую ночь. Скорее всего, был и третий раз — возможно, днем, — чтобы освоиться внутри помещения. Поскольку я приходил туда две ночи подряд, она предположила, что будет и третий раз, поэтому она сама оказалась там заранее. Ростом она где-то метр семьдесят пять, но на каблуках она будет казаться выше. В эти первые дни на съемке вряд ли она будет с белыми волосами, в джинсах и кожаной куртке. Наверняка она была в парике в ночь убийства, да и цвет глаз у нее скрыт линзами.
— Я поручу кому-нибудь этим заняться, — сказала Мендоза, немного подумав.
— Не надо, не трать время.
— Ты же сам это только что предложил.
— Ну, а теперь я подумал и понял, что это пустая трата времени. Мы только убедимся, что она работает методично, и все. А это и так понятно, можно обойтись и без этого доказательства. Нам нужно смотреть вперед, в лобовое стекло, а не в зеркало заднего вида. Она оставила нам в качестве зацепки Хартвуд и Ридов, и у нее была на это какая-то причина. Я хочу узнать эту причину.
Они замолчали, и Уинтер посмотрел на собственное отражение в зеркальном стекле. Он снова вспомнил, как женщина переходила улицу и исчезла за углом, а Элвис запел «Suspicious Minds».
— Тебе как кажется, преступниками становятся из-за генов или воспитания? — спросил он.
— Мне кажется, бывает по-разному. Кто-то рождается преступником, а кто-то становится.
— Согласен. Эта, мне кажется, родилась такой.
— Почему ты так решил?
«Потому что я заглянул ей в глаза и увидел в них себя», — промелькнуло в голове у Уинтера. Но вместо этого он сказал:
— Пообщайся с безумцами с мое и научишься хорошо в них разбираться. Эта женщина — психопатка. Убийством Омара она продемонстрировала свою потребность контролировать и манипулировать. Сейчас она играет со мной. Ее поступки — это желание продемонстрировать, что она — ферзь на шахматной доске.
— Ну, хорошо, убедил. Тогда возникает вопрос, зачем ей это нужно. Исходя из твоего рассказа, я понимаю, что она профи в своем деле, так?
Уинтер кивнул. Всех преступников он разделял на две категории — организованные и дезорганизованные. Доктор Гарольд Шипман — идеальный образец высокоорганизованного преступника, на его счету рекордное количество жертв. Он был умным, жестоким манипулятором. Орудовал в Англии более двух десятилетий, и за это время, по разным подсчетам, убил более двухсот пятидесяти своих пациентов. Дезорганизованные преступники более хаотичны в своей деятельности. В результате их и ловят быстрее, и жертв на их счету гораздо меньше.
— И все же — зачем ей ты? — снова спросила Мендоза.
— Понятия не имею, — покачал головой Уинтер.