Он пошел назад к воротам, не забывая смотреть по сторонам в надежде, что обнаружится могила Лестера или Мелани. Выйдя на улицу, он направился к «Мертл-хаус». В кои-то веки бессонница ему не грозила. Через считаные минуты после возвращения в гостиницу он забылся глубоким сном.
30
— Хватит спатки, пора вставатки, — щекотал ухо чей-то тихий голос, прорываясь сквозь туман в голове Уинтера. Он было подумал, что это Изабелла. Но это было невозможно — Иззи была семь отелей назад. Из-за нее он с удовольствием остался в Риме на неделю дольше, чем было нужно. Она дала приятный повод в кои-то веки сконцентрироваться не на маньяке. Но это была не Иззи. Чужой говор, чужой тон голоса и ритм речи.
Все это Уинтер осознал за какие-то миллисекунды и уткнулся в вопрос: чей же это голос? Распахнув глаза, он увидел свет фонаря. И тень женщины, стоящей у его постели. В руке у нее был пистолет. Ее силуэт было не спутать ни с чьим.
— Не двигаться. Рот не открывать.
Уинтер лежал не шелохнувшись. Как же это было непросто! Адреналин зашкаливал, дыхание сбилось. Он изо всех сил стараться дышать спокойнее. Такое развитие событий было одновременно и неожиданным, и предсказуемым. Она же сказала, что они скоро увидятся, но он не думал, что она окажется настолько дерзкой. Зная, что она склонна к театральности, он должен был предположить подобный ход с ее стороны. Женщина вытащила из сумки наручники и бросила их на кровать.
— Один наручник — к изголовью, второй — на руку, — скомандовала она.
Уинтер подчинился. В полной тишине раннего утра щелчки наручников прозвучали, как выстрелы.
— Туже.
Он сильнее затянул браслет, и холодная сталь вонзилась ему в кожу. Она включила тусклую прикроватную лампу и выключила фонарь. На ней была та же самая кожаная куртка, в которой она была в кафе, и те же самые кроссовки. Уинтер кинул взгляд на тумбочку. Там лежал его мобильный и часы — так близко, что до них можно было дотянуться. Было почти полчетвертого утра. Его взгляд не остался незамеченным, и она сдвинула телефон подальше к дальнему краю тумбочки.
Подвинув стул к кровати, блондинка села, скрестила ноги и подалась вперед. Она была так близко, что Уинтер улавливал все исходящие от нее запахи: дезодорант, мыло, шампунь и кондиционер для белья сочетались в нежном цветочно-фруктовом аромате. Он мог бы протянуть руку и дотронуться до ее белоснежной кожи, рассмотреть ее зрачки, удостовериться, что она снова в цветных линзах и в парике. И да, она была болезненно худая.
— О чем думаешь?
— Думаю, тебе стоит убрать пистолет. Все равно ты им не воспользуешься.
— Ты так уверен?
— Уверен. Я часть игры, в которую ты играешь. Убьешь меня — игра закончится.
Она прицелилась, поставив палец на курок. Левой рукой она поддерживала правую — верный признак того, что она умела обращаться с оружием. Хотя это было излишне. Даже если бы она держала пистолет кое-как и не целилась столь тщательно, с такого близкого расстояния промахнуться было невозможно. По ее лицу и глазам ничего нельзя было понять, и Уинтер уже начал переживать, не переиграл ли он со своей самоуверенностью.
— Ты не выстрелишь, — несмотря на свои сомнения, повторил он.
— Бах, бах, — прошептала она и, засмеявшись, опустила пистолет на колени. — Ну что, как продвигается твое расследование?
— Убийца — Нельсон Прайс. Он оставил отпечатки везде, где только можно, плюс его видели свидетели.
— Но?
— Ты и так все знаешь, ведь ты была на месте преступления. Ты — Амелия Прайс, сестра Нельсона, так?
Почти целую минуту она просто сидела и молчала. Рассматривала его, а он — ее. Глаза Уинтера уже адаптировались к освещению, и он видел ее гораздо лучше, чем раньше. Брови у нее были намного темнее парика, зубы немного кривые. Она хотела казаться расслабленной и непринужденной, как будто все происходящее давалось ей легко и просто, но он видел, как напряжены ее лицо и плечи.
— Хочешь впечатлить меня, — наконец прервала она затянувшуюся тишину. — Тебе кажется, что ты каждый раз куда-то приезжаешь, успешно расследуешь преступление и все тебе аплодируют. Ну так знай, на меня ты никакого впечатления не произвел.
— Но ведь я прав.
— Да, ты прав.
— Это ведь ты накрыла на стол после того, как Нельсон убил Ридов?
— Да, я поиграла в мамочку, — сказала она.
— Зачем?
— А что, обязательно нужна причина?
— На мой взгляд, да.
— И в чем моя причина?
Уинтер замолчал и начал думать.
— Риды уже были мертвы, так что сервировка стола никак не влияла на исход. Скрыться она тоже тебе никак не помогла. Можно предположить, что ты хотела сбить с толку копов и вообще запутать следы, но не думаю. Здешняя полиция не настолько искушена.
Амелия кивнула, ожидая продолжения.
— Значит, это было сделано с какой-то символической целью. За столом было четыре места, это тоже символично. Почему именно четыре, а не три, не пять, не шесть? — Уинтер подумал пару мгновений и замотал головой. — Нет, не этот вопрос нужно задавать. Для кого был накрыт этот стол?
Амелия сидела с абсолютно нейтральным выражением лица.
— В твоей семье ужин был важной составляющей дня, так? Отец хотел, чтобы соблюдался определенный ритуал, и он заставлял всех вас играть свои роли. Могу предположить, что тебе разрешалось говорить только тогда, когда к тебе обращались. Да?
Когда стало очевидно, что ответа не будет, он продолжил:
— Он заставлял вас наряжаться к ужину? Сидеть прямо?
— Нет, ты ошибаешься.
— Мы же оба знаем, что я прав.
Амелия взяла пистолет и направила его в голову Уинтера.
— Ты ошибаешься.
— Хорошо, я ошибаюсь.
Он посмотрел на пистолет и сместил фокус зрения так, чтобы видеть Амелию. Она сделала несколько глубоких вдохов, и стало очевидно, что кризис позади. Она все еще целилась в него, но он почувствовал, что опасность миновала. Ему нужно было разговорить ее, выведать у нее все что можно. Чем больше она скажет, тем больше он узнает. В голове у него роились вопросы. Но ему нужен был всего один, отвечая на который она могла бы продемонстрировать свой ум.
— Расскажи мне про папку.
— Какую папку?
— Которую ты выкрала из полиции, папку по убийству Ридов. Зачем, кстати?
— А сам ты как думаешь? В конце концов, ты же у нас супердетектив. Ты должен знать ответы на все вопросы.
— Ты выкрала ее, потому что не хочешь, чтобы я ее увидел. Ты хочешь максимально усложнить мне задачу.
— Ну не весь же мир вокруг тебя вертится, Джефферсон. Давай, попытка номер два.
— Ну тогда не знаю, — покачал головой Уинтер.
— Как же, наверное, трудно тебе это признать.
— Почему ты убила Омара Харрака?
— Кого? — спросила она, наморщив лоб. — Ты имеешь в виду того повара?
Уинтер кивнул.
— Мне нужно было, чтобы ты воспринял меня всерьез. Он — моя первая жертва, кстати.
Теперь нахмурился Уинтер:
— Не первая. Чтобы научиться так убивать, нужно тренироваться.
— Ты уверен?
Уинтер внимательно смотрел на нее, но не нашел никаких признаков неискренности. Он снова вспомнил, как происходило убийство Омара. Тогда внимание Амелии было приковано к Уинтеру. Было ощущение, что Омар — это лишь побочный эффект.
— Ты психопатка, в этом сомнений нет, — сказал он. — Но ведь ты убиваешь не чтобы лишить кого-то жизни. Ты таким образом демонстрируешь контроль, чувствуешь себя в безопасности. Долго пришлось убеждать Нельсона убить Лестера и Мелани?
Амелия задумчиво постукивала кончиками пальцев по губам. Уинтер наблюдал за ее движениями, и его сердце стучало в такт ее ударам. Вдруг она резко встала, положила пистолет на тумбочку, расстегнула куртку и подняла кофту. Ее бледный живот был покрыт ожогами от затушенных сигарет. Десятки уродливых шрамов перемежались с гладкой кожей. Она провела рукой по коже, прошлась по контуру шрамов.
— Их всего шестьдесят три, и я помню, как был сделан каждый из них.
— Видимо, ими ты себя и оправдываешь. Как ты только спишь ночью… Раз над тобой издевались, ты думаешь, что имеешь полное право разрушать чужие жизни. Знала бы ты, сколько раз я уже все это слышал. Как же это скучно.
Амелия опустила кофту и расправила ее.
— Думаешь, что ты такой умный? Ничего подобного. Ведь ты на самом деле ничегошеньки не знаешь.
— Я знаю достаточно, чтобы предположить, что твоей первой жертвой стал человек, который сотворил с тобой все это.
— Я же уже сказала: первым был повар. А что ты привязался к первой жертве? Какая разница, был он первым, или вторым, или десятым?
— Его звали Омар.
— И что? Можно подумать, что раз у него было имя, он был реальным.
— Но он был реальным.
Она улыбнулась, но ничего не сказала.
— Ну хорошо. Если он был твоей первой жертвой, как тебе удалось так безупречно его убить?
Она улыбнулась шире, и показались кончики ее зубов.
— Кошачьи черепа мягче человеческих, но я получила представление о том, чего ожидать.
Сколько Уинтер ни вглядывался, признаков того, что она врет, он не находил.
— Спасибо, что поделилась.
— Пожалуйста. Где твой паспорт? — вдруг посерьезнев, спросила она.
— Что?
— Твой паспорт. Где он?
— В чемодане.
Она подошла к чемодану, открыла его и, пошарив внутри, нашла паспорт. Демонстративно подняв его повыше, чтобы Уинтеру было хорошо видно происходящее, она уронила его в карман своей куртки.
— Почему я?
— И ты еще меня называешь нарцисской, — улыбнулась она. — Запомни: не все в мире крутится вокруг тебя, Джефферсон.
— Нет, случайностью это быть не может. Ты специально выслеживаешь именно меня. Почему?
— Может, ты и сам это поймешь к моменту нашей следующей встречи. А может, и не поймешь. Вот так мы и узнаем, действительно ли ты так умен, как тебе кажется. — И она засмеялась. — Очень приятно было с тобой поболтать, но мне уже надо бежать.
— У меня есть еще один вопрос. В кафе ты сказала, что я — проект. Что ты имела в виду?