— А ты говорил, я не позвоню.
— Уинтер?
— Ты ждал звонка от кого-то другого? Признаюсь, Джефериз, мне больно это слышать. Я думал, я единственный.
— Что бы там ни было, говори быстрее. Я тут по уши…
— Просто хотел узнать, какие новости.
— Никаких. А у тебя? Есть что рассказать?
— Не сейчас.
— Так я и знал. Слушай, — помолчав пару секунд, сказал он, — этикет мы соблюли, теперь скажи, зачем звонишь.
— Я тут у дома Эрика Кирчнера. У него горит свет, но дверь он не открывает.
— А зачем, скажи на милость, тебе понадобилось идти к Кирчнеру?
— Ты немного не в теме, Джефериз. Сегодня — годовщина убийства его жены. Когда мы сегодня днем у него были, он был в депрессии.
— Да, я все это понимаю. Но вопрос тот же: что ты посреди ночи делаешь около его дома?
— Сейчас не посреди ночи.
Джефериз молчал.
— У меня появились новые вопросы, — сказал Уинтер. — На телефон он не отвечал, поэтому я решил зайти. Его квартира рядом с моим отелем. Ничего особенного.
Джефериз по-прежнему молчал.
— Твоя задача как полицейского — служить согражданам и защищать их. Сейчас я звоню тебе как обеспокоенный член общества, который волнуется за другого такого же члена общества. Пришлешь кого-нибудь его проверить или нет?
— Да, пришлю.
— Спасибо.
— Хотел бы я знать, что же ты там делаешь.
— Да ничего особенного.
— Ты уже это говорил.
— Потому что это правда.
— Когда это перестанет быть правдой, позвони мне, ладно?
И он повесил трубку. Уинтер позвонил в такси и попросил, чтобы его забрали в паре кварталов от квартиры Кирчнера. Полиция приехала раньше, чем такси. На это он и рассчитывал. Система распределения экипажей везде одинаковая — и в полиции, и в такси. К дому Кирчнера подъехала старая «Краун-Виктория» — белая патрульная машина с символикой полицейского управления Ванкувера. Ни сирены, ни мигалок. Просто обычный домашний вызов.
Из машины вышли двое. Водитель обогнул автомобиль и ступил на тротуар. Там он остановился и посмотрел по сторонам. Его напарник сделал то же самое. Очевидно, им сказали поискать рядом белого мужчину высокого роста, возраст около 35, седые волосы, зеленые глаза. Уинтер постарался еще сильнее раствориться в темноте. Они не очень-то всматривались, что было к лучшему. Предприми они больше усилий, то заметили бы его. Водитель что-то сказал, и напарник ответил ему кивком головы. Содержание разговора легко угадывалось.
— Видишь кого-нибудь?
— Нет.
— Тогда пойдем.
Они пошли к дому и через секунду исчезли из вида.
Через пару минут приехало такси. Уинтер взмахнул рукой, сел на заднее сиденье и рассказал, как доехать до дома Николаса Собека в Керрисдейле. В 21:30 они были на месте.
В отличие от соседей, в доме Собека было темно и тихо. Так мог выглядеть дом с привидениями. В каком-то смысле им он и был. Дом, в котором жил призрак Изабеллы. Освещения не было ни снаружи, ни внутри. Но это не обязательно означало, что Собека нет дома. Он прятался от мира в подвале, а там неважно, день сейчас или ночь. Там неважно, кто и чем занят в этом большом и злом мире. Солнце зашло сорок минут назад. Дорога домой с кладбища занимала гораздо меньше.
Уинтер подошел к высоким стальным воротам, нажал на кнопку звонка и стал ждать. Тридцать секунд прошли, ответа не было. Он сделал шаг вперед и снова нажал на кнопку. На этот раз он держал на ней палец как минимум десять секунд. Ответа не было. Смысла звонить в третий раз он не видел. Собек относился к безопасности с параноидальной ответственностью. Как только кто-то нажимал на кнопку звонка, в подвале все начинало ходить ходуном — сирены, клаксоны, мигалки и бог знает что еще. Варианта было два: либо его нет дома, либо он с петлей на шее спрыгнул с балкона. При встрече Собек не произвел на Уинтера впечатление человека на грани самоубийства, поэтому он склонялся к первому варианту.
Уинтер решил подробнее изучить панель с кнопкой. Цифровой блок отсутствовал, а значит, отсутствовал и риск, что кто-то сможет проникнуть внутрь, подобрав код. На панели была лишь кнопка, на которую нужно нажать, чтобы что-то сказать, микрофон, в который нужно говорить, и маленький сенсор для пультового ключа от ворот. Способа открыть ворота было всего два: или кто-то должен впустить вас изнутри, или у вас должен быть пультовой ключ. Уинтер поднял голову и осмотрел стену. Даже если бы ему удалось взобраться на нее, он только бы весь изрезался о стеклянные шипы наверху.
Он перешел через дорогу и подождал еще немного. Через пять минут на улицу повернул автомобиль. Судя по приглушенному реву мотора, машина была мощная. Уинтер повернулся на звук и увидел силуэт «Астон Мартина Винтаж», который нельзя было перепутать ни с чем. Темнота не позволяла разглядеть лицо водителя, но можно было уверенно предположить, что это Собек.
Автомобиль подъехал к воротам. Из него никто не выходил, чтобы что-то сказать в микрофон. Окна автомобиля не опускались. Большие ворота начали медленно и тяжело открываться. Даже автоматике было нелегко приводить в движение всю эту массу металла. Когда ворота открылись примерно на четверть, на территории резко включилось освещение, и яркие галогеновые лампы не оставили темноте никаких шансов, полностью осветив фасад дома.
Машина въехала в ворота, и Уинтер осторожно перешел дорогу, убедившись, что не попадает в зеркало заднего вида. Он подошел к стойке, на которой было закреплено переговорное устройство, и вжался в нее всем телом. Камень все еще хранил тепло этого дня. Раз в пять секунд он выглядывал, чтобы посмотреть за продвижением Собека. Было похоже на просмотр видео в замедленной съемке. Вот Собек проехал три четверти дороги к дому. Вот он остановился у гаража с двойной дверью. Вот двери гаража наполовину поднялись. Вот они уже полностью поднялись. Вот машина въехала в гараж.
Уинтер дождался, пока ворота почти полностью закроются. Оставалось около шестидесяти сантиметров, через которые он мог протиснуться, и с каждой секундой это пространство уменьшалось. Он успел попасть на территорию и пошел по дороге к дому. Ворота за ним закрылись, и все стихло. Внезапно наступившая тишина пугала и вызывала беспокойство. Смысла притворяться невидимкой не было. Игра была закончена. Освещение было настолько ярким, что на территории было светло, как днем. Как ни скрывайся, Собек его увидит.
Было слышно, как в гараже хлопнула дверь машины. Через пять секунд наружу вышел сам Собек, жмурясь от яркого света. Он смотрел на Уинтера, не сводя глаз с его движущейся фигуры. Черные волосы были забраны в хвост, взгляд напряжен как никогда. Уинтер подошел к нему и остановился.
— Добрый день? — спросил он.
— Бывало и получше.
— Я так понимаю, убийца на кладбище не появился?
— И на других могилах тоже. Вы принесли компьютер, — сказал он, кивнув на ноутбук. — Вы хотите мне что-то показать?
— Он не мой. Эрика Кирчнера.
Собек вопросительно посмотрел на него. Уинтер ждал, когда он задаст вопрос, но этого не случилось.
— Давайте поговорим в доме, — предложил Собек.
Собек повел Уинтера по тропинке вдоль фасада дома. Под светом ярких галогеновых ламп растения в клумбах потеряли всякий цвет, а трава выглядела искусственной. У парадной двери они остановились, и Собек подставил под сканеры глаз и большой палец. Десять секунд — и дверь, щелкнув, открылась.
— Все в порядке, у меня нет оружия, — сказал Уинтер.
— Я должен вас бояться?
— Зависит от того, хороший вы человек или нет.
— Я не убивал жену.
— Этого недостаточно, чтобы быть хорошим человеком.
Собек вошел внутрь и нажал выключатель. Загорелась люстра. Уинтер прошел за ним по огромному холлу к коридору за лестницей. Собек остановился у двери в подвал. Глаз — к верхнему сканеру, большой палец — к нижнему. Дверь открылась с тихим звуком, напоминающим вдох. Гуськом они спустились по лестнице и повернули направо. Дверь, перед которой остановился Собек, была из той же самой полированной стали, что и все остальные двери в подвале. Она была холодная и неприветливая. Он открыл ее, и они вошли.
Андертон говорила, что здесь есть и офис, и, скорее всего, именно туда они и пришли. В комнате были стол, стул, телефон и компьютер. На этом сходство с офисом заканчивалось. Здесь не было привычных вещей, которые помогают пометить территорию: рамок с дипломами и сертификатами, книжного шкафа, шкафа с папками, сентиментальных мелочей. Фотографии были, но не сентиментального характера. По крайней мере, в привычном смысле этого слова. Фотографии первых трех жертв висели на трех стенах, по одной на каждой. Это были кадры с места преступления и с процедуры вскрытия. Чудовищная галерея смерти и отчаяния.
Фотографии Изабеллы висели на почетном месте — на стене напротив стола. Каждый раз, когда Собек поднимал голову, первыми он должен был видеть именно их. На одной — вскрытая грудная клетка Изабеллы с внутренними органами — влажными и блестящими под яркими хирургическими лампами. На другом фото был срез ее черепа и мозг. Снимки с места события были ненамного лучше. Уинтер снова подумал о том, что же все-таки у Собека с головой. Каким человеком надо быть, чтобы захотеть видеть свою жену в таком виде?
Некоторые фотографии с места событий были уже знакомы Уинтеру, потому что Андертон их присылала. Другие он видел на инфодосках в полиции. Но некоторые он не видел ни разу. Возникал вопрос, как их получил Собек. В то же время, он не был удивлен. Он знал, что мотивация и деньги могут многое.
Фотографии Алисии Кирчнер висели на стене справа, а Лианы Хэмонд — слева. Здесь тоже были снимки с места убийства и вскрытия. Еще больше смерти и отчаяния. Четвертая стена пустовала. Предположительно, теперь она заполнится фотографиями Майры Хупер. Уинтер протянул ноутбук Собеку и подождал, пока тот его возьмет.
— Может, вы сами или кто-то из вашей армии частных детективов знает эксперта по компьютерам. Мне нужно, чтобы они посмотрели этот лэптоп.