— Но с негативными эмоциями проблема в том, что их гораздо сложнее подделать. Улыбнуться — достаточно легко, а вот заплакать — намного труднее.
— Именно так.
Андертон снова пошла вдоль стены, рассматривая фотографии, и остановилась перед парным снимком плачущих Хэмонда и Гифорда.
— Как ему удается плакать по заказу? — спросила она. — Вряд ли ему помогают мысли о любимой собаке, которая умерла в его детстве. Для слез нужна эмпатия, а, как мы знаем, у Гифорда она отсутствует.
— Можно попытаться не моргать до тех пор, пока глаза сами не начнут увлажняться. А если это не сработает, можно резать лук. Можно нож всадить себе в ногу. Это довольно эффективно.
— Надеюсь, вы шутите? — только и смогла вымолвить Андертон, про себя задаваясь вопросом, не ослышалась ли она и с какой планеты прилетел Уинтер.
— В каждой шутке есть только доля шутки. Не забывайте, он исходит исключительно из прагматических соображений.
— Что еще мы можем вытащить из первого убийства?
Уинтер задумался.
— Вы нахмурились, — заметила Андертон. — Почему?
— Думаю про Собека, как он сидел вчера весь день один-одинешенек на кладбище в Маунтин-Вью. Еще думаю, что похороны Изабеллы были похожи на цирк. Убийство такого уровня должно было привлечь внимание СМИ в большом количестве.
— Да, кроме как цирком, другим словом те похороны не назвать.
— Значит, человек, который бродит в толпе с камерой и притворяется штатным фотографом, вряд ли бы вызвал чей-то интерес.
— Думаете, Гифорд был на похоронах Изабеллы?
— Я бы не стал исключать этот вариант. Меня с самого начала беспокоит отсутствие динамики в этой цепи убийств. Теперь мы понимаем, что это из-за того, что мы фокусировались на жертвах. А если обратить внимание на мужей, то динамика видна. Прежде чем попытаться залезть в компьютер Собека, Гифорд ждал три месяца. Больше похоже на то, что эта мысль пришла к нему гораздо позже, она не была частью его плана. Он убил Изабеллу, и на определенный период ему хватило этих эмоций. Но бесконечно долго на них не протянешь. Поэтому он начинает искать возможность удовлетворить потребность на новом уровне, и тут ему приходит в голову взломать камеру Собека.
Уинтер замолчал, и Андертон кивнула, приглашая его продолжать.
— Серийные убийцы начинают с мелочей и постепенно наращивают масштаб. И эскалация всегда имеет место в таких случаях, потому что им никогда не бывает достаточно того, что есть. Серийники начинают с убийства и издевательства над мелкими животными, потом переходят на кошек и собак, и только потом — на людей. Та же схема работает и с насильниками. Прежде чем переключиться на женщин, они пробуют что-то менее серьезное — воруют белье, показывают свое тело, практикуют вуайеризм или что-то подобное.
— А как было у Гифорда? Думаете, он начал с убийства соседских питомцев?
— Думаю, это не тот случай. Гифордом движет любопытство, а не садизм, поэтому он должен был начать с чего-то, что удовлетворяет такого рода желания.
— Например?
— Возможно, он начал с посещения похорон и наблюдения за родственниками. Никто ведь не обратит внимание на человека в черном костюме, пришедшего на похороны. Все подумают, что он знал умершего. А он занимает место в зрительном зале и наблюдает за горем, как оно есть. Потом он часами может думать о том, что увидел, проигрывать эмоции, словно просматривая фильм в своей голове.
— Но настанет день, когда этого уже недостаточно, — продолжила Андертон. — И он захочет иметь что-то, на что можно смотреть постоянно.
— Правильно, — кивнул Уинтер. — Черным костюмом никого не удивишь, но если при этом он будет фотографировать, это уже вызовет подозрения. И вдруг однажды он попадает на резонансные похороны. Это мог быть кто-то, кто стал жертвой убийцы или просто известный человек. Он видит много камер, на которые никто не обращает внимания. И они его наводят на мысль. Он начинает думать, может ли он сам устраивать нечто подобное.
— И в итоге гибнет Изабелла Собек, — завершила за него Андертон.
— А он приходит к ней на похороны, делает фотографии, не привлекая внимания. На какое-то время он успокаивается, но лишь на время. Ведь ему всегда хочется больше. И ему нужно придумать, как раздвинуть горизонты.
— Он решает проникнуть в компьютер Собека и следить за ним. Программа у него уже есть, он ее использовал с лэптопом Изабеллы. И он уже знает, что ничего лучше для слежки не придумать, ведь он уже наблюдал за ней часами, готовясь к первому убийству. Все что нужно — установить ее на компьютер Собека.
— И здесь он встречается с преградой, потому что у Собека слишком продвинутая система защиты. И что он делает? Он начинает искать новую жертву. И, в конце концов, идея себя оправдывает.
— Чем не динамика?
— Хорошо, что она по-прежнему на подъеме. Посмотрите на последнее убийство. Он лично общался с Коуди. В дальнейшем после убийства он попробует вступить в контакт с теми, чьи страдания ему нужны. В какой-то момент он совершит ошибку.
— Будем надеяться, это случится довольно скоро. Не хочу ждать еще год, чтобы его поймать.
Они перестали говорить и какое-то время просто молча смотрели друг на друга. Молчание было напряженным. Его нужно было чем-то заполнить.
— Хорошая теория, — наконец проговорила Андертон. — Но это только теория. У нас нет доказательств, что все было именно так.
— Но вы же не будете отрицать, что теория крайне убедительна.
— Если бы я по-прежнему возглавляла расследование, то поручила бы кому-нибудь еще покопаться в прошлом. Возможно, Гифорда все же кто-то заметил на похоронах. Или сообщал о нем в полицию. Интересно было бы проверить, попадал ли он в поле зрения системы.
— Попросите об этом Фримена?
— Нет, думаю, лучше с этим справится Джефериз. Больше шансов, что он отнесется к этой задаче серьезно.
— Мне нравится Джефериз.
— Рада слышать, — прищурившись, сказала Андертон. — Но не могу не отметить странность такого заявления.
— Это просто мысль. Одна привела к другой, и я подумал, что вас с ним связывает.
— Почему бы просто прямо не сказать, что у вас на уме?
— Джефериз же предводитель ваших крылатых агентов, так?
Андертон не сдержала улыбку. Карие глаза засверкали, и лицо приняло виноватое выражение.
— Я даже комментировать это не буду.
— Я думал, что мы партнеры, Андертон. Партнеры разве не всем должны друг с другом делиться?
— Не всем. Тут главное — не переборщить.
Внезапный громкий стук снизу заставил их обоих резко повернуться к люку. Уинтер насчитал четыре удара, один нетерпеливее другого. Вслед за ударами раздался приглушенный крик. Слов разобрать было нельзя, но Уинтер узнал тон. По ошарашенному выражению лица Андертон было очевидно, что и она его узнала.
— Похоже, у нас гости, — сказал Уинтер.
— Да, надо их впустить.
Уинтер спустился с чердака и уже шел вниз со второго этажа. Не успел он дойти до конца лестницы, как входная дверь с грохотом распахнулась. Полицейский, стоявший снаружи, был в полном боевом снаряжении и держал огромную стальную балку-таран. Как только он отошел в сторону, его место заняли еще двое полицейских. У одного была винтовка-полуавтомат, упертая в плечо и направленная на грудную клетку Уинтера. Его товарищ целился в Андертон. Тот, кто держал на прицеле Уинтера, крикнул, чтобы они встали на колени и заложили руки за головы. Уинтер не двигался. Если не делать резких движений, то, скорее всего, проблем не будет. По его подсчетам, до начала стрельбы им полагалось услышать хотя бы еще несколько окриков. Андертон, похоже, считала так же. Она тоже не упала на колени.
Ее узнали только через несколько секунд — адреналин и тестостерон застилали бывшим коллегам глаза. Первым очнулся тот, кто целился в Андертон. Дуло его винтовки дрогнуло, он опустил оружие и просигнализировал своему товарищу, который продолжал держать на прицеле Уинтера. Когда и тот последовал примеру соседа, Уинтер отошел в сторону и попытался пройти в дверь, но она была заблокирована полицией.
— Фримен! — крикнул он. — Отзывай людей. Гифорда нет дома.
На Арджил-стрит царило необычайное оживление. Оба въезда были перекрыты патрульными машинами, и еще несколько стояли у дома Гифорда. Всего у дома Уинтер насчитал двенадцать сотрудников полиции. Члены головного отряда были в шлемах, жилетах и вооружены полуавтоматами. Остальные были одеты в форму оперативников, с обязательным бронежилетом. Пожилая соседка, на которую ранее обратил внимание Уинтер, забросила садовые работы и оборудовала себе наблюдательный пост в тени на лужайке.
Уинтер и Андертон переместились на тротуар перед домом, пока внутри шел обыск. Андертон позвонила Ребекке Бирн и взяла с нее обещание не разглашать имя Уильяма Гифорда до момента ареста. Через некоторое время из дома вышли Фримен и Джефериз и направились к ним. Уинтер и Андертон стояли у бордюров лицом к дому. Фримен и Джефериз остались на лужайке по другую сторону тротуара, словно не решались подойти ближе. В отстаивании позиции не было необходимости — Уинтер уже увидел все, что требовалось. Фримен выглядел крайне расстроенным. Арест должен был стать его минутой славы, но вместо нее он снова получил подзатыльник. Уинтер не сочувствовал ему.
— Я так понимаю, вы совершенно случайно оказались по этому адресу, — сказал Фримен. — Из всех домов этого города вы каким-то образом выбрали именно этот.
— Как-то так, — ответила Андертон.
— Давай без шуток, Лора. Я стою и изо всех сил пытаюсь придумать причину, чтобы вас не арестовывать.
— Позволь тебе помочь, Питер. Как ты будешь выглядеть, если вскроется, что мы узнали адрес Гифорда раньше, чем ты? Нас всего двое, а у тебя сколько людей работает над этим делом? СМИ выставят вас в неприглядном свете. Ты что-то говорил про некомпетентность, и вот — лучшее ее проявление.
Фримен начал краснеть. Он изо всех сил старался совладать с собой, но это ему удавалось с большим трудом.