Ему нужно было как-то отделить жертву от его собратьев и сделать так, чтобы тот пошел добровольно. Без скандала, без эмоций — ничего такого, чтобы его можно было запомнить и заметить.
Может, он притворился геем, «белым воротничком», который хочет сбросить напряжение дешево и не привлекая внимания. Сделал вид, что нервничает и паникует, бросался бы в разные стороны, но подобным поведением здешних обитателей было не удивить. Нет, все не то.
Убийца контролирует все вокруг себя. И он ни за что не отказался бы от контроля даже на секунду. У него было столько уверенности, что он мог работать с двумя жертвами одновременно и предсказать время следующего убийства вплоть до последней секунды. У него не получилось бы убедительно сыграть пассивную роль.
Тогда, может, он притворился дилером?
Этот вариант казался намного более похожим на правду. Он гораздо лучше подходил ситуации. В этих местах дилеры и так были, можно сказать, из полиции. У них было оружие, и закон им был не писан. Ему не так много пришлось бы играть.
К выбору жертвы нужно было подойти с особой осторожностью. Ему нужен был кто-то, кому уже очень сильно нужна доза и кто пошел бы за ним, поверив, что самый смак — в багажнике. С другой стороны, человек с сильной ломкой тоже не подошел бы. Кандидат, не способный контролировать себя, оказался бы бесполезным. Он не смог бы исполнить предусмотренную для него роль из-за непредсказуемости своего поведения. Это должен быть человек, не потерявший связи с реальностью, который бы смог проделать то, что от него требуется, перед включенной камерой. И ему должно быть не все равно, жив он или мертв, потому что именно этот рычаг управления использовал убийца. Делай, что говорю, и тогда я отпущу тебя живым.
Итак, убийца подводит свою жертву к багажнику и открывает крышку. Еще раз осмотревшись и убедившись, что за ними никто не наблюдает, он вкалывает ему сильное снотворное. Огнестрельное оружие и электрошокер нецелесообразны, потому что тогда пришлось бы заматывать жертву скотчем, а это занимает время. А чем дольше они находятся на улице, тем больше риска, что кто-нибудь увидит, что происходит. Поэтому он прибегает к снотворному.
Получается, он нейтрализовал жертву, положил в багажник, захлопнул его и уехал. Все чисто.
Тэйлор вернулся в машину и захлопнул дверь. На лице его читалась злоба. Он был раздражен и озадачен.
— Полная глупость и потеря времени, как я и говорил. И вы это знали с самого начала. К чему это все?
Я проигнорировал вопрос и сказал:
— Захват жертвы — самая рискованная часть процесса похищения, потому что убийце приходится действовать в открытую. А в нашем случае риски удваиваются, потому что он коп. Ты видел, как они реагировали на тебя. Они учуют копа за километр.
— Ну, тогда как это у него получилось?
— Он притворился наркодилером.
— Разве не вызывает подозрение дилер-новичок?
— Он коп, не забывай. Составит для него сложность узнать пару имен местных дилеров, которых недавно арестовали? Он мог упомянуть несколько имен, и все расслабились бы. К тому же мы ведь говорим о наркоманах. К вечеру им нужна следующая доза, и им не важно, кто им ее даст.
Тэйлор обдумал этот сценарий и кивнул.
— Да, думаю, это могло сработать. Что дальше?
— Ты знаешь, где находится главное полицейское управление в Шривпорте?
28
Отдел розыска пропавших располагался в маленьком кабинете в подвальном помещении без окон. На часах было без двадцати десять, но, поскольку неба было не видно, определить, было это десять утра или вечера, не представлялось возможным. Это было место, вечно находящееся в зоне сумерек. В кабинете пахло начищенным линолеумом и немытыми людьми. Воздух был спертым, а освещение — тусклым из-за грязных светильников, на которых точечно обосновались мертвые насекомые.
Кабинет был поделен на две части деревянной стойкой. Одна треть была выделена посетителям, а две трети — работникам. За стойкой сидела женщина примерно пятидесяти лет латиноамериканской наружности. У нее были сгорбленные плечи, как будто жизнь поставила ее в подчиненное положение, надавила сверху и не ослабляла гнет. Судя по именной нашивке, ее фамилия была Гомес. Она дослужилась до сержанта, но, судя по ее должностным обязанностям и выражению лица, вряд ли ей предстоял дальнейший карьерный рост.
Мы подошли к стойке, и Тэйлор достал свой жетон. Гомес посмотрела на него, на нас и оценивающе прищурилась. Ее взгляд задержался чуть дольше на моих седых волосах и футболке с давно умершей рок-звездой.
— Чем могу помочь, господа? — резко и отрывисто спросила она прокуренным голосом.
— Я кое-кого ищу.
Она сухо улыбнулась. Верхние зубы у нее были слишком белые и ровные для настоящих, а вот нижние — слишком кривые для имплантатов.
— Возьмите талончик и встаньте в конец очереди.
— Белый мужчина, — продолжил я. — От тридцати до сорока, рост где-то метр семьдесят пять. Пропал в течение последних сорока восьми часов.
— Есть еще какая-то информация о нем? Имя? Где его видели в последний раз? Знак зодиака? Хоть что-нибудь?
— Он бездомный.
— О, это все меняет, — засмеялась Гомес. Она показала на полки с серыми шкафами картотеки. — Заявлений на розыск бездомных мужчин по вашим критериям можно сосчитать по пальцам двух рук за многие годы. Молодых бездомных девочек ищут чаще. Но это потому, что у них есть родственники. — И она снова покачала головой. — Искать бездомного белого мужчину за тридцать — все равно что искать человека-невидимку. Может, и были у них семьи, но к тому моменту, когда они опускаются до бродяг, от них остается одно воспоминание в фотоальбоме. Изредка кто-нибудь придет, сделает запрос — брат, или сестра, или родитель. Но это исключение, а не правило.
— Можно посмотреть все заявления за последние семьдесят два часа?
— Конечно. Но я вас уверяю, там нет того, кого вы ищете.
Гомес открыла верхний ящик картотеки, который был ближе всего к ней. В нем находились все текущие дела, по которым велась оперативно-розыскная работа. Она протянула руку, вытащила пачку коричневых папок и положила их перед собой с характерным шлепком. На верхней папке был логотип полицейского управления и заголовок: «В РОЗЫСКЕ».
— Это вы по делу адвоката, которого заживо сожгли в Игл-Крике? — спросила она, качая головой и крестясь. — Плохи там дела. У меня двоюродный брат в полицейском управлении. Он сказал мне, что есть пленка, предсмертный фильм. Он его не видел, но знает человека, который видел. Ужасное зрелище!
— Мы над другим делом работаем.
— И вы думаете, я вам поверю? В Игл-Крике вообще ничего не происходит, так что сейчас все только этим делом и занимаются. И не искали бы вы сейчас никакого бездомного, если бы он не был замешан в этом деле.
Гомес держала правую руку на пачке с папками. Она хотела удовлетворить свое любопытство, а мне нужно было посмотреть на папки. Было ясно — нужно было идти на сделку. В конце концов, вся жизнь — сделка.
— Вы можете хранить секрет?
— Конечно, — кивнула Гомес.
— Я не работаю на шерифское управление, я из ЦРУ.
— Я так и поняла, что вы не коп, — ухмыльнулась она.
— Сожженный адвокат работал на колумбийский наркокартель, который мы уже много лет пытаемся накрыть. Он попытался их надуть, а, как мы оба знаем, наши колумбийские друзья без понимания относятся к таким случаям.
— А бездомный при чем? — с детским изумлением спросила Гомес. Она ловила каждое мое слово.
— Он был партнером адвоката. Он узнал, что колумбийцы сели им на хвост, и сбежал. По последней информации, он скрывается среди бомжей.
Тут я кивнул на папки. Гомес проследила за моим взглядом и уставилась на свою руку так, будто видела ее впервые. Потом до нее дошло, и она наконец отдала мне документы.
Папок было всего семь — на четырех женщин и троих мужчин. Как и сказала Гомес, никто из мужчин под наше описание не подходил. Был один мужчина в возрасте за пятьдесят, который был женат почти тридцать лет. Он сказал жене, что пойдет гулять с собакой, и не вернулся. Вечером он вышел из дома и так и ушел из одной жизни в другую. Его уход совпал с поступлением в университет их младшего ребенка, и что-то мне подсказывало, что он просто не хотел платить алименты.
Один человек из папки подходил нам по росту и телосложению, но он был азиат. Убийца проследил за тем, чтобы поджигатель не показал на камеру лицо, но руки у него были открыты, он был без перчаток. Рука, несущая канистру, была такая же белая, как у меня.
Я вернул папки Гомес, подождал, пока она посмотрит на меня, и изобразил жест, запечатывающий рот на замок.
— Ни слова, — пообещала она.
— Спасибо вам за потраченное время, — поблагодарил я и направился к двери. На часах было без десяти десять.
29
— ЦРУ? — снисходительно усмехнулся Тэйлор, как будто он был родителем, а я — ребенком, который недавно что-то отмочил. Мы уже выезжали с парковки полицейского управления.
— Ты знаешь, как быстро в полиции распространяются сплетни. Во всех участках одно и то же. И так во всем мире. Это закон.
— Это не объясняет, зачем было рассказывать эту сказку Гомес.
— Она застряла в ранге сержанта. Скорее всего, ей его присвоили только за выслугу лет, а не за способности. И вот она скучает в этом своем отделе, а тут заявляются двое копов из Игл-Крика и спрашивают про какого-то бездомного. Она за миллисекунду сообразила, что здесь замешано дело Сэма Гэллоуэя. И у нее теперь есть чем поделиться с коллегами. Думаешь, она будет молчать?
Я остановился на красный свет и достал сигареты. Тэйлор неодобрительно посмотрел на меня со своего наполовину заднего сиденья. Пачка сигарет смялась у меня в кармане, а «зиппо» я держал в руке. Медь уже потерлась и была покрыта маленькими впадинками — эта зажигалка была старше меня. Она была из шестидесятых, но до сих пор работала ничем не хуже новой. Я извлек огонь, посмотрел на него несколько секунд, захлопнул крышку и убрал зажигалку.