Этот господин явно был адвокатом, но не из Игл-Крика. По сравнению с ним Сэм Гэллоуэй был нищебродом, а ведь он был одним из самых богатых людей Игл-Крика. Скорее всего, адвокат был из Шривпорта или Монро, а возможно, даже из более отдаленного города. До Далласа по I-20 было всего триста двадцать километров, что для такого «бентли» вообще не расстояние: выехал на шоссе, включил круиз-контроль, зарядил Баха в стереосистему — и не заметил, как приехал.
Барбара увидела меня и остановилась как вкопанная. Сейчас она выглядела старше, чем при нашей первой встрече. Прошло всего шесть часов, но как будто прошло шесть лет. Она была как выжатый лимон. Но даже в таком состоянии она выглядела хорошо. Что-то было царственное у нее во взгляде. Ее мужа только что убили, ее жизнь необратимо изменилась, но она держала себя в руках, и я был убежден, что она сможет пережить то, что произошло.
— Добрый вечер, мистер Уинтер.
Сейчас я даже не возражал, что ко мне обратились «мистер». Из ее уст это звучало гармонично.
— Миссис Гэллоуэй, — ответил я, чуть заметно кивнув.
— Они считают, что я причастна к убийству собственного мужа.
— Барбара, — резко вмешался адвокат, — ты не обязана разговаривать с этими людьми.
— Все нормально, Алан.
— Как твой адвокат, я настоятельно рекомендую не говорить больше ни слова.
— Я с первого раза услышала тебя, Алан, — улыбнулась ему Барбара и повернулась ко мне. — У моего мужа была интрижка. В полиции считают, что из ревности я наняла киллера.
— Это процедурные вопросы. Им нужно все проверить.
— Я даже не знаю, где искать киллера. Они в «Желтых страницах» объявления размещают или в интернете?
Дорогой адвокат по имени Алан стоял чуть позади Барбары, и она не видела, как сильно расширились у него глаза. Ее вопросы напрямую не указывали на преднамеренноcть, но при желании ее слова можно было бы истолковать так, чтобы они подошли под это определение.
— Как я и сказал, это формальность. Потенциально у вас был мотив, поэтому они обязаны его проверить, вот и все.
— Знаете, это у него не первая интрижка была.
— Знаю.
Она посмотрела на меня с нейтральным выражением лица, с которого невозможно было считать какую-либо эмоцию.
— Вы считаете, что я причастна к убийству мужа?
Алан громко и резко вдохнул.
— Думаю, нам сейчас лучше уйти.
— Заткнись, Алан.
Я покачал головой.
— Вы не причастны к убийству вашего мужа.
— Капитан Шеперд так не думает. — Она не сводила с меня своих печальных и усталых глаз. — Почему вы так уверены?
— Потому что это вам не нужно. Джуди Дюфрен для вас опасности не представляла. Их связь продлилась бы еще месяца два-три и сошла бы на нет. Следующие пару месяцев Сэм проявлял бы особую внимательность к вам из чувства вины. Был бы идеальным мужем, другими словами. Он дарил бы ювелирные украшения, свозил бы вас на дорогой курорт, обращался бы с вами как с королевой, а вы бы благосклонно принимали все его знаки внимания. А потом бы у него снова засвербило. Он познакомился бы с кем-нибудь еще, и все закрутилось бы по новой. Возможно, в какой-то момент у него могла появиться женщина, которая стала бы претендовать на его деньги. Вот тогда — да, я серьезно рассматривал бы вас как подозреваемую. А пока Сэм играл по вашим правилам, вас это устраивало. Проблемы возникли бы, только если бы он нарушил эти правила. Резюме: Джуди Дюфрен — хорошая девушка, но не из тех, кто мог бы стать заметным игроком.
— Спасибо вам еще раз, мистер Уинтер, за вашу честность.
Барбара ушла в направлении «бентли», Алан хвостом шел за ней. Адвокат много говорил, но Барбара не слушала. Она смотрела прямо перед собой, и в свете натриевых ламп лицо ее становилось желто-оранжевым.
Когда она была в трех метрах от машины, водитель встал и открыл задние двери. Барбара села с одной стороны, Алан — с другой, водитель снова прошел вокруг машины и закрыл двери. Все было проделано очень быстро — водитель, хоть и получал вдвое больше за сверхурочную работу, явно хотел поскорее оказаться дома. На выезде с парковки «бентли» приостановился, включил поворотник и исчез в ночи. Первая остановка — «МакАртур-Хайтс». Вторая остановка — место, где будет ночевать сегодня дорогой адвокат Алан.
— А Шеперд время не терял, — сказал Тэйлор.
— Маленький город, мелкий мотив. Он по-другому не умеет.
Мы вошли внутрь.
32
Все присутствующие собрались в конференц-зале, потому что это была самая вместительная комната участка. Туда набилось по крайней мере пятьдесят человек. Все сидячие места были заняты, поэтому оставалось только стоять. К проектору был подсоединен лэптоп, и на большой экран выводилось изображение с монитора — расплывчатые белые цифры на черно-сером фоне и фигурки человечков на виселице.
Оставалось всего двадцать восемь человечков.
Тройка превратилась в двойку, а затем в единицу. Время тянулось мучительно медленно. Цифры на экране были огромными — метр в высоту и тридцать сантиметров в ширину. Человечки были размером с маленьких детей. Изображение было увеличено настолько, что можно было сосчитать пиксели. Цифры завладели вниманием всех собравшихся.
Атмосфера была еще хуже, чем я себе представлял. Никогда не видел, чтобы в комнате, битком забитой людьми, было настолько тихо. Мы как будто были на похоронах без музыки, молитв и некрологов. Все просто смотрели на гроб и ждали, что случится дальше.
И еще в комнате стояла ужасная вонь. Большинство присутствующих принимали участие в расследовании, а значит, с рассвета находились на улице при температуре, доходящей до сорока. Максимум, что они могли себе позволить в течение дня, — что-то перекусить и выпить кофе, чтобы восполнить запас сил, но душ они позволить себе не могли. В результате в комнате стоял резкий запах из смеси потных тел и дезодоранта, с помощью которого запах старались скрыть. Я, скорее всего, вносил посильный вклад в это амбре, так же как Тэйлор. Мы точно так же работали и потели сегодня на улице.
— Ромеро и Баркер здесь, — прошептал мне на ухо Тэйлор. — Как и Дэррел Ходжинсон.
— Это твой козел? — так же шепотом спросил я.
— Именно.
— Хорошо, значит, этих троих вычеркиваем. Осталось всего шестнадцать.
Я быстро огляделся, пытаясь охватить все лица. Особняком стояли трое, потому что они единственные, кто не провел день на жаре. Они сидели вместе в одном ряду, и ближе чем на полметра к ним никто не приближался — как будто бы там было силовое поле. Больше личного пространства ни у кого в комнате не было. Только у них.
Пожилой мужчина, сидящий в середине этой группы избранных, был не из полиции, и он, судя по всему, был самым главным человеком в этой комнате, потому что у него было лучшее место. На нем была черная шелковая рубашка без потных пятен под мышками. Он был похож на человека, который разъезжает на винтажном «кадиллаке».
Я был уверен, что «порше» принадлежит мужчине средних лет, сидящему справа от старика. Он был младшей версией владельца «кадиллака» — толще его, но явно из той же семьи. У них были одинаковые глаза и нос. Отец и сын. Самая значительная разница заключалась во впечатлении, которое каждый из них производил. У старика был абсолютный авторитет. Никто даже на секунду не посмел бы его оспаривать.
Более молодому явно хотелось думать, что и он производит то же впечатление, но ему это не грозило. Ему предстояло потратить жизнь на то, чтобы избавиться от тени отца. И даже после его смерти ничего не изменится.
Замыкал эту тройку шериф Фортье. Он выглядел напряженным, измученным, придавленным всем происходящим. Его взгляд был направлен куда-то в другое измерение, он был в каком-то своем мире. В эту секунду он, вероятно, спрашивал себя, зачем вообще ему пришло в голову выдвигаться на пост шерифа.
— Мужчина в первом ряду с ковбойской шляпой на коленях — Джаспер Морган? — шепотом спросил я Тэйлора.
— В точку. А рядом — Клейтон.
Джаспер сидел, уставившись на экран, с прямыми плечами и прямой спиной. Никто с ним не заговаривал, и он ни с кем не заводил бесед. Как и Фортье, он просто сидел и смотрел на экран. Загар так въелся ему в кожу, что она была похожа на дубленую, с глубокими высеченными на ней морщинами. Он выглядел на все свои семьдесят два года, но было в нем что-то такое, благодаря чему складывалось ощущение, что он продержится еще минимум тридцать лет. Для Клейтона это, безусловно, не означало ничего хорошего.
— Ладно, пора смешаться с толпой, Тэйлор. Добудь мне хороших снимков.
Тэйлор исчез в толпе с телефоном в руках, а я направился к столу, на котором был установлен лэптоп. Картинка на мониторе была гораздо четче, чем на большом экране, хоть и выдавала те же плохие новости.
На виселице висел безногий человечек.
— Кошмар какой-то, — услышал я тихий голос за спиной.
Я обернулся и увидел Шеперда. Если Барбара постарела на шесть лет, то Шеперд — на двадцать. Напряжение брало верх — оно было у него в мышцах, в глазах, в каждом слове, которое он произносил. Аккуратная форма, в которой я увидел его днем, была помята. На линзе очков остался жирный след от пальца.
— Я видел Барбару Гэллоуэй, когда входил, — сказал я таким же тихим голосом, потому что в окружающей тишине по-другому было нельзя.
Шеперд фыркнул и покачал головой. Он поправил очки, нажав пальцем на переносицу.
— Этот ее адвокат — что-то с чем-то. Ни слова ей не дал сказать, ни одного слова. Она просто сидела и пользовалась законным правом хранить молчание. Какой бы вопрос мы ни задавали, ее адвокат нас затыкал.
Мы оба смотрели на экран, отсчитывая секунды.
— Она непричастна, вы же знаете.