Мне было шесть, когда мать научила меня играть это произведение. Я помню, как мы сидели рядом за инструментом, я изо всех сил пытался сыграть черные точки на нотном листе, преодолевая строки ноту за нотой. Мать подбадривала меня, когда мне это требовалось, помогала мне справиться с самыми сложными пассажами. Пройдя пьесу от начала до конца несколько раз, мне больше не нужно было смотреть в ноты. Если я забывал их, то просто закрывал глаза, и они представали перед моим внутренним взором.
После получасовых попыток у меня так и не получилось освоить пьесу. Я выучил каждую ноту, каждый такт, но что-то было не то, а я не мог понять, что именно. Мать, видимо, почувствовала мою неудовлетворенность, велела мне перестать играть и посмотреть на нее. Она улыбнулась и дотронулась до головы: «Музыка исходит не отсюда, Джефферсон». Потом она легонько постучала по левой стороне груди: «Она идет вот отсюда. Всегда помни об этом».
Затем она велела мне подвинуться, положила руки на клавиши, закрыла глаза и начала играть. Она касалась тех же нот, что и я, играла те же самые такты, но на этом сходство заканчивалось. Ее пальцы легко взлетали над клавиатурой, она улыбалась все шире, а в звуках, заполнивших нашу маленькую музыкальную гостиную, слышалась чистая радость.
Каждый раз, когда я слышу это произведение, я вспоминаю мать и то, чему она научила меня в тот день. И я благодарю ее за этот урок. «Турецкое рондо» звучит очень часто — и в лифтах, и в рекламе, и в торговых центрах. Она встроена в тысячи детских игрушек. Почти везде оно исполнено бессердечно, но это неважно. Когда я слышу его, где бы я ни был, я переношусь в тот далекий день и слышу игру своей матери.
Закрыв глаза, я попытался отключить голову и играть от сердца. Я вернулся в ту маленькую комнату, где рядом со мной сидела мать, в тот день, когда у нас было в запасе еще пять лет до конца нашего семейного мира. Я снова вернулся в то время, когда нам было хорошо, и это был один из лучших дней в моей жизни.
И сейчас я играл для своей матери и для шестилетнего ребенка, который еще ничего не знал. Но более всего я играл для Тэйлора. Иногда горе и боль можно победить, только притворившись, что их нет. Иногда единственный способ не погрузиться во мрак — быстро бежать к тоненькому лучу света, не волнуясь о последствиях, о будущем, о «что, если» и «что было бы».
Иногда нужно заставить себя играть от сердца, даже если это последнее, что тебе хочется делать.
Я доиграл до конца и какое-то время просто сидел, положив руки на клавиши. Затем я повернулся и посмотрел прямо в глаза Барбаре.
— У Сэма был секрет. Что-то, из-за чего его могли убить. Что это было?
58
— Я не знаю, о чем речь, — без малейших колебаний ответила она.
Я задал вопрос, и Барбара Гэллоуэй тут же на него ответила. Казалось, она ожидала его, и у нее был наготове правильный ответ. Она говорила вежливо и уважительно. Это был ответ воспитанного человека, ответ, который диктовали ей воспитание и передаваемые из поколения в поколение нормы. Ее бабушка наверняка была «южной красавицей» в те времена, когда это понятие что-то значило. Ее мать воспитывалась в этом же духе, и в свое время он дошел и до Барбары.
— Вы врете, — сказал я.
— А я хочу, чтобы вы покинули дом.
Она говорила вежливо, но слова были как ледышки.
— Вы помните офицера Тэйлора?
— Конечно, помню.
— В эту секунду он в операционной в Шривпорте, и неизвестно, выживет ли.
— Какое это отношение имеет ко мне?
— На него напал тот же человек, который убил вашего мужа, — я дал знак Ханне подойти ближе. — Это Ханна Хэйден, невеста офицера Тэйлора. У них были большие совместные планы, которые теперь не факт, что сбудутся.
— Вы не можете ставить мне это в вину.
— Вы не обо мне думайте, а о тихом голосе в вашей голове, который вы называете совестью. Этот голос просыпается, когда вы пробираетесь к холодильнику и едите что-то вредное. Как думаете, что он скажет вам теперь? Да у него просто праздник начнется. Он вас не оставит до самой смерти. Он будет вас будить по ночам, чтобы мучить и истязать. И в эти моменты, думаете, ваши отрицания хоть что-то изменят?
— Миссис Гэллоуэй, — вмешалась Ханна. — Если вы знаете что-то, что может нам помочь, я вас умоляю, скажите.
Барбара отвела глаза от меня и посмотрела на Ханну.
— Как долго вы вместе?
— Четыре года.
— А когда поженитесь?
— Когда придет день.
— А дети? Вы хотите детей?
Ханна кивнула.
— Не прямо сейчас, но да, через пару лет мы хотели бы иметь детей.
— Насколько серьезны травмы у вашего жениха?
— Очень серьезны. — Ханна еле сдерживалась, чтобы не зарыдать. Она вытерла рот, провела рукой по волосам. — Он может умереть.
Барбара помолчала и затем сказала:
— Мне жаль, правда. Но никакого черного секрета нет.
— Это ложь, — снова сказал я. — Если бы это была правда, вы вели бы себя по-другому. Вы бы сейчас звонили в полицию и обвиняли нас в нарушении границ частной собственности. Да вы бы могли взять пистолет и пользоваться вашим правом из Второй поправки. Но вы ничего такого не делаете. Вы просто стоите, разбрасываясь пустыми угрозами в ответ на обвинения во лжи.
Барбара смотрела на меня, слегка сощурившись. Это был максимум, который ей позволяло воспитание.
— Кстати, то, как вы намекнули во время нашей первой встречи, что у Сэма есть любовница, было очень мило. Очень умно. Это позволило вам отвлечь нас от по-настоящему важной информации.
— Никакого секрета не существует, мистер Уинтер. Сколько раз мне это повторять?
— Сэма убили либо из мести, либо из-за денег. Из-за чего?
Я достал монету, подкинул в воздухе, прижал к тыльной стороне ладони.
— Орел — месть. Решка — деньги.
Барбара перевела взгляд на мою руку. Затем наши взгляды снова встретились. Я поднял руку, посмотрел на нее и с сияющим видом показал ей.
— Решка. Сэм был должен кому-то деньги? У него была игровая зависимость?
Я внимательно наблюдал за Барбарой. Ни один из двух вопросов не произвел никакой реакции. И дело было не в воспитанной искусственной отстраненности, а в том, что вопросы не попали в точку.
Но реакция была, когда выпал орел. Она была не заметной ни для кого. Что-то сверкнуло у нее в глазах, губы сжались на долю миллиметра. Деньги были замешаны, да, но они были не главной причиной убийства Сэма.
— Хорошо. Тогда поговорим о мести.
Барбара среагировала точно так же, как и в предыдущем случае. Мимолетные мимические движения, практически не заметные для глаза: что-то сверкнуло во взгляде, и чуть дрогнули губы.
— Может, Сэм кинул кого-то на деньги. Раз кто-то решился сжечь его заживо, сумма была заоблачная. Как вам эта версия? Я попал?
Я не сводил с нее глаз, но на это предположение Барбара не среагировала — ничто в лице не дрогнуло.
— Идем дальше. Может, у него были связи с русской мафией? Наркотрафик, торговля людьми, торговля оружием?
— Это просто смешно.
— Не настолько, как может показаться. Когда дело доходит до справедливого возмездия, русские проявляют чудеса креативности. Очень даже похоже на них — облить кого-нибудь бензином и поджечь.
— Сэм не имел никаких связей ни с русской мафией, ни с итальянской, ни с какой-то иной организованной преступностью.
— Возможно. Но вы живете в огромном доме, гараж у вас заставлен люксовыми машинами. Откуда-то эти деньги должны были прийти. Я, конечно, понимаю, что Сэм был выдающимся адвокатом, но я не могу себе представить, как в таком маленьком городе можно заработать такие деньги.
— Это деньги семьи, мистер Уинтер. Его отец играл на фондовом рынке и сделал очень неплохие инвестиции.
— И сколько осталось от тех денег?
— Достаточно.
— Хорошо. Если он не был связан с мафией, остаются только его романы на стороне. Я верю, что вы непричастны к его смерти, но, может, это кто-то из вереницы женщин, с которыми он спал все эти годы? Может, кто-то из любовниц не так легко перенес расставание, как он думал?
— И что? Она наняла убийцу, который его похитил и убил? Я уже это все обсуждала с капитаном Шепердом и могу только повторить то, что я ему уже говорила. Я не верю в это.
— Вы меня не убедили. Обманутая жена заступается за любовниц мужа. Не верю.
— У Сэма был определенный тип, — вздохнула она. — Он выбирал молодых, наивных и достаточно глупых. Они не могли всерьез претендовать на его деньги.
— А вы все это знаете, потому что нанимали кого-то проверить их подноготную?
— Да, нанимала. Мне нужно было знать, что Сэм меня не оставит. Это вам понятно?
— Вам нужно было защищать вложения, — понимающе кивнул я.
— Я бы сформулировала иначе.
— И что вы узнали?
— Ничего, что могло бы лишить меня сна. У кого-то из девушек были проблемы с деньгами, но ничего серьезного, и ничего, что дало бы им повод шантажировать Сэма или организовать его убийство. Несколько девушек проходили психотерапию.
— Это важный звоночек.
Барбара покачала головой.
— Им казалось, что им грустно и они несчастны. Они заплатили человеку, который сказал им, что это не так. У них не было никаких серьезных проблем с психикой.
— Вы в этом так уверены?
— Я нанимала лучшего частного детектива. У него были очень серьезные рекомендации.
— Незаконный доступ к медицинским и финансовым данным — преступление. Вы ведь это понимаете, да?
Барбара практически засмеялась.
— Мистер Уинтер, вы видели моего адвоката. Если вы пытаетесь мне угрожать, то это очень слабый ход.
Я снова подошел к пианино и пробежался по клавишам, переходя от одной мелодии к другой, словно переключал радиостанции. Оборвал игру я так же неожиданно, как начал, поблагодарил Барбару за уделенное внимание и направился к двери, оставив за собой абсолютную тишину. Через пару секунд я услышал за спиной торопливые шаги Ханны.