– А ну заткнись! – прошипел он сквозь зубы и обрушил на голову жертвы свой могучий левый кулак: раз, раз, раз – три быстрых сокрушительных удара.
Полуоглушенный Джефферсон приутих, но сопротивляться не перестал. Он сумел даже запустить руку Фоксу между ногами и вцепился в ширинку что есть силы.
– Уй-я-а-а-а-а! – взвыл Фокс, согнувшись пополам. Вне себя от боли и злости, он швырнул Джефферсона на пол и принялся пинать его ногами.
– Ты чего это тут?.. – спросил появившийся в дверях Мэкки, застегивая ремень.
– Он мне причиндалы раздавил… – простонал Фокс.
Мэкки заржал.
– Ладно, давай по-быстрому! Хочу домой зайти до работы. Сейчас нож принесу.
Услыхав про нож, Джефферсон вскочил и метнулся к входной двери. Он уже взялся за ручку, но Фокс его перехватил.
– Спасите! – снова завопил еж. – Убивают!
На сей раз Фокс разъярился не на шутку. Он свалил Джефферсона мощнейшим ударом в висок. Тот на несколько секунд потерял сознание, а когда очнулся, Фокс держал его одной рукой за лодыжки, а он висел над ванной вниз головой и блевал. Мэкки уже протягивал напарнику большой кухонный нож. Их голоса жутковато отдавались в кафельных стенах ванной.
– Справишься?
– Ага, давай нож.
– Подержать его?
– Да, не помешает. Вот тварь, так и не вырубился.
Мэкки поставил ногу на край ванны, перекинул Джефферсона через колено и заломил ему руки за спину. Теперь ежик был совершенно беспомощен.
«Помогите!» – хотел он крикнуть, но из глотки выходило только невнятное бульканье да жалкий писк:
– И-и-и-и…
Вдруг все стихло.
– Это что? – обеспокоенно спросил Мэкки.
Это было почти неслышное «тук-тук». Все трое навострили уши. Двое людей – с некоторой тревогой, Джефферсон – с безрассудной надеждой.
Снова «тук-тук», уже погромче: стучали во входную дверь. И после паузы – еще громче: «тук-тук!» Стук гулко отдавался в спящем подъезде.
– Иди глянь! – шепнул Фокс, и Мэкки крадучись вышел в прихожую. Прошло несколько секунд. Должно быть, Мэкки смотрел в глазок.
«Ну что там?» – взглядом спросил Фокс, когда тот вернулся.
Мэкки скривился, пожал плечами:
– Лиса какая-то…
– Не открывай. Подождем.
Фокс держал нож у горла Джефферсона, и тот кожей ощущал прикосновение холодного лезвия. Двое убийц, замерев, прислушивались. Это продолжалось секунд десять. Стук не повторялся.
– Ну, давай, – сказал Мэкки, покрепче ухватив жертву.
14
Дверь была из прочного дерева толщиной в добрых три сантиметра. Так что, когда она вылетела, впечатление было такое, будто в квартире разорвался снаряд. За треском и грохотом ломающихся досок последовал вопль:
– Уй, блин, плечо! О-о-о-о!
Вальтер Шмитт, словно пушечное ядро, с разгона врезался в противоположную стену и теперь сидел на полу и стонал:
– Уй, блин! Плечо зашиб! Больно-то как!
Фокс и Мэкки ошеломленно переглянулись, но уделить должное внимание неожиданному появлению краснорожего кабана, обливающегося слезами, уже не успели. В пролом ввалились еще двадцать шесть животных – настоящий штурм.
– ОПРЕДЕЛИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ! – гаркнул Жильбер.
Утка, курица Кларисса и другие, кто пошустрее, рассыпались по квартире, окликая:
– Джефф! Ты здесь?
– Господин Джефферсон! Где вы?
– Ау! Есть кто живой?
Кларисса первой заглянула в ванную – и наткнулась на Мэкки, который как раз оттуда высунулся.
– Они ту-у-у-ут-тут-тут-тут! – закудахтала она.
– Это что за цирк? – рявкнул Мэкки, отбросив ее пинком в грудь.
– ЗАВАЛИТЬ! – скомандовал Жильбер.
Коза с мужем плечо к плечу ринулись вперед. Они перепрыгнули через Клариссу и, пригнув головы, врезались в Мэкки, приложив его затылком об раковину. Он повалился без чувств.
Фокс бросил Джефферсона в ванну и развернулся лицом к нападающим, сжимая в руке нож с обагренным лезвием.
– Проблемы, дамы-господа? – осклабился он с привычной издевкой, хотя, судя по лицу, был изрядно ошарашен.
– НЕ-Е-Е-ЕТ! – взвыл Жильбер, увидев на дне ванны недвижного окровавленного Джефферсона.
– Да, – холодно бросил Фокс.
Чем злорадствовать, лучше бы он повнимательнее следил за противниками, потому что маленькая тихоня госпожа Перлье невидимкой проскользнула ему за спину, вскочила на край ванны и занесла над его головой чугунную кастрюльку, позаимствованную в отеле.
– Бере… беле… белегись… бел… – заплетающимся языком забормотал Мэкки, начиная приходить в себя.
– А? – переспросил Фокс.
– Бе… беребелка…
– КРУШИ! – крикнул Ролан, взяв на себя командование вместо кузена.
Кастрюлька обрушилась на череп Фокса, и тот повалился на своего коллегу.
– Это я сделала? – удивилась белочка, когда он упал.
Она разглядывала вмятину на кастрюльке.
– Первый раз в жизни кого-то оглушаю. Видел, Гюстав, как я его?
– Видел, любовь моя, – поздравил ее господин Перлье. – Браво.
– ОБЕЗДВИЖИТЬ! – скомандовал Ролан.
Теперь выдвинулись вперед тяжеловесы команды Баллардо. Корова-тетушка и две телки-племянницы вместе с госпожой Шмитт протиснулись в ванную и плюхнулись вчетвером на двух убийц.
– Уф-ф-ф! – выдавил Мэкки.
– Оф-ф-ф! – добавил Фокс.
Доктор Фреро, старичок-баран, тем временем уже влез в ванну и, присев на корточки, склонился над Джефферсоном. Жильбер тоже.
– Джефф! Джефф! Скажи что-нибудь!
Доктор перевернул Джефферсона на спину и приложил ухо к его груди.
– Дышит, и сердце бьется. Уже хорошо. Передайте-ка мне душевую насадку, будьте добры.
Притихшие животные столпились в ванной. Слышались только рыдания Симоны, которая тянула длинную шею, стараясь заглянуть через головы.
– Он будет жить? – всхлипывала она.
Доктор Фреро обмыл лицо Джефферсона, чтобы осмотреть раны, и, ко всеобщему удивлению, хихикнул.
– Да, полагаю, жить будет. Но мы подоспели вовремя. Видимо, нож соскользнул. Держите, Жильбер, заверните в платок – может быть, он захочет сохранить это в качестве сувенира.
– Что это?
– Это называется «ухо». Но не стоит так уж огорчаться, эта часть тела, в отличие от других, скорее декоративная. Он прекрасно без нее обойдется.
Когда Джефферсон очнулся, он увидел, что над ним склоняется добрый десяток дружеских морд: сияющая – Жильбера, сочувственные – барсуков, озадаченная – кота, в кои веки серьезные – лисичек, и еще, и еще…
– Я рад, что вы пришли, – сказал он. – Спасибо.
Следующие несколько минут доктор был занят по горло – какой уж там пенсионер на покое. Он это, несомненно, предвидел и запасся в Центральной аптеке всем необходимым для оказания первой помощи. Он наложил тампон на ухо Джефферсона и зафиксировал повязкой-шапочкой, потом дал пациенту таблетку.
– Это поможет вам уснуть, – пояснил он.
Потом занялся убийцами, которые уже почти задохнулись под тяжестью четырех дам. Те привстали ровно настолько, чтобы доктор смог сделать каждому укол в ягодицу.
– Приятных сновидений, господа, – сказал он. – Я – Оле Лукойе, вы меня не узнали?
Ни у того ни у другого чувства юмора уже не осталось. Мэкки еще попробовал было протестовать, но глаза у него неодолимо слипались. А Фокс – тот уже расплылся в блаженной улыбке, которая не слишком его украшала – с такими-то гнилыми зубами.
– Вы не могли бы заняться моим мужем, доктор? – робко попросила госпожа Шмитт, получив наконец возможность встать.
Про беднягу Вальтера в суматохе на некоторое время забыли. Он так и сидел, привалившись к стене прихожей и баюкая согнутую правую руку.
– У-у-у-у-у! О-о-о-о! Подвел я вас, ребята! – плакал он. – Думал задать им шороху, и нате вам, плечо выбил. Дверь, зараза, крепкая попалась! Вы уж меня простите…
– Да что вы, – утешал его Жильбер, пока доктор подвешивал ему руку на перевязь, – наоборот, без вас ничего бы не вышло. Вы были великолепны!
Сосед по этажу, разбуженный шумом, стоял в пижаме на пороге своей квартиры и смотрел разинув рот, как из раскуроченной двери друг за другом выходят двадцать восемь животных. Прежде чем ступить на лестницу, каждый вежливо ему кланялся. Одна лисичка нежно прошелестела:
– Мы вам снимся, сударь, это просто сон.
Какой-то миг он колебался, не позвонить ли все-таки в полицию, но, когда увидел, как два свина (Ролан и Жильбер) за ноги волокут в лифт безжизненное тело Мэкки, убедился, что лисичка права: это всего лишь сон, один из тех причудливых снов, что снятся иногда под утро. И лег досыпать, приняв таблетку успокоительного.
Автобус Баллардо стоял прямо перед домом сорок четыре. В этот ранний час на бульваре не видно было ни души. Дождь моросил, блестел мокрый асфальт. Двое негодяев были надежно связаны – эту работу доверили коту Эмилю, большому мастеру вязать узлы, – и засунуты в самую глубину багажника. Перед ними нагромоздили целую стену чемоданов и рюкзаков, полностью их заслонившую.
В дальнем конце салона оборудовали лазарет. Шмитта обложили подушками, чтобы уберечь от тряски и держать в правильном положении травмированное плечо. Джефферсона, и впрямь практически отключившегося от таблетки доктора Фреро, пристроили на двух сиденьях, укутали одеялом и подложили дорожную подушку под голову. Когда его спрашивали, удобно ли ему, он лишь невнятно бормотал сквозь сон: «Да, только я зонтик не вернул в отель, мне так неловко…» – как будто в данный момент это имело хоть какое-то значение.
Они думали, что все обошлось двумя травмами, но в последний момент добавилась третья. Загружая пленников в багажник, Ролан споткнулся о бордюр и подвернул ногу, да так, что за считаные минуты лодыжка раздулась до размеров гандбольного мяча. Доктор Фреро, не колеблясь, диагностировал вывих, так что не могло быть и речи о том, чтобы злополучный водитель сел за руль.
– Руль бы еще ладно! – невесело усмехнулся тот. – Но вот сцепление – тут полный дохляк, а ехать четыреста шестьдесят километров на первой скорости – нет уж, извините!