Ковбой сидел в отдельной кабинке, сгорбившись над чашкой кофе.
– Три байкерши? Я тебя умоляю. Давай начистоту.
– Ты мне не веришь?
– Не верю. Девушки редко попадают в компанию байкеров. А если попадают, то со своими парнями. Кто они были на самом деле?
– Как ты мог усомниться!..
– Я уже зеваю.
– Ну ладно, ладно… Обычные шлюшки.
– Я так и знал! Где ты их подцепил?
– В кофейне на Марин-драйв. Они сидели за соседним столиком. Уже напились «Робитуссина». Мы встретились глазами и… все случилось само собой. Ну, Итан, кто станет планировать секс вчетвером!
Мы заказали по большому завтраку и, когда еду принесли, без особого энтузиазма потыкали в яичницу вилкой. Наконец Ковбой сказал, что ему полегчало, и извинился, что втягивает меня в свой порочный образ жизни.
Мы вышли из «Денниз» в половине пятого утра. На заднем сиденье у меня лежала гора кухонных принадлежностей, которые я обещал вернуть матери. Поскольку я как раз проезжал мимо, то решил, что прямо сейчас их и завезу. Я заехал в гору, повернул на улицу, где жили родители – и перед живой изгородью увидел «туарег». На крыше «туарега» стояла коробка, завернутая в золотую фольгу, с большим шелковым бантом. Дверь водителя была открыта. Я медленно проехал мимо и увидел за рулем Стива. Я остановился и вышел. Стив брился, глядя в зеркало заднего вида.
– А, Итан! Привет! Э-э… Как дела?
– Стив, почему ты бреешься перед домом моих родителей без пятнадцати пять утра?
– Это не то, что ты подумал.
– То есть?
– Твоя мать – удивительная женщина.
– И?
– По-моему, я влюблен. Я заткнулся.
– Я знаю, что она на пятнадцать лет старше меня, но не могу отделаться от мыслей о ней.
– Стив, она замужем за моим отцом. И вообще, дарить людям подарки без пятнадцати пять? Это что за бред?
– Я хотел подождать до шести.
– Стив, давай ты сейчас поедешь домой, а я забуду все, что слышал.
– Мне нужно хоть немного о ней поговорить. Можно? Мне не с кем поделиться своими чувствами, и я очень мучаюсь.
– Я думал, ты женат.
– Разведен.
– Хорошо, давай так: я разрешу тебе пять минут поговорить о моей матери, только не о сексе. Взамен я задам тебе несколько вопросов про «Скейтборд-Икс».
– Договорились.
– Я первый. Зачем ты убиваешь потенциально успешную и классную игру своей жалкой черепахой?
– Ну, почему жалкой?
– Нет, не ври, а то я не буду говорить с тобой о маме. Сам знаешь, что твоя идея – дерьмо. Что-то тут нечисто…
– Моему сыну нравятся черепахи.
– Знаю. И что?
– Мне не разрешают с ним встречаться.
– Почему?
– Не хочу говорить.
– То есть ты суешь в нашу игру черепаху, чтобы найти общий язык с сыном?
– Да.
– А ты хоть знаешь, сколько человеколет уходит на производство игры? Сколько энергии, сколько души в это вкладывается? И ты бросаешь это все коту под хвост, чтобы угодить своему сыну?
– Да. Джефф того стоит.
– Джефф? Ты же говорил нам, что его зовут Картер.
– Наврал.
Послышались первые птичьи трели.
– Стив, – начал я. – Пришли сыну корзинку фруктов. Открытку с днем рождения. Букет гербер, наконец! Но не обрекай нашу игру на забвение просто потому, что не научился быть нормальным отцом!
– Я понимаю твои чувства, Итан, но мой психолог сказал: если я не доведу до конца дело с Джеффом-черепахой, я вполне могу скатиться в яму отчаяния, из которой не вылезу никогда.
– С меня хватит! Я поехал.
– Итан! Теперь я говорю о твоей матери. Ты обещал!
– Ладно. Не забывай, что она замужем за моим отцом и они прожили вместе всю жизнь. Так что учти, у тебя нет никаких шансов.
– Я знаю.
Я посмотрел на часы.
– На старт, внимание, марш!
– С чего начать? Ну, она испекла мне пирог с черникой. Когда она дала его мне, аромат начинки смешался с ароматом ее духов, и я почувствовал…
– Стоп. Это слишком личное.
– Она положила его В матерчатую салфетку, а не в бумажную…
– Все, сделка отменяется! У меня уши в трубочку свернулись! И я оставил Стива там, недобритого и обалдевшего от
любви.
Вставало солнце – сияющий персик в пене розовых облаков. По мосту Лайонз-Гейт еще никто не ехал; утки крякали, как сумасшедшие. Ближе к дому на асфальте начали попадаться наркоманские шприцы и обертки от жевательных резинок. Они поблескивали, как спрайты Марио.
На Кифер-стрит ставили овощные лотки. Когда я проезжал мимо, зазвонил телефон. Бри.
– Итан, есть минутка?
– Бри, сейчас шесть утра. Ты зачем звонишь?
– Только не надо мне о часах. Ты сам знаешь, мы с тобой не такие, как все.
– Все в порядке? -Да. Нет.
– Ты где?
В Джей-Поде. И?
– Итан, я ужасно старая! Бри уже не первый раз звонила мне по этому поводу.
– И?
– У девочек все не так, как у мальчиков.
– В смысле?
– У нас ограниченное число яйцеклеток. Мы не генерируем миллиард новых половых клеток каждый раз, как кончим.
– Ты беременна?
– Если бы! Нет, отменить – не «если бы». Я сама не знаю, чего хочу.
– Погоди, стану к обочине. – Я остановил машину. – Ты когда в последний раз спала?
– Два дня назад.
– Значит, езжай домой, поспи.
– В нашей культуре сну придают слишком большое значение. Как будто если поспишь, жизнь наладится.
– Я не понял, весь город принял один и тот же наркотик? Буквально все мои знакомые сегодня съехали с катушек.
– Например?
– Например, мой папаша. И мать, кажется, тоже. Ковбоя в очередной раз переклинило на сексе и смерти. Устроил групповушку с какими-то девчонками. Вчетвером. Одна надела парик Рональда Макдоналда, и Ковбой сбежал.
– Да ты что!
– Точно говорю.
– Опять сиропа напился?
– Ага.
– Зря это он! А почему девчонка надела парик Рональда?
– Да вообще-то не Рональда, а просто парик.
Сплетни – настоящий витамин «С». Бри полегчало, но тут на меня накатила страшная сонливость, и я быстро попрощался.
Если машина может хромать, моя кое-как дохромала до дома, куда, между прочим, уже несколько недель назад вернули старую мебель.
Перед домом стояли пять дорогущих авто: «бентли», «лотус» и три итальянских не знаю чего. Я припарковался за ними, и, выходя из машины, услышал громкую музыку и звуки, какие издают коты при дикой боли. У входа стоял верзила в наушниках с микрофоном.
– Ты Итан? Проходи.
– Вот спасибо!
На двери висела лазерная распечатка:
ЮЖНО- И ВОСТОЧНОАЗИАТСКАЯ СФЕРА СОПРОЦВЕТАНИЯ ШКОЛА МАШИНОПИСИ И ДЕЛОВОЙ ХВАТКИ 20-Й ВЕЧЕР ВСТРЕЧИ ВЫПУСКНИКОВ
От резкого перехода из солнечного утра в таинственные сумерки я сощурился. На стене в комнате дрожало проекторное изображение цветущей вишни. На этом фоне плотненький энергичный китаец, как мартовский кот, орал песню «Маньяк» из фильма «Танец-вспышка». Китаец был явно нетрезв. Вокруг столпилось больше десятка его соотечественников, включая Кам Фона.
Мистер Шило-в-Попе допел; все громко и саркастически захлопали. Кам заметил меня и что-то сказал по-китайски остальным.
(«Это тот самый неудачник, о котором я вам рассказывал. Давайте задурим ему голову и заставим спеть дурацкую песню».)
Все захлопали и предложили мне отведать их саке, похожего на растворитель. Саке принесли три юных красотки в обтягивающих брюках и цилиндрах. Потом один из китайцев встал и запел «Люби меня так, как я хочу», классический хит группы «Psychedelic Furs», на фоне залитых неоновым светом улиц Токио.
– Кам, как это все понимать?
– Мы вместе учились. Это встреча выпускников.
– Почему в моем доме?
– Нам нужна была атмосфера бедности, чтобы вспомнить о прошлом. Пошли, выпьешь с нами! Расслабишься.
– Кам, уже утро.
– Но не в Гонконге!
Он хлопнул в ладоши, и девушка принесла мне виски с содовой. Я даже не успел замахать руками и сказать «нет», как Кам с приятелями произнесли тост, вроде бы в мою честь. Я плюнул на все и выпил. Еще три рюмки катапультировали меня в выгребную яму ритуализированного унижения под названием «караоке».
Кам хлопнул в ладоши, и техник, который управлял караоке, с хихиканьем включил, вы представляете, «Полное затмение сердца» Бонни Тайлер. Мне было некуда деваться.
Есть ли научное объяснение процессу унижения? В организме образуются особые молекулы адреналина? Кровь понимает, что происходит, и начинает течь по телу другими путями? Почему весь рот внутри сухой как корпия, а уши горят?
Я оглянулся: на швейцарском лугу колышутся одуванчики. С ветки в синее небо, обрамленное зефирными облачками, спорхнул жаворонок. В комнате поселились первые нотки меланхоличной песни. Я был вдупель пьян, на радость не менее пьяным приятелям Кама. Через тридцать секунд я попытался отдать микрофон, но Кам поставил свой бокал на стол с таким видом, что я понял: лучше не надо.
Наверное, после этого у меня полностью отключилась соображалка. Помню, как музыка затихла, я открыл глаза и увидел, как все, включая официанток и техника, корчатся от смеха. Ну и, конечно, техник заснял все на видеокамеру.
Почему-то вдруг стало десять утра. Я поднялся к себе в спальню, которой гости воспользовались как гардеробом. Сначала хотел поспать на полу, пусть себе хохочут внизу, но передумал. Взял на кухне коробку китайских пончиков из бобовой муки, сел в машину и поехал на работу.
В Джей-Поде оказалась только Кейтлин.
– Видела твое выступление. Кам сделал прямой эфир в Интернете.
– Я… – Я сунул ей коробку с пончиками. – Это тебе. Кстати, ты мне очень нравишься.
Она смотрела на пончики так, словно я вручил ей разобранный карбюратор.
– Пожалуйста, съешь их, – проговорил я. – Я ужасно устал. Пойду посплю у себя под столом.
Я уже почти засыпал, когда Кейтлин отодвинула стул и нагнулась ко мне.
– А знаешь, вся история про диету «Сабвей» – розыгрыш.
– Что?!
– Я решила вас всех надурить. Всю жизнь я ношу второй размер. Ем не в себя, но ничего не откладывается.