Такое положение, конечно, продлится недолго, особенно после того, как он обошелся с ними сегодня. И она намерена поговорить с мистером Максвеллом, как только сможет застать его одного.
Изабель выждала, когда Джейк направился к коралю, чтобы оседлать свою лошадь, и последовала за ним.
— Мистер Максвелл.
Он не ответил и не обернулся.
— Мистер Максвелл, я хочу поговорить с вами. Никакого ответа. Изабель догнала его возле кораля и встала прямо перед ним.
— Вы не слышали, что я обращаюсь к вам?
— Ой, — Джейк изобразил невинность. — Я думал, вы зовете какого-то мистера Максвелла. Меня ведь зовут Джейк.
— Я не одобряю неофициального обращения.
— Но не всегда можете устанавливать правила. Это мое ранчо.
— Я хорошо это знаю, но не хочу подавать мальчикам дурной пример.
— Полагаю, они знают о дурных примерах гораздо больше, чем вы.
— В том-то и дело. Они знают все о том, что дурно, и ничего о том, что хорошо.
— Хорошо, когда человек сам решает, как его зовут. Зовите меня Джейк, или я не буду отвечать. Согласны вы или нет, будет так.
У Изабель было сильное желание повернуться и гордо удалиться, но она чувствовала — на него этот жест не произведет впечатления.
— Хорошо, я буду называть вас по имени, когда мы одни, но не при мальчиках.
— Значит ли это, что мы часто будем одни?
Она понимала, Джейк старается рассердить ее, но у Изабель было удивительно странное чувство, что быть радом с ним наедине оказалось бы не так плохо, как она сначала воображала. Здравый смысл снова исчезал. Джейк — прямая противоположность всему, что она ценила в мужчине.
— Я хотела поговорить с вами о вашем обращении с Виллом и Питом, поэтому мы одни.
— А я решил, что это из-за моей скромной персоны.
— Мистер Максвелл, вы…
— Как меня зовут?
— Джейк, — Изабель не знала, почему так трудно произнести это имя. — Не понимаю, как вы можете переходить от поддразнивания к жестокости и снова к поддразниванию. Это противно человеческой природе.
— Когда я был жесток?
У Джейка был такой вид, будто он совершенно не понимает, о чем речь.
— Когда не разрешили Питу получить десерт. Когда назвали мальчиков проклятым дурачьем.
— Вы хотите, чтобы я похвалил их, когда меня всего вымазали джемом?
Изабель заметила, что выражение его лица стало привычно грубым.
— Нет, но не нужно было лишать Пита пирога, когда все остальные его получили.
— Все остальные не пытались стянуть джем у Вилла.
— Он не крап.
— Как вы называете ситуацию, когда берут то, что принадлежит другому?
— Он просто пытался взять больше, чем его доля.
— То есть пытался взять то, что ему не принадлежит. Обычно это называется воровством.
— Мистер Максвелл… Джейк… Это всего-навсего джем, а не корова или деньги.
— О, значит, можно брать что-то чужое, если оно не много стоит. Он может взять мои ботинки, но не должен брать мою лошадь.
— Не будьте смешным. Вам самому нужны ваши ботинки.
— О'кей, он может взять мое нижнее белье, если не возьмет мою шляпу.
Изабель почувствовала, что покраснела.
— Буду надеяться, вы сочтете необходимым и нижнее белье.
— Только не в такую жару. Как раз сегодня утром я колебался, надеть ли его.
Изабель решила, что разговор принимает направление, заставляющее ее чувствовать себя неловко.
— Мы говорим о принципе.
— Совершенно верно. Когда берешь что-то, тебе не принадлежащее, неважно, какую мелочь, — это воровство.
— Считаю, спорить с вами не имеет смысла.
— Мадам, это не имеет ничего общего со смыслом. Я видел, как людей убивали только за то, как они ходят или смотрят на вас. Это придает ложке джема на чужой тарелке большое значение.
— Вы были слишком резки, — Изабель решила больше не пытаться убедить его. — Пит — еще маленький ребенок.
— А что, по-вашему, нужно было сделать?
— Поговорить с ним, объяснить, что нельзя брать больше, чем его доля, это вызывает дурные чувства.
— Мадам, где вы росли? Вопрос сбил Изабель с толку.
— В Саванне.
— Приходилось ли вам спать на земле, ходить по нужде в кусты и бояться, что ночью индейцы снимут ваш скальп?
— Нет, но…
— Значит, такая умная женщина, как вы, должна понять — здесь другие правила игры.
Изабель понимала — он вовсе не считает ее умной.
— Правила вежливости и приличия должны быть везде одинаковы.
— Вероятно, вы правы, если бы у людей оставалось время думать об этом. Но сейчас я больше озабочен тем, чтобы сохранить головы этих парней на плечах, чем возможностью сделать из них джентльменов. Не тронь чужую лошадь, спальник, ружье, еду и все остальное, что принадлежит другому. Если тронешь, хозяин решит, что ты пытаешься это украсть, и убьет тебя. Есть еще несколько уроков, которые они должны усвоить, чтобы остаться в живых. Вам они едва ли понравятся.
— Я только пытаюсь привить мальчикам навыки поведения, заполнить пробелы в воспитании, возникшие потому, что у них нет родного дома.
— Прекрасно, хотя я ничего не знаю о подрастающих мальчиках. Коровы, лошади и эти холмы — это мне знакомо. Этим парням понадобится все, чему я смогу научить их, чтобы перегнать стадо в Нью-Мексико. И вы лучше надейтесь, что они способные ученики, это единственное, что станет между вами и ситуациями, которые заставят вас вспомнить мои слова.
Изабель понимала — он прав. Она навязала ему себя и мальчиков, а он принял, потому что они нужны ему, и только.
— Если вы объясните, почему поступаете так или иначе, я попытаюсь понять, — сказала Изабель. — Не обещаю, что всегда буду соглашаться с вами, но действительно попытаюсь понять.
— Ну, это все, чего может желать человек, — Джейк сел в седло. — А теперь лучше ложитесь спать. Рассветет чертовски рано.
— Вы вернетесь вечером?
Она ужаснулась — это прозвучало так, словно она хочет, чтобы он вернулся.
— Нет, но приеду к завтраку. И помните, не кладите в кофейник больше маленькой горсти свежих зерен кофе.
Глядя вслед Джейку, Изабель раздумывала, что за прихоть судьбы отдала мальчиков в руки этого мужчины. Возможно, лучше вернуться в Остин? Вдруг она смогла бы найти человека, больше понимающего в подростках.
Может быть, но никого, кто бы взял всех. Она с ужасом думала, что было бы с Баком, если бы ему пришлось вернуться к фермерам. К добру ли, к худу, но они отдали свои судьбы Джейку.
Изабель думала и о себе. Интересно, выдержит ли она напряжение между ней и Джейком? Бессмысленно делать вид, что ее не тянет к нему. Она будет рядом с ним постоянно, будет видеть его полуодетым, вспотевшим, в одежде, прилипшей к телу, подчеркивающей каждый его контур. И не сможет успокоить свои нервы или унять желания обещанием, что скоро уедет.
Изабель чувствовала, как напряглись мышцы живота. Она в большей опасности, чем мальчики.
Изабель почудилось, что кто-то зовет ее по имени. Открыла глаза — темно. Закрыла их и попыталась снова заснуть.
— Изабель.
Ошибки нет. Завернувшись в одеяло от ночной прохлады, села и открыла рот от удивления, машинально плотнее запахнув одеяло, — поверх борта фургона улыбался Джейк.
— Время готовить завтрак.
Со сна Изабель не очень хорошо соображала, но знала — еще слишком рано, чтобы вставать.
— Который час?
— Четыре.
Он, должно быть, сошел с ума. Даже мальчики не хотят есть в такой Богом проклятый час. Она натянула одеяло на плечи и снова легла.
— Разбудите меня в семь.
— Повар должен вставать в четыре. Работники должны получить завтрак и быть в седле к рассвету.
Наверное, Джейк шутит. Но он уже не улыбался.
— В нашем распоряжении только день. Мне не по карману упускать даже час из него.
Он говорил серьезно и действительно ждал, что она будет сражаться с горшками горячего жира в темноте, едва различая собственную руку у себя под носом.
— Поторопитесь. Когда мальчики встанут, они должны поесть.
— Нет, пусть они помогают.
— Теперь все будет по-другому. С сегодняшнего дня они спят до тех пор, пока вы не позовете завтракать.
Изабель откинула одеяло. Она была полностью одета, но зубы стучали от утреннего холода.
— А что вы намерены делать?
— Пойду досыпать, — ухмылка была совершенно дьявольской.
— Попробуйте и будете зажарены в горячем жире, — она встала.
— Где ваше чувство юмора?
— Не вижу никакого юмора жарить бекон в четыре утра. Вы вполне заслужили кофе на трехдневной гуще.
— Вы не выбросили ее?
Изабель подмывало сказать, что она вылила гущу в костер.
— Нет, оставила эту гадость.
Джейк с облегчением вздохнул и подал ей руку, чтобы помочь выбраться из фургона. Изабель не приняла ее. Даже не вполне проснувшись, она не доверяла себе настолько, чтобы коснуться его.
— Вот ваш кофе, — она повернулась и направилась к месту вчерашнего костра. — Вы вполне заслуживаете такого, как вам нравится, хотя это и нельзя пить.
— Последнее слово всегда должно остаться за вами, правда? — он рассмеялся.
Это замечание удивило Изабель. Всю жизнь от нее никогда не ждали и не позволяли иметь свое мнение.
— Это плохо?
— Только если я хочу сказать последнее слово, — Джейк опять засмеялся.
Даже в четыре утра его улыбка выглядела потрясающе. Интересно, почему он не улыбается чаще? При этом невозможно на него злиться.
— Вы говорите последнее слово, когда речь идет о лошадях и коровах, я — в вопросах еды и мальчиков.
Изабель не собиралась отступать и позволять Джейку делать все, что угодно. Она отвечает за мальчиков и будет следить за всем, что он делает.
— Посмотрим, — сказал Джейк. Но не увидим, имел он в виду.
Дров не было. Вчера до сна они сожгли все. Джейк сходил к хижине и взял топор.
— Пойдемте. Я буду рубить, вы собирать. — Где?
— Вдоль ручья.
Изабель не понравилась мысль пойти в густую тьму под деревьями, но она не хотела показывать, что волнуется. Юбка зацепилась за куст. Пока отцепляла, Джейк скрылся в темноте, она осталась одна и на миг по-настоящему испугалась.