Не менее важно и письмо к Лиллиан Уолд от 23 июля 1906 г., в котором, высказавшись о своем неприятии любых новых надземных железных дорог, Шифф добавил, что он не против прокладывания дополнительных веток к уже существующим, «потому что, по-моему, мы в долгу перед жителями верхнего Нью-Йорка, которые должны получить возможность попадать на работу в нижнюю часть города быстро и с удобством».
Шиффа заботило и адекватное руководство Департаментом полиции Нью-Йорка; вопрос настолько занимал его, что в феврале 1914 г. говорил на данную тему с бывшим президентом Тафтом за ужином у себя дома. После этой беседы он написал письмо мэру Митчелу, в котором высказывал предположение, что лучшим главой городского Департамента полиции может стать военный. В 1918 г. он требовал увеличить заработную плату городским полицейским и пожарным, которые заслуживают прибавки в силу того, что часто вынуждены идти на риск.
В 1894 г., по предложению Лиллиан Уолд, он участвовал в строительстве фонтана на Ратгерс-сквер (на пересечении Канал-стрит и Восточного Бродвея). Проект и его цель объясняются в письме М. Уорли Платцеку от 18 октября: «Мне говорили, что в теплые летние дни сквер или площадь на пересечении Канал-стрит и Восточного Бродвея, перед Еврейским институтом, становится местом больших собраний для жителей окружающих многоквартирных домов, которые приходят туда подышать свежим воздухом, в чем испытывают большой недостаток.
Предлагаю, если мне удастся получить разрешение городских властей, воздвигнуть за мой счет в центре вышеупомянутой площади большой фонтан, из которого уставшие от жары и духоты люди могли бы пить свежую воду. Пока не знаю, удастся ли мне получить необходимое разрешение от городских властей. Поскольку Вы хорошо справляетесь с подобными вопросами, обращаюсь к Вам с надеждой, что Вы пойдете мне навстречу и поможете добыть необходимое разрешение. Если удастся получить его быстро, возможно, фонтан будет построен… к следующему летнему сезону».
Вскоре, 2 ноября, он послал Платцеку набросок предлагаемого фонтана, который, по его словам, он хотел бы возвести до начала следующего жаркого сезона, добавив: «Не нужно никакой надписи, указывавшей бы на то, что фонтан сооружен за мой счет, и… я не преследую никакой скрытой цели, кроме пользы для жителей района, где предполагается разместить фонтан».
Заручившись согласием Совета олдерменов и одобрением Департамента общественных работ, Шифф написал Арнольду У. Браннеру, известному архитектору, и попросил его создать проект фонтана. Он приписал: «Пожалуйста, не обсуждайте этот вопрос с репортерами, так как шумиха мне неприятна».
24 июня 1895 г. он написал мэру Стронгу, что фонтан готов и он хочет подарить его городу «для пользования жителями многоквартирных домов в районе… Раттере-сквер. При этом… я не хочу никаких публичных демонстраций и потому… прошу Вас прислать представителя городских властей, который и примет фонтан у подрядчиков от имени департамента…».
Многие другие аспекты благосостояния города также занимали его внимание. Среди них – важный вопрос о содержании городских улиц в чистоте. Особенно он хвалил превосходную работу, проделанную в этом отношении полковником Джорджем Э. Уорингом-младшим; Шифф стал председателем комитета, назначенного Торговой палатой для увековечения памяти полковника Уоринга в 1898 г. Он обратился к собранию, которое не смог посетить, с письмом: «Позвольте мне выразить огромную признательность, которую вместе с множеством наших сограждан я питаю к имени человека, ради увековечения памяти которого Вы сегодня собрались… Едва ли найдется среди наших современников другой человек, занимающий столь высокий пост, кто, как полковник Уоринг, заслужил широкое одобрение… обитателей многоквартирных домов и особняков, рабочих, купцов и банкиров».
30 марта 1892 г. он вошел в комитет по созданию арки на Вашингтон-сквер, куда его выдвинул секретарь комитета Ричард Уотсон Гилдер; Шифф согласился стать казначеем фонда.
Глава 11
В первом письменном тексте, содержащем основополагающие религиозные предписания ортодоксального иудаизма, содержится небольшой трактат, обычно называемый «Поучениями отцов». В нем есть часто цитируемый стих, смысл которого в том, что мир покоится на трех столпах: на Торе (что означает гораздо больше, чем Закон, а именно учение, доктрину); на культе, или общественной службе; и на совершении добрых дел, обычно называемых благотворительностью. Каждый иудей обязан творить добрые дела. Объем благотворительности связан со старинным понятием десятины, первоначально предписываемой крестьянам для содержания духовенства, но позже ставшей мерой минимальной благотворительности. Шифф действовал согласно традиции, восходящей к глубокой древности: одну десятую часть всего заработанного необходимо отдать нуждающимся. Это он считал своей религиозной обязанностью и никогда от нее не уклонялся. В силу своей человечности он часто превышал пределы «десятины». Позже он и другие стали называть подобную деятельность филантропией или альтруизмом; но в основе своей Шифф считал помощь беднякам религиозным долгом. В молитве, которую он регулярно произносил после трапезы за своим столом, он благодарил Бога за благословение, ниспосланное ему, и за возможность делить дары с теми, кому повезло меньше.
В письме шурину, Морису Дёбу, он предлагал подходящую надпись для благотворительного учреждения: «Ибо нищие всегда будут среди земли твоей; потому я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей» (Втор., 15, 11).
И далее он писал: «По-моему, это очень уместно, поскольку заниматься благотворительностью напрямую предписал Моисей».
Шифф считал, что благотворительностью нужно заниматься главным образом при жизни и что дарение должно осуществляться под личным руководством дарителя. В сентябре 1893 г. он написал следующую записку, которую можно считать официальным подтверждением его тогдашнего мнения: «Многие, если не все, состоятельные люди признают своим долгом позволять своим собратьям до некоторой степени пользоваться их богатством, ниспосланным им добрым Провидением. Как правило, те, кто приобрели богатство своими силами, с большей готовностью воплощают этот принцип в жизнь, чем те, чье состояние перешло к ним по наследству; последние не с такой готовностью… жертвуют часть своего состояния на общественные нужды при жизни. Раздать часть состояния по завещанию – не жертва и потому едва ли достойно награды, ибо со смертью мы перестаем владеть и наслаждаться богатством, накопленным в течение жизни. Благотворительность и филантропия, дабы иметь силу, должны вестись под личным надзором дарителя, ибо маловероятно, что другие способны воплотить в жизнь наши замыслы и намерения так же хорошо, как мы сами.
Поскольку затронуть сердце легче, чем разум, благотворительность в изобилии, тогда как филантропии не хватает, и в то время, как больницы и приюты, как правило, снабжаются весьма щедро, многие самые достойные образовательные учреждения влачат жалкое существование из-за недостаточного внимания к ним со стороны тех, на чью поддержку эти учреждения вынуждены полагаться ради самого их существования.
Излишки накопленных нами богатств, по крайней мере до некоторой степени, принадлежат нашим собратьям; мы лишь временные попечители наших состояний. Давайте же заботиться о том, чтобы никто не страдал от нашего ненадлежащего попечения или отказа… выделить десятину от нашего богатства до того, как мы не вынуждены будем расстаться с богатством по неумолимым законам природы».
Масштаб его филантропической деятельности еще до того, как он в зрелые годы накопил немалое состояние, отмечен в речи, которую произнес епископ Поттер в Современном клубе Сент-Луиса в январе 1899 г.: Шиффа считали величайшим филантропом в Нью-Йорке, и он больше сделал для укрепления морального духа бедных и угнетенных, чем любой из миллионеров, проживавших в городе.
Положение бедняков очень заботило Шиффа, и он считал, что для них делается недостаточно. 7 марта 1898 г. он писал Лиллиан Уолд: «Я почти боюсь думать о несчастьях, которые окружают нас здесь со всех сторон, но знаю, что Вы всегда чувствуете то же, что и я, а может быть, и более того: те, чей жребий в том, чтобы помогать своим несчастным собратьям, более достойны зависти, чем живущие тихой и простой жизнью и не ведающие о существующих в мире страданиях».
После своего семидесятилетнего юбилея он писал другу: «Ничто из сделанного мною в течение жизни не вызвано желанием заслужить благодарность; и я не считаю, что кто-то мне чем-то обязан».
Он всегда требовал, чтобы в учреждениях, куда обращаются за помощью, просителям не только помогали, но и обращались с ними участливо, не задевая их чувств.
Он никогда не действовал без разбора, огульно – он настаивал на том, чтобы узнать факты; ему необходимо было убедиться в том, что помощь будет оказана достойным. Если речь шла о частном лице, он часто предлагал какой-либо план самопомощи, или, если проситель был беспомощен в силу инвалидности или преклонного возраста, ему назначалась своего рода пенсия, которая выплачивалась частным образом и конфиденциально. Если в роли просителя выступало учреждение, о котором Шифф не знал лично, он обычно наводил о нем справки сам или поручал все выяснить тем, кому он доверял. Если просьба приходила из-за пределов Нью-Йорка, он писал друзьям, жившим в той части страны, откуда поступала заявка, и их ответ становился основой для его решения. Во многих случаях он действовал с помощью тщательно организованных обществ.
8 мая 1889 г. он писал доверенному лицу: «Прилагаю список сторон, которые получают от меня ежемесячную поддержку; поскольку прошло уже некоторое время с тех пор, как я установил их статус, буду весьма признателен, если Вы, в удобное для Вас время, сообщите о том, по-прежнему ли имеет смысл оказывать им помощь».
Он прекрасно знал, что среди просителей попадаются и мошенники, что подтверждается письмом от 6 января 1898 г. к Натаниэлу С. Розенау, управляющему Объединенным еврейским благотворительным обществом: «Я положил за правило всякий раз, когда вижу, что письмо составлено профессиональным попрошайкой, доискиваться до причины обращения. И хотя, если ответ меня не удовлетворяет, я отказываюсь исполнить просьбу заявителя, я никогда не старался получить достаточных доказательств с тем, чтобы предпринимать какие-либо меры против таких профессиональных попрошаек. Более того, в нескольких случаях я получил оскорбительные ответы от тех, кто составлял такие письма для заявителей, со словами, что мы живем в свободной стране и что если составление просьб о помощи стало их профессией, они имеют право беспрепятственно заниматься своим делом».