Смитом, нашим посланником в Санкт-Петербурге, не точны, но последний – человек честный, просто его обманули».
В 1891 г. он вместе с Джессом Зелигманом, Оскаром С. Штраусом и другими решил привлечь к ситуации в России внимание президента Гаррисона, и именно после их беседы в Россию была отправлена комиссия в составе полковника Джона Дж. Вебера и доктора Уолтера Кемпстера для изучения обстановки. В результате президент Гаррисон упомянул о положении евреев в России в своем послании конгрессу, что, по крайней мере в первое время, было воспринято в России благожелательно[41]. Шифф рекомендовал Гилберту Э. Джонсу, тогдашнему редактору нью-йоркской «Таймс», опубликовать статью Гарольда Фредерика, за которой последовали другие статьи, а затем и книга под названием «Новый исход».
Позже Шифф затронул эту тему на мероприятии, которое во всех остальных смыслах должно было стать радостным. Джесс Зелигман собирался отправиться в длительную поездку по Европе, и директора еврейских благотворительных ассоциаций в Нью-Йорке, вместе с попечителями синагоги «Эману-Эль», устроили в его честь ужин. Среди тех, кто произносил тосты, были Абрам С. Хьюитт, Сет Лоу, Оскар Штраус, Эллиотт Ф. Шепард и Джулиус Голдмен. Шифф председательствовал на ужине и, сказав о своем теплом отношении к гостю, воспользовался случаем и вкратце нарисовал картину существующих ужасов в России: «Никогда еще с тех пор, как наши предки обрели дом в этом полушарии, не требовалось столько людей, преданных интересам нашего народа, чем в нынешнее время. Десятки тысяч наших несчастных единоверцев выталкивают к нашим берегам. Их вынуждает эмигрировать нетерпимая родина, которая отказывает им в самом праве на существование. Повторяются средневековые сцены, мы невольно вспоминаем времена Фердинанда и Изабеллы, и это происходит в тот самый миг, когда, по прошествии четырех столетий, мы готовимся отпраздновать открытие континента, который один стал безопасным убежищем для всех угнетенных народов. Но, друзья мои, история повторяется! Ссыльные пятнадцатого века в немалой степени способствовали процветанию стран, давших им приют, в то время как Испания, тогда диктатор Европы, пришла в упадок и утратила силу и влияние».
В 1892 г. в России случился большой голод, и нью-йоркская Торговая палата предприняла шаги по сбору средств в помощь голодающим. Хотя Шифф принимал участие в сборе средств, он был против того, чтобы позволить распределять средства российским правительственным чиновникам, которых он в письме Чарлзу Б. Стоверу 3 февраля 1892 г. назвал «продажными и ненадежными тиранами». Он предлагал вместо того оплачивать расходы через графа Толстого.
Боясь, что его единоверцы откажутся жертвовать деньги на том основании, что русский народ преследует его собратьев, Шифф 8 февраля опубликовал заявление, призывая их участвовать в помощи и напоминая, что гонения на евреев в России инспирированы правительством.
В то время он содействовал изданию журнала под названием «Свободная Россия», который пытался распространять правду о России в англоязычных странах. В 1892 г., когда послом в России был назначен Эндрю Д. Уайт, Шифф вместе с другими попечителями «Фонда Гирша» поздравил Уайта с назначением, выразив надежду, что Уайт на досуге займется еврейским вопросом, но не позволит себе «подпасть под влияние атмосферы, часто превалирующей в придворных кругах».
В 1903 г. стало известно об ужасном погроме в Кишиневе (Бессарабия), во время которого 45 евреев были убиты и 66 тяжело ранены. По сравнению с более поздними погромами количество жертв было сравнительно невелико, однако Шифф был возмущен до глубины души. Он обратился к правительству США и сразу же начал принимать меры для помощи пострадавшим. Он послал два письма государственному секретарю Джону Хею. 27 мая того же года Шифф принял самое активное участие в общественном собрании в Карнеги-Холле, где говорил о своих чувствах. Вместе с Оскаром С. Штраусом, Сайрусом Л. Салзбергером и другими он собирал средства для помощи пострадавшим.
После писем к Хею Шифф 7 июня 1903 г. обратился к президенту Рузвельту: «В то время, когда Вы находились в отъезде… произошли ужасные события в Кишиневе. Едва ли эти зверства, равных которым не найти и в Средневековье и о которых мы читаем с содроганием, станут известны в полной мере всем, кроме правительства России… Возможно ли организовать какие-либо дипломатические действия со стороны нашего или других правительств, дабы выразить протест против действий правительства России? Не верится… что такое преступление против человечества совершилось в начале XX века. Однако сейчас не время взывать к России, поскольку дипломатическими средствами невозможно… выразить наше возмущение и отвращение к продолжающимся систематическим преследованиям и угнетению тех подданных империи, которые не принадлежат к православной церкви…»
Комитет организации «Бней Брит» обратился к государственному секретарю и попросил направить петицию, которую подготовили члены этой организации, относительно отношения к евреям. Хей выразил свое сочувствие членам комитета, однако указал: маловероятно, что правительство России получит такую петицию, посылка которой противоречит международным обычаям. Президент, который тогда находился в своей загородной резиденции в Ойстер-Бэй, отнесся к проблеме со своей обычной энергией и тут же согласился направить такую петицию. Депеша, подписанная Хеем, была составлена Рузвельтом. Большой опыт Хея в дипломатических делах позволил ему заранее предсказать, что правительство России откажется от получения такой петиции. Однако его вклад в решение вопроса заключался в том, что, вместо того чтобы посылать депешу в зашифрованном виде, он отправил ее открыто, уверенный, что, хотя в получении будет отказано, тем не менее депеша дойдет до правительственных чиновников и, возможно, возымеет какое-то действие. Шифф изначально не одобрял подобных ухищрений, но, после того как депеша была отправлена, выразил свое мнение в письме Нарциссу Левену от 21 июля: «Вы, несомненно, слышали об отказе русского правительства прочесть американскую петицию, но мы считаем, что тем не менее намерения, выраженные в петиции, осуществились, и можем лишь надеяться, что в России понимают: наша великая страна пристально следит за ее действиями, касающимися отношения к еврейским подданным».
Рузвельт написал Шиффу 1 января 1904 г. в ответ на телеграмму от 31 декабря, в которой Шифф привлекал внимание президента к известиям о новых эксцессах в России, что самым внимательным образом следит за положением дел. Очевидно, эти слухи волновали евреев в других странах, что отмечено в письме Шиффа от 4 января 1904 г. в фирму «Огаст Белмонт и Кº» для последующей передачи Ротшильду:
«Господа!
Я получил копию второй телеграммы лорда Ротшильда, которую Вы любезно переслали мне. Из ее содержания я понял, что у лорда Ротшильда сложилось впечатление, будто я всячески призывал наше правительство принять меры, которые заставили бы русские власти пообещать, что повторения того, что случилось в Кишиневе, не будет. На самом же деле я успел сделать очень мало; скорее пресса, которая подробно комментировала слухи и опасения, несомненно дошедшие до президента, побудила сделать шаги, которые окончились вышеупомянутыми заверениями со стороны правительства России. Прилагаю копию письма, которое я получил сегодня утром от президента Рузвельта, и прошу передать его лорду Ротшильду… Особо настаиваю, чтобы вы ознакомили его с тем, что я написал выше, чтобы его светлость не приписывал мне тех почестей, которых я недостоин…
Искренне ваш,
Джейкоб Г. Шифф».
Новые дурные предчувствия возникли у Ротшильда с началом Русско-японской войны, и весной того же года, когда Шифф находился во Франкфурте, Ротшильд получил известие о готовящихся еврейских погромах в Одессе. На его письмо Шифф ответил:
«Франкфурт, 4–5 апреля 1904 г.
Дорогой лорд Ротшильд!
Через своего племянника, Отто Шиффа, я в прошлый четверг, по Вашему настоянию, сделал телеграфный запрос и попросил американское правительство официально информировать Россию, что обстановка в Одессе, способная спровоцировать погромы во время Пасхи, очень похожа на то, что происходило год тому назад в Кишиневе; судя по полученным Вами сведениям из надежных источников, приходится опасаться большой катастрофы. Племянник сообщил мне, что Вы переписывались с лордом Лансдауном в попытке уговорить правительство Великобритании послать России ноту, сходную с той, какую я, по Вашей просьбе, собирался предложить американскому Государственному департаменту.
Из-за моего отсутствия, а также из-за того, что я считаю наилучшим лично доложить правительству о положении дел в соответствии с полученными Вами сведениями из Одессы, а не переписываться с президентом Рузвельтом или государственным секретарем Хеем по телеграфу, я срочно дал телеграмму моему другу, мистеру Оскару Штраусу, к мнению которого прислушиваются и президент, и мистер Хей, описав ему положение дел в Одессе, изложенное Вами, и попросил его срочно связаться с президентом Рузвельтом и уговорить его, если возможно, выразить через нашего посла в Санкт-Петербурге надежду, что сведения об обстановке в Одессе и наши страхи безосновательны. Вчера утром я получил ответ от м-ра Штрауса. Президент Рузвельт сразу же направил России ноту, составленную в самых энергичных выражениях, через графа Кассини, российского посла в Вашингтоне. Все вышесказанное я уже передал по телеграфу Отто Шиффу, попросив его послать копию телеграммы Вам, что он, несомненно, и сделал.
Пока все идет неплохо. Однако я считаю необходимым добавить, что, если бы не срочность Вашей просьбы, в такое время, как сейчас, я бы поостерегся снова просить от нашего правительства действий, поскольку сведения все же основаны на слухах, подтвердить которые со всей достоверностью я пока не могу. Учитывая все, что уже случилось в России, и понимая, сколь вопиюще ненадежно ее правительство, трудно поверить, что в нынешнем положении, когда Россия так нуждается в благожелательном отношении к себе других стран, в чем она стремится всеми способами заручиться, ее правительство допустит новые погромы, которые возмутят общественное мнение за ее рубежами, особенно в Соединенных Штатах. Ввиду такого отношения к происходящему я считал неблагоразумным снова просить наше правительство о посредничестве, ибо, даже зная, что мы всегда можем рассчитывать на гуманность президента Рузвельта и его содействие для предотвращения, насколько это в его силах, гонений на наших единоверцев в России, боюсь, мы слишком часто кричим «Волки, волки!» и таким образом ослабляем оружие, которое мы должны приберегать на крайний случай, который, несомненно, еще представится. И все же, поскольку Вы сочли нужным призвать к действию наше правительство и правительство Великобритании, я не стал слагать с себя ответственность и отмахиваться от Вашего предложения. В свою очередь, буду с интересом ждать сообщения от Вас относительно того, к чему привели Ваши переговоры с лордом Лансдауном.