— Нет, Джеймс, это не наш пуританский Грифон, — заметил через некоторое время товарищ Аттила, заглянувший к ним в вагон уже в одиночку.
— Но это дожно быть неудобно… и небезопасно… — пробормотал растерянный Хеллборн.
— Их племя сражается так испокон веков, — пожал плечами подполковник Кун. — Легкая пехота, африканские амазонки. Они признали революцию и получили свою автономную республику. Мы не станем силой надевать на них бронежилеты. Разве что силой убеждения.
«Аминь».
Первый бой состоялся через шесть дней после отправления из Кейптауна, где-то в районе южной габонской границы. Джеймс неспешно доедал изрядно поднадоевший бифштекс из бегемота в столовой, когда завизжала на редкость противная сирена боевой тревоги. Поскольку селектор/внутреннее радио на бронепоезде отстуствовали, дополнительных рязъяснений не последовало. Пришлось сломя голову мчаться в свой вагон, подниматься на крышу и… Он еще не успел нацепить шлемофон — все и так было ясно.
— ВОЗДУХ! — заорали сразу два стрелка по левому борту и тут же открыли огонь — в такой ситуации дополнительные приказы не требовались.
Не менее дюжины вражеских конвертопланов заходили со стороны моря. «Поторопились, ублюдки. Через какой-нибудь час солнце могло слепить нам в глаза, а сейчас оно висит прямо над головой!» — невпопад подумал Хеллборн и поднял бинокль. Чужой мир, чужая планета. У нас таких машин не было. Треугольные платформы, в каждом углу остроугольного треугольника — вертикальный ракетный двигатель, который и держит машину в воздухе. Я никогда не любил геометрию, почему-то вспомнил Хеллборн, наблюдая устремленную прямо в него пунктирную линию трассеров, с которой немедленно скрестились трассеры зенитных автоматов бронепоезда — его батареи и четырех других. Вооруженный биноклем глаз обманул, пушечная очередь с головного конвертоплана прошла чуть правее, на палубу рухнул, обливаясь кровью, один из стрелков, а остроконечный клин вражеских штурмовиков тем временем проревел над головой и принялся разворачиваться где-то над джунглями. Джеймс бросился изучать самочувствие пострадавшего зенитчика, тогда как у него за спиной уже орал в сорваный шлемофон невесть откуда выскочивший Белгутай:
— Лазарет! Это Эпсилон! Пришлите санитаров! У нас раненые!
Состав, до того равномерно преодолевавший особенности рельефа со скоростью километров тридцать в час неожиданно (попадание?) содрогнулся, Хеллборн споткнулся об труп (труп? да, верно, труп) и упал животом прямо на казенник «Скайклинера». Хорошо смазанный вертлюг провернулся, и Джеймс внезапно увидел хищные треугольники вражеских машин прямо в сетке зенитного прицела. Потянулся к гашетке. Прижал. Гильзы запрыгали прямо перед носом. Конвертопланы опять пронеслись над головой. Хеллборн устроился поудобнее, снова придавил гашетку, «Скайлайнер» изрыгнул еще одну порцию полурасплавленного свинца.
«Нет, это не я в него попал», — с легким разочарованием отметил Джеймс, когда один из самолетов задымился и принялся кувыркаться в воздухе. «И в этого тоже не я». Еще одна подбитая машина устремилась к земле — нет, не штопором, а осенним листом. «Быть может, стоит выстрелить в этого? Прекрасная мишень».
Но в белоснежный купол парашюта никто из других зенитчиков не стрелял, поэтому и Хеллборн отказался от этой мысли. Возможно, здесь так не принято.
Уцелевшие конвертопланы испарились над океаном. Над бронепоездом медленно оседал их прощальный привет — целое облако листовок. Джеймс подобрал одну из них. Надо же, какой возвышенный слог! Что они хотели этим сказать?
_____________________
«— Скажи, отважный барабанщик,
Свалившись в грязь с кровавой раной,
Ответь, о чем ты думал раньше,
Когда стучал по барабану?
Скажи-ка, мальчик, ведь недаром,
Отлиты в бронзе монументов,
Шагали строем коммунары
На пулеметы интервентов?
— «Мы были первыми и взоры..»
Но нет, не будем повторяться;
Мы в оны дни вдыхали споры
Свободы, Равенства и Братства!
Отбросив смутные сомненья,
Твердили правило святое:
«Никто — не даст — нам — избавленья!
Мы сами — боги и герои…»
Что были нам врагов угрозы?
Отправлен вызов гуннам, туркам!
Нас в бой вела богиня Роза,
Императрица Люксембурга!
Когда Судья поднимет палец,
Наш тяжкий грех пристрастно взвесьте,
Мы многократно ошибались —
А кто б не стал на нашем месте?
Узрев пожар священной Трои,
Мы твердо верили, Всевышний —
Мы наш, мы новый мир построим,
Он будет лучше, чем погибший!
Из пепла прошлого восстанут,
Как победителям награда —
Дворцов возвышенные храмы
И бастионов колоннады.
Когда Судьба в горячем тигле
Смешает кровь сестры и брата,
Мы наш, мы новый мир воздвигнем —
Он будет лучше, многократно!
Со всех сторон сойдутся люди,
И на Земле — не в райских кущах! —
Я твердо знал, что Город будет —
Град-на-Холме, в садах цветущих!
Тогда, сжимая Меч Господень,
Отравлен воздухом Победы,
Я знал — взойдет над миром Полдень,
За ним — Туманность Андромеды!
— Ну что ж… Прислушавшись к пророкам,
Ты взялся обработать камень,
Но что могло взойти до срока
Из пепла, грязи и страданий?
Пусть мир прогнивший уничтожен,
Но был триумф достоин Пирра:
Низвергли Молоха — и что же?
Воздвигли нового кумира!
Зачем без жалоб или плача
Девчонки гибли и мужчины,
Чтоб дать партийным бонзам дачи —
И персональные машины?!
Вождям — одежды золотые?!
Их цель была такой простою —
Развесить лозунги пустые
На уши тухлою лапшою…
И кто посмеет удивиться
Концу истории в реале?!
Ворвались варвары в столицу —
И на руинах пировали.
Зачем вы в бой шагнули дружно —
Чтоб прахом стать, дорожной пылью?
Зачем вы взялись за оружье,
Раз ничего не изменили?
Зачем, неистово и твердо,
Вы шли под грохот канонады,
Зачем смотрели смерти в морду?!
— Солдат, не спрашивай.
Не надо».
_____________________
— Опоздали на три года, — сказал где-то над его правым ухом Белгутай. — Надо было сбрасывать эти листовки в годы правления Тунгстена.
«Пуссикэт» еще раз содрогнулся — экстренное торможение. «Хм, а на бронепоездах тоже установлены стоп-краны?» Упали посадочные рампы «пассажирских» броневагонов, и «паровозная пехота» устремилась в джунгли, потрясая оружием. Собираются захватить пилота, сообразил альбионец. Интересно, что с ним сделают?
— Мы оба совершили ошибки, — продолжал Белгутай. — Соображаешь?
Джеймс туго, но соображал.
— Тебе следовало оставаться внизу, а мне — возле командирской «тумбы».
— Именно так, — вздохнул тамплиер.
Хеллборн поднял глаза — здесь уже была Патриция, и еще два санитара. Одного из стрелков накрыли куском брезента, второго просто перевязывали.
— Я как услышала — «Эпсилон», и голос Белгутая вместо твоего, решила — все, я опять осталась здесь одна, — шепнула Леди-Глаза-На-Мокром-Месте.
— Я еще тебя переживу, — отозвался все еще туго соображавший после боя Джеймс, но Патриция даже не обиделась. Хеллборн выбрался из пулеметного гнезда и сел прямо на палубу. Восстановил дыхание. Осмотрелся. Море, джунгли, торжествующие черные амазонки. Они нашли сбитого пилота и теперь тащили его к бронепоезду. «Сожрут сырым или поджарят?» — заинтересовался Хеллборн. И не угадал.
На закате «Пуссикэт» забрался в туннель на запасном пути. Хеллборн собирался выспаться, но ему не предоставили такой возможности.
— Собирайся, — велел ему Белгутай. — Душ, парадная униформа, и побрейся уже наконец!
В броневагоне-ресторане был накрыт роскошный (бегемотные консервы, никакого алкоголя) стол. Собрались почти все офицеры, даже незнакомые Хеллборну. Странно, не так уж много человек в экипаже, но он до сих пор не удосужился со всеми познакомиться.
Ну что ж, тем проще будет бросить их на произвол судьбы, если… нет, не «если» — когда придет время.
Комиссар Кун торжественно ввел захваченного пленника. Странный он какой-то, равнодушно отметил уставший альбионец, вроде белый человек, но прическа и бакенбарды как у нью-йоркского негра. Терцерон, квартерон? Высокий, очень высокий. Как он поместился в самолет? Трость проглотил. Европейская школа, старая закалка. Но вот эта загадочная крестообразная татуировка через все лицо… «Мне следовало больше времени проводить в библиотеке», — констатировал Джеймс.
— Полковник Александр Ганнибал, авиация Спаги, — щелкнул каблуками пленник.
— Из тех самых? — не выдержал Джеймс. — Родственник?
— Очень дальний, — сухо ответил легионер. — Троюродный кузен.
Первым из Ганнибалов был Ибрагим, эритрейский принц, попавший в рабство к туркам, но потом выкупленный и усыновленный царем Петром. Сибирский реформатор недальновидно женил воспитанника на одной из своих дочерей. Один из детей от этого брака захватил в стране власть. И вот уже двести лет династия Ганнибалов безраздельно правила в Петросибирской Империи.
— Давно оставили родину? — спросил еще кто-то.
— Это сделал еще мой отец, — неохотно сообщил сбитый авиатор. — Я урожденный гражданин Спаги.
Появился полковник Маккорд. По-прежнему в шотландской коммунистической юбке.
— Прошу садиться, леди и джентельмены.
Леди и джентельмены присели.
— Первый тост — за нашу сегодняшнюю победу! Она была маленькой и незначительной, но она была!
Выпили. Какой-то лимонный сок. Очень крепкий напиток по драконским стандартам.
— Вы догадываетесь, зачем вас пригласили? — повернулся Аттила к полковнику Ганнибалу.
— Вам не следовало задавать этот вопрос, — криво усмехнулся легионер, — тактическая ошибка, comrade comissioner. Приглашать побежденных полководцев на торжественный ужин — старый обычай европейских армий, которым неумело пытаетесь подражать вы, банда африканских анархистов и безбожников.