Полковник Берд оттенил свои взгляды на деспотизм Барри уважением к его профессиональным способностям.
– Прошу заметить, он блестящий врач. Спас губернатору жизнь в 1818 году, когда сэра Чарльза подкосил тиф. Мы все уже за глаза распрощались со стариком. Он пожелтел от лихорадки. Страшное дело. Жена выселила всех детей из дома. Но Барри ничто не может испугать. У него ледяные руки и никаких нервов. Во всяком случае, я не замечал. Очень своенравный. Слушает свою интуицию и всегда уверен в собственной правоте. Но вы не пожалеете, приняв его совет. Собственно, если не примете – это, вероятно, будет последний поступок в вашей жизни. И я никогда не видел более заботливого человека, когда кто-то серьезно болеет. Но работать с ним невозможно. Ему надо подчиняться. А не то… Дайте ему волю, он всех строптивцев расстреляет!
Полковник Берд запрокинул голову и еще немного посмеялся. Потом он пустился в невероятный рассказ про путешествие вглубь страны. Дамы восторженно трепетали, слушая истории про диких слонов с поднятыми для трубных звуков хоботами, про блестяще-белого носорога, который чуть не бросился в нападение, про льва, который посреди ночи утащил из лагеря одного из черных мальчишек, но согласился расстаться с добычей, когда полковник Берд самолично выскочил из своей палатки, размахивая пистолетами, так что парень отделался незначительными ранами. Да-да, немного крови, но не стоит падать в обморок. Венцом этой предсказуемо героической саги был момент, когда губернатор, в компании полковника Берда, капитана Шеридана и крошечного доктора Барри, столкнулся с Гаикой, кафрским вождем, и его охраной из трехсот воинов – все они абсолютно голые, если не считать перья, татуировки и острые ассегаи.
– …Все держались славно, но это были настоящие варвары, я вам скажу, и они могли нас запросто порешить. Губернатор вел себя очень достойно. Барри ему переводил. Я и понятия не имел, что он может болтать так же быстро и громко, как туземцы, причем на их собственном наречии. Он вел переговоры. И не отступал ни от одного из первоначальных условий. Он как будто считал своим долгом не сдвинуться ни на шаг. И сразу взял верный тон – надменный, жесткий, – когда говорил по-кафрски. Наш отряд выглядел великолепно. Мы все были при полном параде, несмотря на жару, – металл, плюмаж, все честь по чести. Это Барри устроил. Ни за что не соглашался одеться полегче. Считал, что это вопрос приличия. Он, может, и черный дикарь, этот Гаика, но он настоящий король. Так сказал Барри.
Тот факт, что Берд недолюбливал Барри, но находился под впечатлением от его заслуг, не ускользнул от внимания колонистов. Две истории пользовались особой популярностью, в одной из них Барри отрезал своему противнику палец ножом для фруктов, прямо за обеденным столом. Дамы слушали завороженно. Всем не терпелось пригласить раздражительного маленького доктора к себе на ужин. Вторая история предоставляла много возможностей для украшательства. В декабре 1820 года на Святой Елене заболел сам император, и граф Батхерст предложил послать за помощью на Мыс, где под началом сэра Чарльза Сомерсета служил лучший доктор колоний. Наполеон умер прежде, чем ответ успел дойти до Святой Елены. Но по мере распространения истории в самые удаленные форпосты колонии в умах крепло убеждение, что знаменитый доктор Барри пользовал Наполеона на смертном одре.
Барри привлекал внимание, где бы ни появлялся, – казалось, он делает это нарочно. Миссис Лоис Чанс, знавшая Барри во время его службы на Мысе, в ответ на расспросы прислала письмо с описанием доброго доктора – письмо, которое охотно цитировали и перечитывали в душных гостиных и внимательно изучали среди трепета японских вееров.
«Он превосходный танцор, в чем я неоднократно имела удовольствие убедиться. Его безупречные манеры покорили много сердец, доктор настоящий дамский угодник. Женщины не могут перед ним устоять, и у него прелестные маленькие белые руки».
Такого рода подробностей от полковника Берда ждать не приходилось, но для дам они были манной небесной.
От слуг ничего не скроешь. Исаак был осведомлен о шумихе в гостиных. Он не верил, что Барри мог отрубить палец офицеру-сослуживцу, даже в гневе, по той простой причине, что в силу своей официальной должности руководителя медицинской службы он был бы вынужден пришить его обратно. Кроме того, Исаак часто чистил ножи для фруктов, и ими едва-едва можно было разрезать спелый абрикос. Но он свято верил в историю про Наполеона. Барри закрыл императору глаза своими холодными, бледными руками. Из слухов Исаак заключил, что Барри – человек властный и нетерпимый. В хозяине это качества нежелательные.
Первое, что услышал Барри холодным утром, был звук колокольчиков. Звенящий поток поднимался над белыми камнями в душистые холмы, покрытые цветущим розмарином и диким тимьяном. Барри распахнул ставни и выглянул в окно. У коз были длинные уши, похожие на вялые языки, и навостренные хвостики с белой подкладкой. С другой стороны оврага доносился легкий звон – козы поднимались по лугу, за ними шли мальчик и две собаки. Барри смотрел вслед, пока они не скрылись из виду. Он решил, что каждое утро будет пить свежее козье молоко.
Когда Исаак появился вновь с миской теплой воды, доктор уже успел одеться и осматривал помещения, зажав пуделя под мышкой. Он давал указания относительно трапезы и одежды спокойно, без аффектации. Исаак внимательно слушал. Доктор предпочитал свежайшее молоко – от проходящих коз – и свежие фрукты и свежие овощи. Он задал вопрос:
– Здесь бывают морозы?
– О да, сэр. У нас бывает мороз каждые лет пять. И на высоких горах всегда лежит снег.
Исаак сообщил об этом успокаивающим тоном, подозревая, что доктор-англичанин уже тоскует по своей стылой родине. Ему так хотелось ответить как надо, что он не заметил иронический изгиб губ Барри. Барри отвернулся и удовлетворенно посмотрел на грубые очертания белых скал, торчавших из-за холмов над колонией. Дом был окружен небольшим садом, который, судя по запаху глинозема, только что полили. Барри заметил, что лиловая и темно-красная бугенвиллея как раз в цвету. Он улыбнулся резким красочным линиям: кремовые стены, зеленые крыши казарм, густая лазурь утреннего неба. Он не думал об Англии.
Армейские постройки стояли отдельно на небольшом возвышении над городом, от них открывался вид на залив и море. Проходящие корабли только и могли видеть огни казарм, потому что город был спрятан за скрюченным пальцем земляного вала, который оканчивался маленькой приземистой турецкой крепостью, построенной в четырнадцатом веке. Залив пестрел рыбацкими лодками, снующими в мелкой воде. Барри догадался, что причал для больших кораблей находится с другой стороны холма и не виден из дома. Ему нравилось уединенное расположение инспектората – отсюда он мог смотреть вниз на эспланаду, обсаженную пальмами, на благородные дома и их душистые, обильно политые сады. Он даже мог различить колонны и благородный фронтон театра – постройки восемнадцатого века, – украшенный парочкой муз, стоящих возле колесницы Аполлона. Когда несколько дней спустя он осмотрел скульптурную группу повнимательнее, то обнаружил, что чайки испачкали статуи в разных местах желтеющим пометом и взяли привычку мирно гнездиться под Аполлоновыми колесами.
Солнце уже разошлось вовсю. Барри, выпрямив спину, сидел на своей веранде среди плетеных кресел и подушек кремового цвета. Он пил чай с пряниками и фруктами. Исаак наблюдал за молчаливым хозяином с осторожным любопытством. Доктор вел себя спокойно и внимательно. Он никогда не повышал голос. Но каждый его жест, и даже сама поза среди подушек, указывали, что хозяин кожей чувствует присутствие и внимание Исаака. Слуга понял, что он больше не невидим, что и его заметили, и за ним наблюдают. Это необычное обстоятельство его встревожило. Он больше не мог безнаказанно собирать информацию. Хозяин и слуга обживались на общей территории, обходя друг друга кругами, не произнося ни слова.
Белого пуделя, который только что сожрал полцыпленка без костей, нельзя было ласкать. Это существо, столь же нежное и разборчивое, как его хозяин, выказывало откровенную злобность и рычало при приближении Исаака.
Затем стало слышно, что вверх по холму тяжелой рысью поднимаются несколько лошадей. Исаак и Барри заняли позицию на веранде, вглядываясь в поднявшееся пылевое облако. Несколько мгновений спустя, посреди храпа и топота, из-за угла дома появился огромный человек, одетый по форме, но явно собиравшийся в спешке. Он оставил смазанные следы на росе.
– Доктор Барри! – Он начал реветь задолго до того, как мог дотянуться до руки доктора. – Ну извините, да? Нижайше прошу прощения и все такое. Я должен был встретить вас на пристани со всеми положенными церемониями. Но вы прибыли на день раньше срока. У меня и оркестрик был вымуштрован. Что тут скажешь? Ветер разнес в щепки мои планы. Не важно. Сыграют все то же самое по другому случаю. У нас тут вечно какие-нибудь церемонии. Здравствуйте, сэр.
Он наконец оказался в пределах досягаемости рукопожатия.
– С кем имею честь? – Барри шагнул вперед, как всегда, бестелесный, несмотря на подбитые плечи и ботинки на каблуках.
– О, черт, простите. Уолтер Харрис. Я вице-губернатор. – Харрис не имел никакого намерения грубить. Он уже так много знал про Барри, что обратился к доктору как к старому знакомцу.
Барри почувствовал, что потная клешня овладевает его холодной ладонью. Харрис был похож на безработного пирата, потерявшего свой бриг. Ему не повредил бы визит к парикмахеру, а избыток украшений указывал на то, что он не вполне джентльмен. Вице-губернатор сразу же понравился Барри. Харрис отметил, что у доктора чудовищно холодные руки.
– Тяжко добирались, да? – сочувственно громыхнул он.
– Я могу предложить вам что-нибудь? – Исаак маячил в дверях.
– Не откажусь. Доброе утро, Исаак. – Харрис шумно приземлился в плетеное кресло. Он уже решил, что Барри никак не может быть тем Чингисханом колониальной медицинской службы, каким его все описывают. Да, вид у него странноватый, но он явно добрый малый, независимый и непритязательный. Полковник Берд сравнивал его с Робеспьером. Теперь это казалось Харрису довольно возмутительным и совершенно необоснованным. Харрис легко мог поддерживать разговор без всякой помощи извне, чем сейчас и занимался. – Но никакой еды, пожалуйста. Только чаю, Исаак. Я завтракал. Я приехал, чтобы засвидетельствовать почтение губернатора. И свое собственное, конечно, тоже. И передать извинения от всех подряд. Мы впервые узнали о прибытии судна из карантинных предписаний, переданных с девицами Хотон. Вы ведь, конечно, попали в этот шторм. Жуткое дело. У нас пальму снесло в форте. И пару крыш сорвало. Никаких серьезных разрушений. Рыбаки все сидели по домам. И северную часть острова не затронуло. Откуда же Исаак узнал, что вы приезжаете? Наверное, следил за портом. Не думайте, мы все были готовы уже несколько дней. Ужин у губернатора в пятницу? Это будет официальный прием в вашу честь. Он хочет с вами до этого повидаться. Собственно, как только сможете. Он в прошлом году овдовел. Да вы, наверное, слышали. Я к вашим услугам. Хотите прогуляться? Осмотреть достопримечательности? Заглянуть в клуб? Все дамы обезумели от любопытства.