– В Париже?
– Да где угодно, – говорит он. – Мир – это твой ливень.
Он прижимается к окну подбородком, и Джейн улыбается, потому что сейчас дождь льет как из ведра – так же, как в день ее приезда. Вода бежит по стеклу, и это дарит чувство безопасности, будто Джейн внутри пузыря. Об этом нужно много думать. Колледж, Париж, магазин. Тетя Магнолия? Поэтому ты так хотела, чтобы я приехала сюда? Значит, мир будет моим ливнем?
– Как ты думаешь, когда-нибудь, когда я стану богатой и знаменитой, станут наркоторговцы использовать мои зонтики в качестве валюты?
На лице Рави появляется улыбка.
– Ты знаешь, что наркоторговцы, использующие произведения искусства в качестве валюты, считаются крутыми?
– Крутыми? Серьезно? Откуда ты знаешь?
– От Люси, конечно же.
– Если тебе сказала об этом Люси, откуда ты можешь знать, что это правда?
– Знать не могу. Но думаю все же, что бо́льшая часть из рассказанного ею было правдой. На самом деле я могу вспомнить только несколько деталей, о которых она была вынуждена солгать.
Полиция говорит, что Бакли поручил своей дочери не только обокрасть семью Трэш, но и послал ее прямиком в мир наркоторговли. Ее задача заключалась в том, чтобы изображать детектива под прикрытием, притворяющегося мошенником.
Ну и дела! Даже голова закружилась. Джейн настолько далека от всякого притворства и манипулирования, что ей трудно понять людей, которые во всем этом варятся.
– Интересно, ей это нравилось? – рассуждает вслух Рави. – Должно быть, это потрясающе – улизнуть с такой ценной добычей. – И с некоторой горечью добавляет: – И дурачить людей.
– Не думаю, что ей нравилось обманывать тебя, Рави, – говорит Джейн. – Она о тебе заботилась.
– Только не надо ее оправдывать, – резко обрывает Рави. – Человек, который заботится обо мне, да даже просто меня знает, не станет воровать у меня произведения искусства.
– Ты прав, – соглашается Джейн. – Но, думаю, она была удивлена и расстроена тем, насколько сильно это тебя ранило.
Обвинения против Люси теперь включают и кражу Рубенса, которого она «упустила», хотя сама она все сваливает на отца, а Бранкузи – на Колина. Кажется, у нее запоздало начался период подросткового бунтарства. Когда полицейские поместили Люси в одну камеру с отцом, она принялась кричать, что он давил на нее и говорил, с кем встречаться.
Бранкузи нашелся в другой части дома. Он вернулся, целый и невредимый, на свое прежнее место, на свой пьедестал в приемном зале, когда после окончания торжества прошло шесть дней. Рави то ликует, то гневается от этой новости. Миссис Вандерс хранила пьедестал в западном крыле, спрятав до тех пор, пока рыба не будет найдена, но однажды обнаружила, что он исчез. К собственному удивлению, она нашла его в приемном зале: он снова воссоединился с рыбой, целой и невредимой, так что первозданный вид статуи был восстановлен. Во всяком случае, миссис Вандерс описывала происшедшее именно так.
Хмурый Рави все так же сидит в кресле. Внезапно спрашивает:
– Киран. Что у тебя с Патриком?
Его сестра забирает своим конем одну из пешек Джейн и пожимает плечами.
– Да ладно тебе, – продолжает он наседать.
Киран непринужденно откидывается на спинку кресла и делает вид, что не слышит вопроса. Джейн решает поднажать.
– Патрик когда-нибудь признавался тебе в чем-нибудь? – спрашивает она, не глядя на Рави, но кожей ощущая его благодарность. – Я видела его в тот день, когда мы вернулись из Нью-Йорка. Он выглядел таким… полным решимости.
– Да, на этот раз он действительно сказал мне кое-что, – отвечает Киран, не вдаваясь в подробности.
Затем, когда пауза затягивается, она снова пожимает плечами и добавляет, обращаясь к обоим своим собеседникам:
– Я думаю над тем, что он мне сказал.
– А что он сказал? – не унимается Рави.
– Вещи, над которыми я думаю, – упрямо повторяет Киран.
– Какие вещи?
– Слушай, близнец, если ты еще сам не понял, я не собираюсь тебе говорить!
Рави издает возмущенный звук.
– Тебе повезло, что я вынужден держать тебя рядом на тот случай, если мне понадобится почка.
– Как будто я когда-нибудь отдам тебе свою почку!
– Ты бы отдала мне почку.
– Где-то есть вселенная, в которой я уже отказалась это сделать, – говорит Киран.
Рави улыбается:
– Давай заберем у Киран почку, просто чтобы ее позлить. Мы можем заморозить ее до тех пор, пока она не понадобится.
– Пугающая идея, – говорит Киран. – Но практичная.
Она прижимает ладонь ко лбу:
– Кажется, в жизни каждого из нас начинается новая полоса.
– Что? – спрашивает Рави. – Ты про почки?
– Нет. Я думаю о себе, о тебе и о Дженни. Мы все начинаем жизнь сначала. Дженни – потому что она молода и одинока. Зато у нее есть зонтики. Она действительно может делать что захочет. Извини, – добавляет она, с сомнением глядя на Джейн.
– За что? – удивилась Джейн.
– За то, что напомнила тебе о том, что ты одинока.
– Все нормально, – говорит Джейн, думая про себя, что, может быть, это и не так.
Джаспер под столом уткнулся носом в ее штанину, положив морду на ботинок.
– А ты и я, – продолжает Киран, – у нас теперь нет ни вторых половинок, ни работы. Мы тоже можем делать что угодно.
– Мне нравится быть одному, – отвечает Рави. – Мы можем открыть бордель. Ты будешь мадам и станешь поставлять мне клиентов.
– Лучше что-нибудь менее эпатажное, – говорит Киран. – Б-е-е.
Усмехаясь, Рави встает.
– Я хочу кофе, – говорит он. – Вы что-нибудь хотите?
– Порцию шоколадного мороженого, – отвечает Киран.
– Я бы тоже съела мороженого, – соглашается Джейн.
– Я сейчас. – Рави исчезает.
В повисшей тишине Киран наблюдает, как Джейн берет пешку.
У Джейн тоже есть вопросы к Киран. Не такие конкретные, как у Рави, но не менее любопытные.
– Киран, – начинает она после долгого молчания, не зная, как подобраться к интересующей теме. – Ты… рада вернуться домой?
Киран некоторое время обдумывает ее вопрос и отвечает:
– Я поняла, что, несмотря ни на что, я счастлива жить в этой вселенной.
– Что?
Киран снова ходит конем, нападая на ферзя Джейн.
– Если мы живем в мультивселенной, – говорит она, – где бесчисленное множество наших версий проживают свои альтернативные жизни, то я рада, что живу именно в этой. Возможно, я чем-то лучше многих из тех, других Киран. В этой реальности я обнаружила, что Колин меня обворовывал до того, как я сделала какую-нибудь глупость – например, вышла за него замуж. Представь, что какая-то другая версия меня сейчас замужем за другой версией Колина и понятия не имеет, что он за человек. И какая-то версия меня живет с какой-то другой, менее любвеобильной версией Рави. Мне нравится моя версия Рави. Думаю, мне даже нравится моя версия Патрика, учитывая, что он мой. И наверное, мне все же нравится моя версия меня самой.
– Ну, это весьма удобно, я думаю. Если верить в сверхъестественное.
– Кстати, ты под контролем, – смеется Киран.
– Черт!
– А что, если бы ты родилась во вселенной, где не бывает дождей? – спрашивает Киран.
– А?
– Интересно, что бы ты делала? Ты бы по-прежнему искала себя в изготовлении зонтиков?
– О, – говорит Джейн, – я поняла. Ну, даже не знаю. Делала бы пляжные зонтики?
– Солнца тоже нет, – говорит Киран. – Правда, если бы у тебя была неуемная тяга к созданию предметов в виде натянутой над палкой тряпки, люди бы подумали, что ты не в себе?
– Гм, – говорит Джейн. – А я ведь и правда не могу представить, что не делаю зонтики. Может, отчасти это потому, что в нашей вселенной существует дождь?
– А ты бы стала делать их водонепроницаемыми? – продолжает Киран. – Учитывая, что в этом нет никакой практической необходимости?
Джейн вспоминает о беседе, которую они вели с Айви в ожидании разговора с полицейскими. О фотоаппарате, издающем звук затвора, но при этом не имеющем затвора как такового.
– Если бы я делала зонтики во вселенной без дождей, они бы были предметами из этой категории? Вещи, дизайн которых включает в себя элементы, которые раньше выполняли какую-то функцию, но теперь не нужны.
– Чего?
Рави возвращается в комнату с двумя вазочками мороженого в руках. Он улыбается Джейн.
– Скевоморфизм? – спрашивает он.
– Это и есть то самое слово? – радостно кричит Джейн. – Айви никак не могла вспомнить. Жду не дождусь, чтобы ей сказать.
– Уверен, это то самое слово, – говорит Рави, подходя к столу и ставя мороженое перед девушками.
– По-моему, оно слишком длинное для скраббла, – размышляет Джейн.
– Его можно построить на основе слова «морфизм». – Рави бросает взгляд на доску. – Кто выигрывает?
– Я, – отвечает Киран. – Где твой кофе?
– У меня только две руки. Принесу в следующий раз.
– Ты милый, – говорит Киран. – Мат.
– Сыграй со мной в шахматы, – предлагает Рави.
– Кто из нас? – спрашивает Киран.
– Обе, – отвечает он. – Вдвоем.
– Что, типа в команде? – задорно спрашивает Киран?
– Да как угодно. – Рави пожимает плечами. – Мне скучно.
Затем он нагибается и заключает сестру в неловкие объятия. В последнее время он часто обнимает Киран. Джейн кажется, что он делает это не столько для сестры, сколько для самого себя: кажется, Рави нуждается в объятиях. Однако это хорошо для Киран, думает Джейн, – то, что брат в ней нуждается.
Шум за спиной Рави привлекает внимание Джейн. Она наклоняется, чтобы взглянуть. В дверном проеме стоит Айви в длинном мокром пальто и с рюкзаком на плечах. Намокшие от дождя пряди прилипли к ее щекам. Она робко смотрит на Джейн, в ее глазах немой вопрос.
– Айви, – говорит Джейн, – Айви, мне нужно тебе кое-что рассказать.
Айви расплывается в широкой улыбке и протягивает руку Джейн.
– Да, – говорит она. – Мне тоже.
Откуда-то из глубины дома доносится звон колокола – сладкий и чистый, как мелодия ветра.