лоса переплетаются. Киран здесь нет.
– Ты будешь обедать с нами? – интересуется Джейн.
– Нет, – ответила Айви. – Я обедаю на кухне.
Кажется, она неправильно поняла вопрос, услышав в нем то, что Джейн и сама толком не могла сформулировать, поэтому Айви крепко сжимает руку Джейн и показывает на один из свободных стульев. Ехидно улыбнувшись, она подталкивает Джейн в открытую дверь, прямо к столу.
Джейн присаживается. Похоже, ее появления никто не заметил. Она пытается уловить содержание разговора, сводившегося к обсуждению некой семьи, которую каждый из присутствующих знал лично.
– Вы серьезно утверждаете, что они сделали что-то плохое со своими детьми? – спрашивает темнокожая женщина с лицом сердечком и короткими черными кудрями. В мочках ее ушей мерцают звезды. Может быть, они сделаны из настоящих крошечных бриллиантов? Женщина сидит рядом с Филиппом Окада, гермофобом с верхнего этажа. На лице толстый слой тонального крема, над глазами яркие тени для век.
– Нет, я только говорю, что с ними явно что-то не так, – парирует другая дама, белокожая и румяная, с волосами цвета гречишного меда. На шее у нее сверкают две нитки жемчуга. Голос низкий, говорит с американским акцентом. – Люди бывают непредсказуемы, а страшные вещи многих сводят с ума. Откуда нам знать, что они сделали, так ведь?
– Это такой медицинский термин? – подкалывает ее Филипп Окада. – «Сойти с ума»!
– Филипп, – яростно осаживает его та. – Панзавекки – наши друзья. Однажды они бросили свою лабораторию и ограбили банк. Что заставило их это сделать?
– Ну… – протягивает женщина с сережками-звездами. – Вы же слышали о страсти Джузеппе к азартным играм и его проблемах с мафией?
– Хорошо, а кто-нибудь из вас знает, какие ставки делал Джузеппе на собачьих бегах? – спрашивает Жемчужное Ожерелье.
– Люди не афишируют пристрастия, создающие проблемы, – парируют Звездные Сережки.
– Мы ведь не могли знать, что творилось с Джузеппе на самом деле.
– Зато мы знаем, какой он, – возражает Жемчужное Ожерелье. – Разве нет? Джузеппе обожает хвастать своими детьми. Вы слышали, как он рассказывает о Грейс и ее удивительной памяти? Эта восьмилетняя девочка как компьютер! Джузеппе просто умирает от гордости за нее. Да, возможно, у него была небольшая проблема с азартными играми, которую он скрывал ото всех. Но спутаться с сицилийской мафией, когда вся твоя жизнь – трое маленьких ребятишек? Почему мы должны верить этому? Только потому, что у него итальянское имя? Это оскорбительно.
– У вас есть другие предположения? – спрашивают Звездные Сережки.
– Нет, – отвечает Жемчужное Ожерелье, – но я исключаю то, что Панзавекки связаны с организованной преступностью. Может, что-то другое, о чем мы не догадывались? Может, они свихнулись оттого, что надышались в своей лаборатории какой-нибудь дряни.
Дверь открывается от сильного толчка, и Джейн подскакивает от неожиданности. Миссис Вандерс в сопровождении Айви вносят уставленные чашами подносы. Айви смотрит на Джейн так, что девушка чувствует себя виноватой. Впрочем, Джейн даже не успевает понять, в чем именно. На столе появляется огромное блюдо жаркого, запеченные овощи, грушевый салат. Подавальщицы спешно удаляются через еще не успевшую закрыться дверь. Джейн с трудом пытается вникнуть в происходящее, ведь она знает о семье Панзавекки. Правда, в отличие от присутствующих, только из прессы.
Этой новостью заголовки газет пестрели несколько дней, а то и неделю. Виктория и Джузеппе Панзавекки, чета микробиологов, дети богатых родителей из Нью-Йорка, покинули свою университетскую лабораторию на Манхэттене во время ланча и попытались ограбить банк. Они не были вооружены и, столкнувшись с сопротивлением неробкого кассира, бежали. Повернув за угол, они буквально растаяли в воздухе. Почти в это же время их дочь Грейс исчезла из своей частной школы, а сыновья, маленький Кристофер и младенец Лео, были похищены у няни в Центральном парке. Лео был нездоров: няня заметила на его коже подозрительные пятна как раз в момент похищения.
Кроме того, пресса вовсю обсуждала, что Джузеппе получил от мафии предупреждение: мол, либо он рассчитается по своим игровым долгам, либо его семья исчезнет. Так и случилось.
Значит, все эти люди за столом знают Панзавекки? Неужели все богачи Нью-Йорка знакомы? Абсурдная история в один момент оказывается вполне реальной. Как в глупом фильме про гангстеров. Но если эти люди знают Панзавекки, то Грейс и маленький Кристофер настоящие. Младенец Лео – настоящий ребенок. Их жизни внезапно изменились, безумно, в один день. Точно так же, как жизнь Джейн, когда ее родители погибли в авиакатастрофе. Она тоже была ребенком. Тогда ей позвонила тетушка Магнолия.
Теперь Джейн понимает, что разговор о грабителях между Киран и миссис Вандерс по пути домой был шуткой о Панзавекки.
– Вы все знаете Панзавекки? – громко спрашивает она и сразу тушуется, потому что теперь на нее смотрят четыре пары глаз. Джейн понимает, насколько наивно звучит ее вопрос.
– Верно, – подтверждает Жемчужное Ожерелье, протягивая Джейн руку. – Я – Люси. Люси Сент-Джордж. Возлюбленная Рави, так сказать.
– Я Дженни, – отвечает Джейн, неловко теребя руку Люси, и добавляет, сама не уверенная в своих словах: – Подруга Киран.
– Я уже успел познакомиться с Дженни, – объявляет Филипп Окада присутствующим. – Наверху. Дженни, это – моя жена, Фиби.
– Я – Колин, – поклонился Джейн четвертый сидящий за столом, протягивая длинную руку. – Парень Киран.
Джейн представляла его каким-то скучным или фальшивым, вычурно богатым. Но он оказался худощавым молодым человеком с песочного цвета волосами, мягким взглядом и бледным лицом, усыпанным веснушками, которые делали его моложе и беззащитнее.
Раздался цокот каблуков по деревянному полу, и в комнату вошла Киран.
При виде этой знакомой, вечно недовольной физиономии у Джейн в груди потеплело.
Извинившись, Киран присела на стул между Джейн и Люси.
– Плохая телефонная связь. Дожди, сплошные дожди. О чем говорите? Дженни, ты со всеми познакомилась?
– Мы были очень вежливы и представились, дорогая, – ответил Колин.
Киран не смотрит на него. Кажется, ей нужно удостовериться, что Джейн ее слышит.
– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает она. – Все хорошо?
– Да, отлично, – отвечает Джейн.
– Как сама, Киран? – интересуется Фиби Окада. – Какие планы на ближайшие дни?
– Это такой шифр, означающий: «Есть ли у тебя работа?» – ехидничает Киран.
Фиби приподняла одну из своих идеальных бровей:
– В смысле? У тебя есть работа?
– Думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос.
– Разве ты не говоришь на многих языках, Киран? – спрашивает Филипп Окада. – Ты бы могла помогать Колину, когда он работает за границей. Колин, среди твоих покупателей ведь много иностранцев?
Киран смотрит на солонку, которую держит в руке:
– Вы хотите, чтобы я сопровождала своего парня в деловых поездках? Помощь в его работе должна стать целью всей моей жизни?
– Я не совсем это имела в виду, – поясняет Фиби. – Просто интересное занятие.
– Все вокруг лучше нас знают, что нам нужно, – ворчит Киран.
Лицо жены Филиппа становится равнодушным. Тяжелый макияж напоминает маску. Джейн кажется, что если дотронуться до нее, то раздастся звук, похожий на стук града о стекло. Филипп на ее фоне выглядит куда сдержаннее. Чем агрессивнее становится Киран, тем более он спокоен. «Они все какие-то ненастоящие, – думает Джейн. – Все что-то из себя строят».
– Киран начнет работать, как только найдет подходящее занятие. – Голос Колина тверд. – И будет блестяще со всем справляться.
Киран не смотрит на Колина. Ее плечи остаются прямыми.
– Кто-нибудь знает, когда приедет Рави? – спрашивает она.
– Поздно вечером, – ответила Люси Сент-Джордж. – Он писал мне. У него был аукцион в Провиденсе, а потом он на своем велосипеде двинул в Хэмптонс. Сказал, его подвезут.
– Кто, Патрик? – спросила Киран.
– Думаю, да.
Джейн удивляется, что Рави ехал из Провиденса в Хэмптонс на велосипеде. Это ведь не меньше ста миль.
– Откуда ты, Дженни? – интересуется Фиби. – Кто твои родители?
Джейн ошарашена:
– Кто мои родители? Они мертвы. А ваши?
– О, прости, – извиняется Фиби. – Мои родители управляют холодильной корпорацией в Портсмуте, на юге Англии. Ты выросла в детском доме?
– А ты выросла в холодильнике?
Киран издает сдавленный смешок. Джейн краснеет, удивляясь самой себе, однако Фиби с невозмутимым видом принимается за свой салат. Когда она роняет кусочек груши на стол, Филипп восклицает: «Ой», поднимает его пальцами и скармливает жене. Смотреть на это неловко. Не говоря уже о том, что это очень странно для гермофоба.
– Меня воспитала сестра матери, – поясняет Джейн, обращаясь к Люси Сент-Джордж и Колину, которые казались ей более искренними. – Когда родители погибли, я была еще маленькой, так что совсем их не помню. Тетя преподавала морскую биологию в колледже, где училась Киран. А еще она была подводным фотографом и борцом за охрану природы.
– Тетя ушла на пенсию? – спрашивает Колин.
– Колин! – Киран начинает сердиться.
– Что?
– Ты навязчивый! Оставь ее в покое!
– Прости, – извиняется Колин. – Я что-то не так сказал?
– Все в порядке, – отвечает Джейн, смущенная защитой Киран. – Тетя погибла в декабре, в экспедиции в Антарктиду. Она собиралась фотографировать горбатых китов.
– О. – Колин искренне огорчен. – Это ужасно. Мне жаль.
– Я давала Дженни уроки литературного мастерства, – объясняет Киран, – когда она училась в старших классах, а я в колледже.
– Господи! – восклицает Колин. – Да ты еще ребенок!
«Если бы, – горько усмехается про себя Джейн. – Будь я ребенком, обедала бы сейчас с тетушкой, а не со всеми вами». По праздникам они ужинали в небольшом ресторанчике в городе. У тети Магнолии было красивое длинное пальто, темное, с переливающейся фиолетовой подкладкой, меняющей цвет от серебра к золоту в зависимости от освещения. Она часто оставляла его расстегнутым, зная, что Джейн любила наблюдать за этим таинственным блеском. В такие мгновения тетя походил на персонажей с собственных фотографий – например, на глубоководных кальмаров. Было в них что-то космическое.