Герцогиня Девонширская умерла 30 марта 1806 года. Умерла на руках верной Бесс, благословив ее на брак с Уильямом Кавендишем.
Долги Джорджианы к моменту ее кончины были огромны. Конечно, она не успела их выплатить, оставила мужу, который выплачивал их оставшиеся до своей смерти годы.
Уильям Кавендиш ненадолго пережил Джорджиану и умер в 1811 году: супружеством со своей обожаемой Бесс он наслаждался всего два года.
Среди потомков Джорджианы Девонширской числится леди Диана Спенсер – «принцесса сердец», первая жена принца Чарльза. А среди потомков Бесс Фостер – Анна Винтур, главный редактор журнала «Vogue».
В 2008 году о Джорджиане Кавендиш был снят фильм «Герцогиня» с Кирой Найтли, Ральфом Файнсом и Хейли Атуэлл в ролях Джорджианы, Уильяма и Бесс. Сценаристы серьезно погрешили против истины, выставив Бесс Фостер разлучницей, а Уильяма – бездушным тираном. Видимо, они не могли даже представить, что любовный треугольник может стать гармоничным союзом, удобным для всех вовлеченных в него лиц. Тем не менее, это было так. Герцог Девонширский и две его герцогини обрели свое странное счастье. Как сказала бы Джейн Остен: «Одной половине человечества всегда непонятно, почему что-то нравится другой».
Глава IIIМария Фитцгерберт, тайная жена принца-регента
Нельзя, чтобы женщина выходила замуж оттого лишь, что кто-то питает к ней привязанность и умеет сносно писать письма.
«Сим завещанием и моею последнею волею я завещаю, оставляю и передаю в случае моей кончины всю мою собственность всех разрядов и сортов, личную и иную, моей Марии Фитцгерберт, моей супруге, возлюбленной жене моего сердца и души моей».
Логично предположить, что таким прочувствованным завещанием облагодетельствовал свою жену некий мистер Фитцгерберт. Или даже какой-нибудь лорд Фитцгерберт, поскольку завещано было немало – особняк Карлтон-хаус со всеми портьерами, стульями, «столами простыми, инкрустированными и покрытыми бронзой», винами, книгами, коллекцией фарфора, серебряной посудой и прочими мелочами, необходимыми для беспечного вдовства. Однако нам не придется говорить о заботливом супруге по фамилии Фитцгерберт, потому что последнего никогда не существовало, а сей документ был составлен в 1796 году ни много ни мало принцем Уэльским, будущим Георгом IV, который в очередной раз возлег на смертном одре.
Принц любил притворяться умирающим, а составление завещаний, как, впрочем, и жалобных писем, действовало на него как общеукрепляющее. Наверное, поэтому он так и не удосужился заверить завещание, что превращало его скорее в трогательное любовное письмо, чем в юридический документ. Впрочем, когда Мария Фитцгерберт все же прочитала завещание, то была очень растрогана. Ее всегда радовало, что принц признает ее своей законной супругой.
Так оно, в сущности, и было.
Мария Фитцгерберт
Мэри Энн, Марию Фитцгерберт, простолюдинку, католичку, дважды вдову и тайную жену принца Георга IV, не назовешь Золушкой по двум причинам. Первая заключалась в том, что Мэри Энн Смит (или Смайт) родилась 26 июля 1756 года в зажиточной шропширской семье. Помещики Смиты владели землями не только в Англии, но и за границей, и их связи простирались не менее широко. Но что за старинная семья без скелетов в шкафу? У Смитов скелет, разумеется, имелся, да такой, что внушал ужас и отвращение консервативно настроенным согражданам.
Смиты были католиками. То есть англичанами, но как бы не совсем.
К католикам в Англии середины XVIII века отношение было настороженным. Поговаривали, что Папа Римский может освободить их от любой клятвы, включая клятву верности короне. А учитывая, что восстания якобитов, поддержавших католиков Стюартов, отгремели не так уж давно, на папистов посматривали косо. Чтобы как-то их обуздать, в разное время были приняты законы, ограничивавшие права католиков, пусть даже знатных. Так, католики не имели права заседать в парламенте, обучаться в Оксфорде или Кембридже, открывать школы или приобретать земли, а в 1692 году для помещиков «нехорошей» веры был введен двойной налог на собственность.
Тем не менее, лучшее средство от дурных законов – это их дурное исполнение. На бумаге выходило, что английским католикам уготована судьба парий, на деле же все выглядело не так печально. В теории родители должны были подавать на лицензию, чтобы обучать своих отпрысков в католических школах за рубежом. На практике никто за этим не следил. Опять же в теории пэры-католики не имели права появляться при дворе, однако они не только там появлялись, но и представляли монархам своих дочерей. Словом, деньги и титул способствовали религиозной терпимости. Но все равно мелкие пакости, вроде невозможности официально построить часовню, нет-нет да и отравляли папистам жизнь.
Несмотря на законодательные препоны, многие семьи аристократов веками придерживались старой веры, включая Смитов из Беркшира. Как и многие единоверцы, Уолтер и Клэр Смит отправили Мэри Энн, старшую дочь из восьмерых детей, получать образование в пансионе в Дюнкерке, что на севере Франции. Во время своего первого визита во Францию в 1760-х родители захватили маленькую Мэри Энн в Версаль, посмотреть, как обедает король Людовик XV. Но когда смешливая девочка увидела, как король разрывает курицу руками, она расхохоталась так громко, что привлекла его внимание. Ничуть не рассердившись, монарх приказал послать девочке блюдо леденцов. Видимо, это так ее ободрило, что до конца жизни Мэри Энн не стеснялась подшучивать над окружающими, какое бы положение они ни занимали.
О школе при монастыре у Мэри Энн сохранились самые нежные воспоминания. Уже много лет спустя, путешествуя по Континенту, она навестила монахинь и огорчилась, обнаружив их на грани разорения. Ничего не поделаешь, пришлось оказать родной школе спонсорскую помощь. Монахини так горячо благодарили свою ученицу, а теперь и благодетельницу, что закатили пир и позволили себе невиданное излишество – выпили по чашечке кофе.
Окончив образование, Мэри Энн вернулась в Англию в начале 1770-х, и родители почти сразу же сосватали ее за богатого вдовца Эдварда Уэлда, владельца замка Лалуорт в Дорсете. Жених был, конечно же, католиком. Разница в возрасте между почтенным вдовцом и юной мисс Смит составляла всего лишь 15 лет. Мужчина умный и опытный, он был очарован Мэри Энн, голубоглазой и темноволосой красавицей с изысканным орлиным носом (который потом не давал покоя карикатуристам). «Любовь, как понос – мешает человеку заниматься делом», – прозаично откликнулся на известие о предстоящей свадьбе младший брат Томас, пока мистер Уэлд свивал гнездышко для будущей жены. Опять же под неодобрительным взором брата он подарил невесте жемчужный браслет, собранный из тетушкиного ожерелья. Почему-то ожерелье Томасу было особенно жалко.
В июле 1774 года Мэри Энн и Эдвард Уэлд обвенчались в англиканской церкви. Согласно Брачному акту 1753 года, обычного обмена клятвами между женихом и невестой было недостаточно, и вступлению в брак отныне сопутствовали бюрократические проволочки – оглашение имен в церкви, получение лицензии и прочие совсем не романтичные нюансы. Законодатели не упустили возможности ущипнуть католиков и запретили им венчаться по католическому обряду (проводить бракосочетания по своему обряду могли только иудеи и квакеры). Таким образом, католики или устраивали две свадьбы (частную по католическому обряду, публичную по англиканскому), или обходились одной англиканской, полагая, что Богу, в сущности, все равно.
Семейная жизнь пришлась Мэри Энн по душе, тем более что муж баловал ее подарками. На ее личные нужды выделялось 200 фунтов в год, а в случае вдовства она получала бы ежегодное пособие в размере 800 фунтов. Супруги проводили время в Лондоне, среди всего прочего посещая мессы в часовнях при посольствах, или же отдыхали в Лалуорте, роскошном поместье, где в парке щебетали соловьи, а в оранжерее зрели ананасы. Так продолжалось три месяца.
Идиллия достигла апогея, когда мистер Уэлд решил отписать жене вообще все имение и даже составил завещание. Дело оставалось за подписью, как вдруг в Мэри Энн взыграла любовь к природе. «Такой прелестный день! Ну как тут обойтись без конной прогулки?». Мистер Уэлд вскочил в седло, а домой его принесли уже слуги – он упал с коня и разбился насмерть. По крайней мере, именно так гласила семейная легенда.
Убедившись, что у вдовы не появился животик, обрадованный Томас Уэлд попросил ее прочь со своих земель. Он был не против выплачивать ей положенные 800 фунтов годовых, однако его мучил жемчужный браслет. Как можно так разбазаривать семейные реликвии? И мистер Уэлд попросил вернуть браслетик. Такая мелочность оскорбила вдову. Препирательства из-за жемчугов тянулись два года, но Мэри Энн все же удалось отстоять мужнин подарок.
Свое она никогда не упускала. Вообще никогда.
Второй супруг Мэри Энн, Томас Фитцгерберт из Суиннертон-холла, был не менее богат, чем первый, и тоже обожал жену. После свадьбы Мэри Энн сменила не только фамилию, но и имя, и с тех пор называлась Марией. Новое имя для новой жизни. Счастье было омрачено смертью малютки-сына, но супруги надеялись на лучшее.
Оптимизма добавлял и тот факт, что в 1770-х веротерпимость в Англии была на подъеме. В свете революции в североамериканских колониях и угрозы войны с Францией отношение к католикам потеплело. Прежде католиков в армию не брали, но теперь Англия испытывала острую нехватку пушечного мяса, а новые солдаты пришлись бы как нельзя кстати. И не лучше ли подружиться с католиками, прежде чем они примкнут к врагу? Тем более что католические пэры всячески выражали преданность короне. И вот в 1778 году был принят акт, смягчивший положение английских католиков. Им уже не возбранялось принимать сан священника или преподавать в школе, признавалось их право покупать и наследовать землю (раньше земельные владения мог отсудить родственник-протестант).