Как и все в нем, его ухаживания были неуклюжи, но Дору подкупала его доброта и искренний интерес ко всему, что ее касалось, – к ней самой, к ее карьере, к ее детям.
Как только столичное общество узнало, что Дора стала официальной любовницей Кларенса, из типографий хлынул поток карикатур. Особенно доставалось ее псевдониму, ведь на тогдашнем сленге слово «джордан» означало ночной горшок. На одной из самых жестоких карикатур художник Гиллрей изобразил огромный горшок с трещиной, куда с трудом и безуспешно пытается пролезть герцог Кларенс. За годы в театре Дора нередко сталкивалась с критикой, но с такой травлей – еще никогда. От потрясения она заболела, и Вильгельм пригласил к ней лучших врачей. Всеми правдами и неправдами он пытался остановить памфлеты и карикатуры, и хотя у него ничего не получилось, Дора оценила его усилия и здесь.
С каждым днем неловкий, но заботливый Вильгельм нравился ей все больше. Она поняла, что в глубине души он очень добрый и ранимый человек. Такие неспособны на подлость. И не беда, что он никогда во всеуслышание не назовет ее женой. Главное – все равно любовь.
Запаса его любви хватило на 25 лет.
Но это были очень счастливые годы.
Дора сумела договориться с публикой, встретившей ее в штыки после того веера карикатур, клеветы и грязи. Когда, наконец, смолк свист в зале, Дора подошла к краю сцены… и просто заговорила. Не заученными репликами, а от души. Она объяснила, что и не думала бросать театр и отсутствовала только по болезни. А поскольку она честно служила обществу, то всегда считала себя под его покровительством. Это была не мольба, а слова честного человека. Они укротили зрителей.
Беззлобно посмеиваясь, лондонцы величали ее герцогиней, да и сама она подшучивала над своим положением. Однажды она рассчитала кухарку за какую-то дерзость. Взяв деньги, старуха-ирландка постучала шиллингом по столу: «А вот теперь, моя дорогуша, я как возьму этот “тринадцатник”, да как сяду на галерке, а как твоя королевская светлость выйдет мне поклониться, уж так засвищу да затопаю твоему королевскому высочеству, что мало не покажется».
Казалось, жизнь наладилась и бесконечной чередой потекли размеренные будни. Несмотря на беспрестанные беременности, Дора продолжала выступать на сцене, в том числе и в ролях мальчиков. После двух выкидышей она родила герцогу первого сына в 1794 году. На радостях Вильгельм нарек его Джорджем в честь своего кумира Георга. В 1795 году родился второй сын Генри. Затем с небольшими интервалами начали появляться другие дети: в 1796 – София, в 1798 – Мэри, в 1799 – Фредерик (Фреддлз), в 1801 – Элизабет, в 1802 – Адольфус (Лолли), в 1803 – Августа, в 1805 – Августус (Тус). Последнего ребенка, дочь Амелию, Дора родила в 1807 году в возрасте 45 лет.
Можно восхищаться не только плодовитостью миссис Джордан, но и ее бесстрашием. В XVIII веке деторождение было занятием поистине для сильных духом. Материнская смертность была настолько высока, что некоторые женщины загодя писали письма еще нерожденным детям на случай, если так и не доведется с ними увидеться и поговорить. Но миссис Джордан рожала здоровых малышей и через нескольких месяцев возвращалась в театр.
Для растущей семьи требовался новый дом, желательно в пригороде, чтобы малыши могли резвиться на свежем воздухе. Орава детей не помещалась ни в лондонском доме Доры, ни в резиденции Кларенс-хаус. До поры до времени король и королева игнорировали положение младшего сына, но, видимо, такое изобилие внуков смягчило их сердца. Тем более что миссис Джордан вела себя скромно, не то что их другие невестки, законные и незаконные. А Вильгельм на фоне остальных сыновей и вовсе казался эталоном семейственности.
И в какой-то момент король самолично предложил Вильгельму одно из владений короны – усадьбу Буши-хаус в королевском парке Буши на юго-западе Лондона. В просторном особняке из красного кирпича было предостаточно места для всех детей Доры, включая трех старших дочерей. Вильгельм не пытался отделить родных детей от Фанни, Люси и Доди, ведь все они, так или иначе, были незаконнорожденными. Он даже забрал в Буши другого своего бастарда, семилетнего Уильяма, которого очень тепло приняла Дора. Конечно, дети не могли претендовать на титулы, зато Вильгельм обеспечил их фамилией «Фитцкларенс».
Буши-хаус, в наши дни Национальная лаборатория физики
Отношения в этой большой семье – хотя моралисты назвали бы ее иначе – были удивительно гармоничными и терпимыми. Родители и дети много разговаривали, смеялись вместе, играли в карты и бильярд, читали вслух, писали друг другу письма.
Как и современные знаменитости, Дора часто отсутствовала дома. Летом гастроли в провинции, откуда она присылала детям щедрые подарки, на рождественских каникулах – спектакли, для которых требовалось много репетировать. Дора корила себя, что проводит дома слишком мало времени, но ничего не могла поделать – карьера для нее была важна не меньше, чем материнство, а неистощимая энергия помогала ей сочетать обе эти сферы. Выручало и присутствие любимого мужчины, который не упрекал ее, если приходилось одному развлекать детей под Новый год.
Привычную театральную рутину Доры нарушали неожиданные происшествия. Одно из них – покушение на Георга III в мае 1800 года. В этот вечер давали пьесу «Будет она или нет», в которой Дора играла одну из своих звездных ролей – испанку Ипполиту, переодевшуюся в офицера. Посмотреть на невенчанную невестку приехали король с королевой (они высоко ценили ее как актрису, но не как члена семьи). Когда августейшая чета появилась в ложе, раздался выстрел. Пуля просвистела в нескольких дюймах от монарха. Стрелял сумасшедший, и его довольно быстро обезоружили. Этого времени хватило, чтобы Шеридан дописал строфу в гимн «Боже, храни короля», и труппа тут же исполнила новую версию. Публика подхватила песню, Их Величества расчувствовались, и вечер был спасен.
Один из самых счастливых дней в жизни Доры выпал на 21 августа 1806 года. Это был сорок первый день рождения Вильгельма. После кончины адмирала Нельсона, своего доброго друга, Вильгельм некоторое время был в трауре, но с января прошло достаточно времени, чтобы можно было устроить шумный пир. Принцы крови и знать прибыли в Буши. Они любезничали с Дорой, как если бы она была им ровней. Днем гости прогуливались в парке, где их слух услаждал оркестр, а вечером принц Уэльский, взяв Дору под руку, повел ее в столовую и усадил во главе длинного стола, как раз напротив Вильгельма. Так садились только хозяева дома, только муж и жена. Значит, их десятилетний союз общество все же признало!
У нее появилась надежда, что Георг, став регентом или даже королем, отменит закон 1772 года о королевских браках. Это было в его собственных интересах, ведь он смог бы узаконить свой брак с Марией Фитцгерберт. А они с Вильгельмом стали бы друг другу еще ближе, чем просто сожители.
На смену мечтам пришли серьезные поводы для тревоги. Страна готовилась дать отпор Наполеону, и Вильгельм, которому так и не удалось пробиться во флот, решил послужить родине иначе – через своих сыновей. Получив звание корнета в 10-м гусарском полку, Джордж в 14 лет отправился служить в Португалию, где назревали военные действия. Почти одновременно с ним 11-летний Генри поступил мичманом во флот.
Дора волновалась за своих мальчиков, казавшихся ей такими домашними. На прощание она попросила Джорджа в разговорах с офицерами называть Вильгельма «герцог» или «отец», но никак не «папочка» (по одному этому можно судить о теплых отношениях в семье). Но мальчики оказались неробкого десятка. Джордж отличился в первом же бою и показал удивительную выносливость во время португальской кампании Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона. Генри провел 14 месяцев в Балтийском море, а вернувшись домой, почти сразу же уехал добровольцем в Голландию. Отважных сыновей герцога воспевали в газетах, и позорная печать рождения, казалось, была смыта с них навсегда.
Гораздо больше беспокойства Доре причиняли старшие дочери. Их щедрое приданое стало их же проклятием. Дора была довольна, что Фанни и Доди получили предложение от милых молодых людей – наконец-то хоть кто-то в ее семье вступит в законный брак! Радость была преждевременной. На поверку оба зятя оказались проходимцами, которых интересовали исключительно деньги Доры и влияние герцога. Впоследствии Томас Эслоп, супруг Фанни, сбежал от нее в Индию, а Фредерик Марч, муж Доди, довел тещу до могилы.
Дора Джордан в роли Ипполиты
Но в 1807–1809 годах Дора еще не догадывалась, какие беды ждут ее впереди. После блестящих достижений сыновей Вильгельм потребовал, чтобы она оставила лондонскую сцену. Он рассчитывал, что Джордж и Генри сделают военную карьеру, и опасался за их репутацию. Тогда Дора начала еще чаще ездить на гастроли, подальше от потенциального начальства мальчиков. Бат, Лестер, Честер, Лидс, Йорк, даже Дублин. «Свежая публика освежает мне душу. Наверное, то же самое чувствуете вы, джентльмены, когда скачете на свежей лошади», – признавалась Дора.
Ее верной спутницей была дочь Люси, которая тряслась вместе с ней в каретах и делила гостиничные номера. Матушка немного огорчилась, когда 20-летняя Люси вышла замуж, тем более что супруг был старше девушки на 30 лет. После ее замужества Доре пришлось рассчитывать на услуги бывшей гувернантки детей, особы нервной и нерасторопной.
Возможно, кто-то назовет Дору прожженной карьеристкой. Однако по первому же зову близких она прерывала гастроли и мчалась домой. Каждое лето Вильгельм страдал от приступов астмы, а в июне 1810-го приступ оказался таким тяжелым, что Вильгельм едва дышал. Он был уверен, что умирает, и написал Доре, умоляя ее проводить его в последний путь. В это время она выступала в Глазго. Получив письмо, Дора сразу же села в карету. За два с половиной дня она проехала 400 миль, не останавливаясь на ночлег. «Твоя замечательная матушка прилетела ко мне из Глазго за 63 часа, как только услышала, что я нездоров», – похвастался Вильгельм сыну Генри. От присутствия Доры герцогу сразу же полегчало.