– Я постараюсь, Генрих, – пообещала она. – Вы всегда даете мне мудрые советы.
– Рад видеть вас такой любящей и послушной, – сказал он. – Вы с готовностью соглашаетесь с тем, что я считаю целесообразным, и мне это приятно, особенно если учесть, что вы, как женщина, склонны принимать близко к сердцу любое неприятное известие или слух, пущенный глупыми людьми.
Джейн повесила голову. Она знала, что должна быть сильной ради ребенка.
– Как только мои ноги придут в порядок, я отправлюсь охотиться, – сообщил ей король. – Не бойтесь, я условился с Тайным советом, что не уеду далеко. Буду держаться самое большее в шестидесяти милях отсюда, ведь, по вашему мнению, до родов осталось меньше времени, чем вы рассчитывали, когда начали быстро прибавлять. Поверьте, я не забываю о том, как важно исполнение наших надежд, от этого зависит наш собственный покой и благополучие моего королевства.
Джейн немного успокоилась, хотя шестьдесят миль – довольно большое расстояние. Однако через два дня она снова приуныла: король сообщил ей, что из-за чумы хочет минимизировать риск заражения и сократить количество находящихся в Хэмптон-Корте людей.
– Поэтому я перееду со своим двором в Эшер и там буду ждать счастливых известий.
– Я буду скучать без вас, – сказала ему Джейн, едва сдерживая слезы.
– Это недалеко, – ответил Генрих. – Я доберусь сюда за час, если понадобится.
И принялся радостно описывать нишу для рыцарской таблички принца, которую он готовил в Виндзоре, но Джейн едва слушала его. Она могла думать только о том, что король от нее уезжает, а из всех людей, которых она хотела бы сейчас иметь рядом с собой, Генрих был нужен ей больше всех.
– Ждать уже недолго, ваша милость, – сказала повитуха, опуская сорочку Джейн. – Принц появится со дня на день.
Но тот, похоже, не торопился. Заканчивалась первая неделя октября. Мария, которая обещала присутствовать на крестинах ребенка одного из своих арендаторов, поспешила в Хансдон, уверенная, что в результате пропустит радостное событие при дворе, однако, когда она вернулась, Джейн все еще была на сносях.
Два дня спустя ближе к вечеру она почувствовала легкие спазмы, как будто начинались месячные крови, потом это ощущение повторилось. Затем потоком отошли воды.
– Ваша милость, вам нужно лечь, – сказала акушерка. – Роды начались, но, так как у вас первый ребенок, это может занять какое-то время.
Генриху сообщили. Из Эшера пришел ответ: король послал герольдов в Лондон для оглашения радостного известия. Скоро по милости Божьей зазвонят колокола, оповещая людей о счастливом событии.
Схватки наступали регулярно, терпеть боль Джейн могла, только расхаживая по комнате взад-вперед. Когда они стали более сильными и частыми, лучше было, если наклонишься вперед и схватишься за стол. Немного погодя она уже не знала, что с собой делать: схватки были очень сильные, и так продолжалось всю ночь.
А потом все прекратилось; Джейн была рада передышке, хотя беспокоилась, что она предвещает. Акушерка заверила ее, что тут нет ничего необычного.
– Схватки возобновятся немного погодя, – сказала она.
Джейн провела день, лежа в постели и разговаривая с дамами. Они исполняли для нее музыку и показывали крошечные вещи из приданого, которое приготовили для новорожденного. Наготове стояли две колыбели: большая позолоченная – церемониальная, с гербом Англии, в которой принца будут показывать гостям, – и маленькая, где он будет спать. Вечером Джейн рассказали, что по всему Лондону звонят в колокола, во всех приходских церквах служат мессы, а народу на них собирается столько, что все не умещаются внутри и толпятся у дверей на улицах. Из собора Святого Павла к Вестминстерскому аббатству прошла торжественная процессия духовенства в праздничных ризах, а лорд-мэр и олдермены вели за собой членов торговых гильдий и ливрейных компаний из Сити: все молились о благополучном исходе родов.
В пять вечера схватки начались снова, по мере приближения ночи они усиливались. Каждый новый приступ Джейн сопровождала криком, так ей было легче. Элеонор Ратленд и Мэри Монтигл завязали на ней специальный родильный пояс – длинный кусок пергамента, на котором была написана молитва к святой Маргарите Антиохийской.
– Ее заступничество особенно помогает женщинам при родах, – сказала Мэри.
Но очевидно, святая Маргарита была занята где-то в другом месте, потому что Джейн не испытала никакого облегчения.
– Распахните все двери и шкафы, – настаивала Лиззи. – Это раскроет лоно.
Но это тоже не помогло. Джейн находилась в таком плачевном состоянии, что акушерка быстро приготовила настой из макового семени, пижмы, петрушки, мяты, кресса, ивовых листьев и кирказона, который дал несчастной роженице благословенное забытье, и она проспала самые тяжелые приступы.
Однако в полночь Джейн проснулась от невыносимой боли и начала кричать. В одурманенном состоянии она забыла, отчего ей больно, и решила, что, если будет кричать достаточно громко, кто-нибудь придет и прекратит ее страдания.
Действие снотворного постепенно проходило, и Джейн сквозь туман в глазах различила столпившихся вокруг ее постели женщин, которые тревожно переговаривались. Она снова закричала, чтобы они обратили на нее внимание.
– Вы должны тужиться, мадам, – говорила ей акушерка. – Тужьтесь! Ребенок вот-вот родится, но без вашей помощи он не может.
Она стала тужиться, сперва слабо, потому что изнемогала от усталости, но потом повитуха велела ей опустить подбородок к груди, и это помогло. Потом Джейн каким-то чудом обнаружила, что, когда тужится, боль стихает, и она напряглась изо всех сил, стремясь вытолкнуть из себя плод.
– Роды не зря называют тяжелым делом! – с улыбкой сказала повитуха. – Очень хорошо, мадам, почти готово.
Женщины подбадривали Джейн выкриками.
– Головка показалась! – объявила акушерка. – Надо еще разок подтолкнуть, ну, мадам!
Джейн натужилась, и вдруг ребенок вывернулся из нее, и она почувствовала, будто ее тело разорвалось надвое. Боль утихла. Все закончилось. Она лежала, изможденная, и слушала плач своего ребенка.
– Слава Богу, принц! – прокричала акушерка.
Младенца положили на руки Джейн. Он громко плакал – милый малыш с личиком в форме сердечка, розовенький, здоровый. У него были большие глаза Генриха, светлые волосы и заостренный подбородок, как у нее. Джейн заплакала от счастья. Она родила наследника для английского престола! А потом, еще раз посмотрев на сына, испытала прилив такого сильного чувства любви, какого до сих пор не знала.
Тут началась невероятная суета, хотя за окном стояла глубокая ночь. Леди Рочфорд подбежала к дверям и заговорила с кем-то, кто стоял там.
– Немедленно пошлите гонца в Эшер, пусть разбудят короля и сообщат ему, что королева благополучно родила сына.
Джейн лежала довольная, с ребенком на руках, служанки обмывали ее и убирали все вокруг, а она представляла себе, как гонец галопом скачет в Эшер с радостной вестью. До чего же ей хотелось увидеть лицо Генриха, когда он обо всем узнает.
Не прошло и часа, как король появился, за ним шла Мария. К этому моменту Джейн уже переложили на большую кровать, и принц лежал рядом с ней, спеленутый и завернутый в бархатную мантию с горностаевой опушкой, с маленьким золотым чепчиком на головке. Каким же крошечным он казался в огромной колыбели!
– Дайте мне приветствовать своего сына! – воскликнул Генрих, врываясь в спальню королевы. Согнувшись над люлькой, он подхватил малыша на руки, слезы радости оросили его лицо.
– Как он прекрасен! – воскликнула Мария и тоже заплакала, восхищенно глядя на младенца.
Генрих повернулся к Джейн:
– Дорогая, как мне отблагодарить вас? Вы подарили мне самое ценное сокровище во всем мире – здорового мальчика. Двадцать семь лет я ждал этого момента! Наконец-то у Англии есть наследник, и будущее моей династии обеспечено. Мы избавлены от страхов, что королевство охватит гражданская война. – Генрих раздулся от гордости и был буквально вне себя от восторга. – Мы назовем его Эдуард, – сказал он, с обожанием глядя на ребенка. – Эдуард, потому что он родился накануне дня Святого Эдуарда Исповедника, покровителя короля. Эдуард, герцог Корнуэльский и принц Уэльский.
Джейн обрадовалась, ведь так же звали ее старшего брата. Он будет очень горд, когда услышит новость. Эдуард – хорошее старое английское имя. Оно подойдет малышу.
– Благослови тебя Господь, мой бесценный мальчик!
Генрих осторожно положил сына в колыбель. Мария и другие дамы со слезами на глазах наблюдали за этой сценой. Потом король склонился над постелью и с глубокой нежностью поцеловал Джейн:
– Тысяча благодарностей вам, моя дорогая, за то, что доставили мне такую радость. – Она улыбнулась ему, усталая, но счастливая, а король повернулся к дамам. – Пошлите за Кромвелем! – приказал он. – Я поговорю с ним прямо сейчас. Дорогая, я скоро вернусь. Это не может ждать.
Мария села рядом с Джейн и взяла ее за руку.
– Я так рада за вас, – сказала она.
– Несмотря на то что этот ребенок занимает место перед вами в очереди на престол? – спросила Джейн.
– Да! – заявила Мария, влажными глазами глядя на колыбель. – Может быть, теперь, когда у моего отца родился сын, он с большей охотой возьмется за устройство брака для меня.
– Я поговорю с ним об этом, не бойтесь.
Джейн понимала, что, родив сына, она становится очень влиятельной, ведь Генрих будет готов на все, чтобы порадовать мать своего наследника. Как же приятно обладать такой властью!
Вернувшись после разговора с Кромвелем, король продолжал ликовать:
– Я приказал разослать глашатаев по всему королевству, чтобы объявить о рождении принца. В восемь часов в соборе Святого Павла и во всех лондонских церквах споют «Te Deum». А сейчас, дорогая, вам полагается заслуженный отдых, и я тоже попытаюсь уснуть, хотя сомневаюсь, что мне это удастся. Я должен еще разок взглянуть на своего сына, хочу убедиться, что это не сон!