– Не слишком рассчитывайте на это, – предупредил Брайан. – Шапуи надеется на такой исход, но захочет ли король публично признать, что устранение Екатерины – ошибка и папа всегда был прав?
Эдвард подал голос:
– Думаю, его милости следует твердо оставить позади два своих брака и заключить третий, который не будет замутнен никакими сомнениями из прошлого.
– Леди может оказать сопротивление, – заметила Джейн, – она будет как заноза в боку у короля.
– Без него она ничего не значит, – небрежно отмахнулся Брайан. – Пока он ее любил, она была неуязвима, но любовь иссякла, это видно. А крысы всегда бегут с тонущего корабля, уж вы мне поверьте. Какой прок поддерживать павшую королеву?
Джейн стояла со своими братьями и Нан в дальнем конце Королевской капеллы. Было пятое воскресенье Великого поста, и духовник королевы, отец Скип, взбирался на кафедру. Над головами у них находилась королевская ложа, где должны были сидеть Генрих с Анной. На другой стороне нефа, немного впереди, виднелась могучая фигура мастера Кромвеля, рядом с ним стоял Шапуи.
– Кто из вас обвинит меня в грехе? – раздался голос священника. – Это не я нападал на Церковь! Король должен проявлять мудрость и не уступать злым советникам, которые толкают его на неблаговидные дела. А советникам короля следует хорошо подумать, прежде чем давать советы по изменению старых порядков.
По собранию пронесся ропот. Люди переглядывались, удивляясь, как это отец Скип осмелился публично порицать короля. Джейн задрожала от страха за него. Генрих наверняка разозлится, в этом она не сомневалась.
Однако священник не унимался:
– Вспомните пример царя Агасфера, которого злонамеренный советник подговорил обрушиться на евреев, – продолжил он. – Этим советником был Аман, который также намеревался повергнуть супругу Агасфера Эстер. Но после того как Эстер раскрыла гнусный заговор и спасла евреев от преследований, Аман получил справедливое воздаяние – его повесили. И таким образом одержала победу добрая женщина, которую царь Агасфер очень любил и которой доверял, потому что знал: она всегда была ему другом.
Джейн поморщилась. Анна наносила ответный удар. Ни у кого не могло возникнуть сомнений, что эта проповедь – ее затея, предупреждение Кромвелю, который стоял тут же с полуулыбкой на устах и всем своим видом показывал, как его забавляет это сравнение со злым советником Аманом. Фактически Анна объявила войну своему опаснейшему врагу. Но кого поддержит король?
Скип продолжил опасную речь:
– Среди прочих своих злодеяний Аман убедил Агасфера в том, что в результате уничтожения евреев царская казна к личной выгоде правителя пополнится на десять тысяч талантов. Так же и в наши дни мы имеем основания сокрушаться, что корона, введенная в заблуждение дурным советником, хочет отнять собственность Церкви и завладеть ею. Мы можем только сожалеть об упадке университетов и молиться о том, чтобы необходимость в образовании не была упущена из виду.
Анна могла бы и сама сказать все это. Ну не безумие ли – стыдить Генриха публично и провоцировать таким образом его гнев?
Но худшее было впереди. Скип обвел паству строгим взглядом:
– Однако порочность кроется не только в ограблении Церкви. Вспомните пример царя Соломона, который утратил истинное благородство в угоду плотским желаниям, взяв слишком много жен и наложниц.
Это уже и вправду заходило слишком далеко. Однажды Генрих с гордостью продемонстрировал Джейн изысканную миниатюру мастера Гольбейна, где тот изобразил его в образе Соломона, мудрейшего из царей. Она понимала, что все безошибочно определят, кого имел в виду отец Скип. Люди косились на саму Джейн, потому что в диатрибе священника содержался намек и на нее.
Придя повидаться с возлюбленной вечером того же дня, Генрих продолжал кипеть от негодования.
– Мне очень жаль, дорогая, что в этой проповеди и вам, и мне была нанесена обида, – сказал он, сверкая стальным взглядом. – Я отругал священника за его клеветы. Он унизил не только нас, но и моих советников, моих лордов и дворян, и весь мой парламент.
Генрих не мог не понимать, кто стоит за всем этим, однако Анну он не упомянул, и Джейн не хотелось открыто критиковать ее. Тем не менее это была возможность, которой она ждала.
– Мне жаль мастера Кромвеля, – сказала она. – Быть вот так публично униженным – это ужасно. Но хуже всего оскорбление, нанесенное вам, Генрих. Ни один подданный – ни мужчина, ни женщина – не должен думать так о своем короле или королеве. – Джейн сделала легкий упор на слове «женщина». – Вы полагаете, он сам решился сказать все это?
– Я знаю, кто подговорил его! – фыркнул Генрих.
– Невероятно, чтобы женщина поступала так со своим супругом, которого обязана любить и почитать! – притворно изумлялась Джейн, качая головой. – Особенно притом, что вы высоко вознесли ее и столько для нее сделали.
Генрих прищурил глаза. Казалось, он жалел самого себя.
– Похоже, моя судьба – быть несчастным в женах. Екатерина не подчинялась мне, а теперь Анна стыдит меня прилюдно. Она не знает меры. Я устал от ее капризов и споров с ней. Мне не следовало бы говорить об этом вам, Джейн. Но вы так не похожи на нее! Стоит мне подумать об этой пародии на брак, куда меня затянуло, как в ловушку, и я едва не плачу от ярости!
Он так крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.
– Генрих, мне очень жаль, – сказала Джейн, думая, что на сегодня с нее достаточно слов. Она протянула руку и накрыла ладонью его кулак. – Вы можете говорить со мной в любой момент, когда вам это понадобится.
Он немного расслабился и погладил в ответ ее руку:
– Вы как ангел, Джейн. Я знаю, Господь послал вас мне не напрасно.
Леди Эксетер изрядно постаралась над приготовлением ужина. Столы, накрытые сияющими белизной скатертями, ломились от блюд с жареным мясом, высокими пирогами, каплунами под соусом и огромным паштетом из оленины, при виде которого Генрих алчно засверкал глазами, потому что это было его любимое кушанье. Вино текло рекой, и вскоре роскошно обставленные маленькие апартаменты наполнились звуками оживленной беседы. Джейн радовалась, что ее усадили по правую руку от короля, с левой стороны разместились леди и лорд Эксетер, почтенного вида мужчина с огненно-рыжими волосами, который немного смахивал на своего кузена-короля.
Мессир Шапуи сидел рядом с Джейн. Ее братьям с Брайаном и Кэри отвели места на противоположной стороне стола. Разговор неизбежно зашел о скандальной воскресной проповеди и еще одной, похожей, которую произнес в том же ключе Хью Латимер, один из реформаторов, протеже Анны.
– Ужасно, что духовник королевы произносит такие клеветнические речи, – сказал лорд Эксетер.
– В будущем он попридержит язык, если не хочет нарваться на неприятности, – прорычал Генрих полушутя.
Джейн, собравшись с духом, рискнула включиться в беседу:
– Не только его следует утихомирить, верно, сэр?
Король напряженно уставился на нее. Его веселое настроение быстро улетучивалось.
– Ваша милость, многие говорят о том, что он действовал не один, но его кто-то вдохновил на мятежные речи, – вступила в разговор леди Эксетер.
Последовала пауза. Генрих наколол себе на нож еще кусок мяса, а потом сказал:
– Я в этом уверен. Но неупомянутая персона заявила, что эта атака была нацелена не на меня, а на мастера Кромвеля.
– Сэр, проповедь произвела совсем иное впечатление, – заметил Брайан.
– Я почувствовала, что часть ее была направлена против меня, – заметила Джейн. – Я сильно смутилась. Люди таращились на меня.
Генрих взял ее руку:
– Не расстраивайтесь, дорогая.
Шапуи улыбнулся. До сих пор он почти ничего не говорил Джейн, кроме обычных любезностей, но вел себя всегда почтительно.
– Ваше величество, мы все знаем, кто стоял за этой оскорбительной выходкой. Могу я говорить прямо, как друг?
Генрих кивнул, слегка нахмурившись:
– Прошу вас, милорд посланник.
– Поверьте, я говорю это исключительно из опасений за вашу милость, – продолжил Шапуи. – Вы знаете, по многим причинам я никогда не симпатизировал Леди, но на этот раз она зашла слишком далеко. Терпение вашей милости достойно восхищения. Это общее мнение при дворе.
Тут смогла вступить Джейн:
– Сэр, и не только при дворе. Вчера мы с леди Сеймур были на рынке у Лондонского моста. Там был человек с куклами в костюмах вашей милости и королевы. Меня ужаснула разыгранная сценка: королева била короля по голове скалкой. – Она это не придумала.
Генрих вспыхнул:
– Клянусь, я прикажу арестовать его!
– Но это еще не все, сэр! – Джейн накрыла ладонью его руку; все напряженно смотрели на нее. – В толпе я слышала такие речи, которые взволновали меня. Люди отпускали глумливые шутки и говорили, как противен им ваш брак с королевой. Некоторые открыто заявляли, что не считают его законным. Если они выражают общее мнение народа, боюсь, англичане никогда не примут Анну в качестве своей истинной королевы.
– Такие мнения действительно широко распространены, – поддержал ее Шапуи.
– Я тоже часто слышал такое, – добавил Эдвард, одобрительно поглядывая на Джейн.
– А я слышала, как многие порицают королеву за еретические наклонности, как они это называют, – вставила словцо леди Эксетер.
Щеки у Генриха пылали.
– Вы думаете, мне все это неизвестно? Мой Тайный совет каждую неделю получает отчеты о том, какие клеветы возводятся на королеву. Если обидчиков ловят, их наказывают, но, похоже, я не могу заткнуть рты всем.
Подал голос Эдвард:
– Говорят, сэр, глас народа – это глас Божий. Надеюсь, это не слишком самонадеянно с моей стороны – предположить, что вашей милости следует прислушаться к мнению простых людей? Может быть, оно вам что-нибудь подскажет.
Джейн задержала дыхание: ну и дерзок ее брат!
– Три месяца назад вы бы так не сказали, – отозвался Генрих.
Он не разозлился, чего опасалась Джейн, скорее впал в задумчивость.