мянул, что даже Кромвель втайне сочувствует опальной принцессе; вероятно, он тоже сможет использовать ради нее свое влияние на короля.
Джейн написала Генриху ответ; она просила, чтобы его милость по отношению к Марии действовал исключительно лаской и добротой; в таком случае он с большей вероятностью добьется желаемого. Король ответил в слегка раздраженном тоне: он отправил Норфолка и депутацию членов Тайного совета к Марии и потребовал от нее повиновения в отношении к браку матери и верховенству короля над Церковью. Он надеялся, что дочь образумится. Джейн молилась: пусть так и случится. Это сильно облегчило бы ей задачу.
После смерти Анны прошло больше недели. Джейн никак не могла выбросить из головы мысли о казни, хотя и старалась не сидеть без дела, тем более что подготовка к свадьбе давала желанный повод отвлечься от мрачных раздумий, да и мать все время находила ей занятия, не позволяя погружаться в уныние. Джейн беспокоилась, как бы пережитые волнения и тревоги не сказались на ребенке, но чувствовала себя хорошо, не было и намека на приступы тошноты, от которых так страдала Анна. Генрих прислал за ней, так что завтра она покинет этот дом навеки и отправится во дворец Йорк, где еще через два дня они поженятся. События развивались стремительно. Джейн чувствовала неловкость оттого, что ей придется выйти замуж за Генриха так скоро после смерти Анны, но необходимость торопиться тоже была ей ясна. Она надеялась, что и подданные короля отнесутся к этому с пониманием.
Последний день в Челси они с матерью потратили на то, чтобы проверить, все ли собрано и готово к завтрашнему отъезду. Подвенечное платье было сложено в отдельный сундук. После обеда отец уснул в кресле, и Джейн заметила, что мать посмотрела на него, тревожно сдвинув брови. Родители ради нее бодрились, как могли, но что-то было неладно: все время, проведенное в Челси, отец очень мало ел и еще сильнее поседел. Однако он четко заявил, что не желает обсуждать свое здоровье и намерен продолжать вести обычную жизнь. Тем не менее он сильно утомлялся. Джейн это видела и сильно переживала за отца. Она не могла представить себе мира, в котором у нее не будет этой мощной опоры.
Лорд-камергер лично вел Джейн и ее родителей с плавучей пристани, где они высадились, через большой сад. Впереди на обширном пространстве раскинулись строения дворца Йорк; говорили, что он самый большой в Европе. Генрих потратил целое состояние на то, чтобы превратить бывший городской дом Уолси в самую роскошную из королевских резиденций со стенами, раскрашенными в клетку вперемешку с затейливым черно-белым орнаментом. Конечно, Джейн бывала во дворце Йорк и раньше, но сейчас будто впервые увидела его.
Гейтхаус с бойницами возвышался на двух толстых ногах-опорах над шедшей через дворцовый комплекс дорогой. Двухцветная, как шахматная доска, кирпичная кладка, окна-эркеры, знаки Тюдоров и терракотовые медальоны с изображениями римских императоров выдавали новизну архитектурного стиля. Дальше, по дороге к Вестминстеру, располагался еще один гейтхаус классической формы. Джейн задержала дыхание, когда они вошли в главный зал, а потом переместились в покои короля, где их прибытия ожидал Генрих. Потолки длинной галереи были расписаны в необычайно живой и затейливой манере, несомненно, тут потрудился мастер Гольбейн. Работа выглядела прекрасно.
Отныне и впредь Джейн будет жить в окружении такого великолепия. Мать на этот раз онемела, губы ее раскрылись и приняли очертания изумленного «О».
Все парадные комнаты в покоях Генриха имели высокие эркеры с видом на Темзу и потолки, украшенные листьями из камня и золота. В окнах сверкали стекла с геральдическими знаками, а на стене была фреска, запечатлевшая момент коронации Генриха. Джейн заметила, что фигуру королевы Екатерины записали.
При входе в личные покои ей первым делом бросился в глаза алебастровый фонтан. Только позже она обратит внимание на деревянные резные панели, разрисованные множеством прелестных фигурок, а сейчас к ней подходил Генрих. Джейн присела в низком реверансе.
Он поднял ее, обнял и поцеловал.
– Добро пожаловать, Джейн! – с волнением в голосе провозгласил король. – Добро пожаловать, моя дорогая!
Генрих настоял на том, чтобы лично проводить невесту в апартаменты королевы и попросил ее родителей пойти с ними. Он буквально кипел от восторга.
Взяв Джейн за руку, Генрих провел всех по своим покоям, а потом через маленькую дверь на потайную галерею. Окна ее смотрели на личный сад – изящнейший образец симметрии. В противоположном конце находилась дверь в апартаменты королевы, убранные почти так же роскошно, как и комнаты короля.
Джейн застыла у входа. Это место было ей хорошо знакомо, оно хранило аромат Анны. Тут едва не ощущался запах ее духов. Здесь Анна держала двор, развлекалась, вокруг нее вились толпы придворных, среди них – и те несчастные джентльмены, которые из-за нее попали на плаху.
Генрих улыбался Джейн, выжидательно глядя на нее. Он подарил ей рай и хотел, чтобы она до краев наполнилась ощущением счастья.
– Это такая честь для меня, – наконец проговорила Джейн, заставляя себя улыбнуться, хотя больше всего ей хотелось бы оказаться где-нибудь подальше отсюда.
– Я очень рад, что вам нравятся ваши апартаменты, – сияя от удовольствия, сказал Генрих. – На эти комнаты я потратил столько, что хватило бы заплатить выкуп за короля.
Он открыл другую дверь. Джейн взглянула на мать. Но от нее ждать понимания не приходилось. Леди Сеймур вознеслась до высшей стадии благоговейного восторга.
Джейн прошла вслед за Генрихом в спальню. Все здесь было так, как она помнила. Огромная французская кровать с занавесками из золотой парчи и прекрасное резное панно над камином. Ни одна женщина и мечтать не могла о лучшем месте для сна, но Джейн думала только о том, что это комната Анны – свидетельница самых интимных моментов ее жизни, равно как и ее страхов, горя, отчаяния. Генрих спал здесь с Анной.
У Джейн не хватило храбрости спросить его, нет ли в Йорке других комнат – любых, – которые ей можно было бы занять. Она понимала: то же самое ждет ее во всех королевских дворцах. В каждом есть апартаменты королевы, которые она должна занимать, и все они были украшены Генрихом для Анны.
Он повел ее в другой покой, где стояли длинный обеденный стол и большое кресло с обтянутым бархатом изголовьем.
– Ваш обеденный зал! – объявил Генрих.
Джейн окинула взглядом ровный строй золотых и серебряных тарелок на дубовом буфете, портрет юного Генриха над массивным каменным камином.
– Сказать по правде, я ошеломлена, – сказала она ему. – Ваша доброта ко мне безгранична!
Король улыбнулся и сжал ее руку.
– Пойдемте, – позвал он.
Когда они вернулись в ее личные покои, Джейн изумилась, увидев множество дам и служанок, которые ожидали их. Все как одна опустились в низких реверансах.
– Джейн, я еще не совсем закончил формирование вашего двора, – объяснил Генрих, – но эти милые люди будут служить вам, пока я не назначу достойных на остальные должности, после чего всех их вместе приведут к присяге. Я собираюсь увеличить число придворных до двухсот. – Он горестно улыбнулся. – Я бы добавил, что новость о нашей помолвке каким-то образом утекла в свет и началась большая суматоха и борьба за места. – Король наклонился ближе к Джейн. – Вы должны сказать им, чтобы поднялись.
Джейн быстро совладала с собой. Она как-то расслабилась, думала, что с этого момента ей уже не придется и пальцем пошевелить, все для нее будут делать слуги и рядом всегда найдется человек для выполнения любого поручения. Джейн вспомнила свои сомнения: как сможет она, дочь простого рыцаря, набраться храбрости и распоряжаться такими знатными дамами, как, например, леди Эксетер. Теперь перед ней выстроился целый двор таких леди Эксетер.
Джейн сглотнула и произнесла:
– Прошу вас подняться.
Голос прозвучал хрипло.
Когда все встали, она с облегчением вздохнула, увидев знакомые лица: Маргарет Дуглас, Марджери Хорсман, Анну Парр и Мэри Зуш. Марджери улыбалась ей. С ними была и Мэри Норрис, но бедняжка не улыбалась – она оплакивала своего отца. Джейн надеялась, что Мэри не винит ее в смерти сэра Генри.
– Моя милая племянница Маргарет будет у вас главной придворной дамой, – сказал Генрих.
Девушка вышла вперед и сделала реверанс. Джейн робко протянула ей руку для поцелуя, как раньше делала королева Анна, а про себя порадовалась, что надела роскошное платье из черного бархата.
– Я рада служить вам, госпожа Джейн, – сказала Маргарет с певучим шотландским акцентом.
– Надеюсь, мы с вами подружимся, – ответила Джейн.
Господу известно, как ей были нужны подруги!
– Другие ваши придворные дамы – леди Монтигл, леди Ратленд и леди Сассекс, – продолжил Генрих, и три женщины сделали по несколько шагов вперед. – Я намерен назначить еще трех.
Джейн предпочла бы не иметь при себе леди Ратленд, которая была враждебна к ней, когда они служили королеве Анне, но теперь она улыбалась, поднимаясь из реверанса. Как переменился ветер!
– Я подумал, вам, наверное, будет приятно иметь в числе своих дам вашу невестку леди Сеймур, – тихо проговорил Генрих и скривился.
– Лучше не надо, – шепнула Джейн, внутренне сжавшись от устрашающей перспективы, что часы ее пробуждения будет омрачать тень Нан Стэнхоуп с ее догматическими мнениями, критическим взглядом и завистью. – Могу я приглашать ее иногда, если мне понадобятся дополнительные придворные дамы?
– Очень разумно! – усмехнулся Генрих. – Эта женщина ужасает меня.
Главные служащие двора Джейн вышли вперед. Большинство из них, по словам Генриха, переведены к ней от почившей королевы.
– Но если вы хотите заменить их на тех, кто более приятен вам, я не стану возражать, – сказал ей король.
Затем были представлены фрейлины, горничные, распорядители и грумы. Джейн немного насторожилась, увидев милашку Джоан Эшли, которая меньше двух лет назад была любовницей Генриха, хотя их связь давно и совершенно точно закончилась. Джейн это точно знала. Была тут и Бесс Холланд, возлюбленная Норфолка, из-за которой он отдалился от своей герцогини. Бесс отличалась веселым нравом, она нравилась и Джейн, и Генриху.