– Разумеется. Молюсь, чтобы она прислушалась к вашим словам. Не могу выразить, как я благодарна вам за ваши старания.
Кромвель поклонился:
– Всегда рад быть полезен вам, мадам.
На следующий день во время обеда Генрих был не в духе. Он вошел, прихрамывая, и бросил на стол лист бумаги.
– Прочтите! – приказал король.
Это было письмо от Марии.
Получив утешительное известие о Вашем браке, спешу поздравить Вашу милость и прошу допустить меня к королеве Джейн фрейлиной или для исполнения любых поручений, которые ей захочется доверить мне, а я всем сердцем готова с покорностью их выполнять, как самая преданная и смиренная из всех ее служанок. Полагаясь на Вашу природную сострадательность, я верю, что с Вашего добросердечного согласия скоро предстану перед Вашей милостью, и это станет для меня наивысшим благом на свете. Молю Бога, чтобы он поскорее послал Вам принца, чему ни одно создание в мире не будет радоваться так, как я.
– Она выражает правильные мысли, – заметила Джейн. – У меня нет сомнений в ее искренности и в том, что она жаждет получить ваше прощение. – (Генрих фыркнул.) – Что вы ей ответите? – спросила Джейн.
– Я не намерен отвечать, – сказал король. – Я не испытываю природного сострадания к ней и не приму ее назад, если она не поставит свою подпись под статьями, которые я послал ей.
Джейн молчала. Они зашли в тупик. Генрих хотел добиться послушания. Но Мария, хотя и желала вернуть его любовь, была упряма. Она верила, что рискует бессмертием своей души, если предаст память матери, и это было совершенно понятно. Но неужели она не видит, что этот путь прямиком ведет к катастрофе?
– Надеюсь, она все подпишет, – ответила Джейн.
– Пусть лучше сделает это, если есть в ней хоть крупица здравого смыла, – прорычал Генрих. – Шапуи день и ночь изводит меня своим блеянием о союзе и о том, что скажет император, если она ослушается меня, а я накажу ее за это. Я заявил ему, что не потерплю ни от кого вмешательства в отношения между мной и моей дочерью или подрыва неотвратимости моих законов. Я не признаю высших над собой и не позволю никому считать, будто мной можно управлять посредством принуждения силой или страхом.
– Я уверена, император поймет это, Генрих. Он ведь еще ничем не угрожал, верно?
– Нет. Но я жил под угрозой войны из-за Екатерины. И не намерен допускать, чтобы моя дочь ставила меня в такое же положение.
После обеда Генрих предложил прогуляться по саду. Гнев его иссяк, перегорел, и Джейн полагала, он сожалеет о том, что сорвал его на ней. Они шли по гравийной дорожке между кустами роз. Генрих взял ее за руку:
– Вы должны простить меня, Джейн. Я бываю грубым, когда сам вовсе этого не желаю, особенно с вами, дорогая.
– Я понимаю, вы были расстроены из-за Марии, – сказала она, снова замечая, что Генрих хромает. В постели она увидела старую рану у него на ноге, и ей не понравилось, как она выглядит. – Вам больно?
– Да, – признался он. – Нога в последнее время дает о себе знать. Мои врачи говорят, попала инфекция. Сегодня утром я собирался поиграть в теннис, но не смог. Простите, это тоже испортило мне настроение.
– Врачи сказали что-нибудь о том, сколько времени потребуется на исцеление?
– Немного. Они поставили припарку. И я по крайней мере могу ходить.
Они сели под тенью тутового дерева: Джейн – с вышивкой, а Генрих – с книгой, теологическим трудом на тему пресуществления.
– Я всегда любил теологию, – сказал он ей. – Ничего нет лучше доброго спора о религии. А теперь я духовный отец своего народа и должен быть хорошо знаком с доктриной.
– Говорят, вы знаете о Писании больше, чем многие доктора теологии, – сказала Джейн.
– Может быть, и так. – Генрих выглядел польщенным. – Я мог бы разбить в дебатах нескольких, которых назову поименно!
Он взял Джейн под руку, она повернулась к нему лицом. Они поцеловались, и король вернулся к чтению. Потом супруги сидели в дружественном молчании.
На следующий день Джейн вызвала своего главного садовника мастера Чапмена и попросила показать им с матерью личный сад королевы. Он был разбит в форме узла, в центре находился фонтан, вокруг которого располагались низкие живые изгороди затейливых форм. Границы сада отмечала ограда в цветах Тюдоров – зеленом и белом. У входа на столбике сидела на задних лапах рычащая пантера – эмблема Джейн.
– Я бы хотела иметь здесь больше цветочных клумб, – сказала она садовнику, – и немного целебных трав. Не могли бы вы сделать их по ту сторону внешней дорожки.
Садовник посмотрел на нее с интересом:
– Это свежая мысль, мадам.
– Просто я люблю запах цветов.
– Видели бы вы ее сад дома, – сказала мать.
– Я сделала там все сама, – добавила Джейн. Чапмена это впечатлило, и она почувствовала, что садовник загорелся идеей. – Мне было бы приятно время от времени работать и в саду, если вы не расцените это как покушение на вашу территорию.
Садовник удивился:
– Как будет угодно вашей милости.
Джейн заметила, что мать приседает в низком реверансе. Приближался король; он уже не хромал так сильно, как раньше. На руках у него был маленький белый пудель в бархатном ошейнике.
– Для вас, – сказал он, лучисто улыбаясь Джейн.
– Какая прелесть! – воскликнула она, когда Генрих передал ей собачку. Та стала тыкаться холодным носом в ладонь Джейн. – Ваша милость, вы меня испортите.
– Мне это приятно, – заявил Генрих.
Джейн опустила песика на землю, и тот немедля отбежал к живой изгороди и задрал лапу. Все засмеялись.
– Как вы его назовете? – спросил Генрих.
Джейн немного подумала.
– Пожалуй, мне нравится кличка Нобель[19], потому что он так и выглядит.
– Ну, значит, будет Нобель, – согласился Генрих, – весьма подходящее имя.
В тот вечер, когда Генрих пришел ужинать, Нобель спал на подушке перед шелковым каминным экраном у пустого очага. Король наклонился и почесал шелковистые ушки песика, а потом присоединился к Джейн за столом.
– У меня для вас есть еще подарок, – сказал он и вложил ей в руку шикарную подвеску с рубином в оправе из золотых листьев аканта. – Это сделал мастер Гольбейн, – пояснил Генрих, – я заказал ее специально для вас.
– Она великолепна, – проговорила Джейн, восхищенно глядя на украшение. – Чем я смогу отблагодарить вас за все те подарки и милости, которыми вы меня осыпаете? Честно, это очень изысканно. Мастер Гольбейн обладает весьма разносторонними талантами.
– Нет ничего такого, к чему он не мог бы приложить свою руку, – сказал Генрих. – Позвольте надеть ее на вас. – Он встал, откинул вуаль Джейн на капор так, чтобы она лежала по-модному – складками, напоминавшими раковину рапану, и ловко управился с застежкой. Рука короля скользнула к тому месту, где из лифа платья упруго выступала пухлая грудь, и нежно погладил ее. Джейн затрепетала от теплого чувства. И поняла, что их ждет ночь любви. Может быть, если Господь сподобит, она снова зачнет ребенка.
– Я хочу, чтобы Гольбейн нарисовал вас, – сказал Генрих, занимая свое место. – Коронационный портрет. Я начал планировать вашу коронацию. По традиции короли и королевы поселяются в Тауэре, прежде чем на них возлагают венец, но апартаменты королевы там сейчас пустуют, в них ничего нет. – (Некоторое время оба молчали, между ними встал призрак Анны. Комнаты освободили после того, как она покинула их в последний раз.) – Я составляю список мебели, которая вам понадобится, – сказал Генрих.
Джейн пробила дрожь. Она не хотела жить в апартаментах бывшей королевы. Горькие сетования и страх Анны въелись в эти стены.
– Вы будете там со мной? – спросила она.
Генрих понял ее смятение, Джейн не сомневалась.
– Вы можете спать в моих покоях, – сказал он ей, а потом резко переменил тему: – В следующем месяце состоится заседание парламента. Главной темой будет передача права на наследование престола нашим детям.
– Каждый день я молюсь, чтобы Господь послал нам сына, – сказала Джейн, с болью вспоминая потерянного ребенка.
– Он пошлет, – заверил ее Генрих. – Господь улыбается нашему браку, я чувствую это.
– Надеюсь, – пробормотала Джейн.
На следующий день ярко светило солнце, и Генрих проснулся рано.
– Прекрасная погода для охоты с соколами! – заявил он; чувствовалось, что ему не терпится поскорее тронуться в путь.
– Я поеду с вами, если вы не против, – сказала Джейн.
Перспектива провести день в седле была такой манящей. Джейн почти ощущала свежий ветер в волосах.
– Нет, дорогая, – возразил Генрих. – Прошло слишком мало времени после выкидыша.
Джейн огорченно откинулась на подушку, предвидя, что ей, вероятно, больше никогда не придется скакать верхом. Генрих наклонился к ней и поцеловал.
– Почему бы вам не отправиться на прогулку по реке? – предложил он. – Или устроить пикник с дамами в парке?
Это предложение пробудило воспоминания о том, что она видела, когда в последний раз сидела под деревом в Гринвичском парке.
– Пожалуй, я отправлюсь на реку, – сказала она.
– Тогда желаю вам приятного дня, – ответил Генрих, торопясь уйти. – Я пришлю к вам ваших дам.
– Думаю, я приму ванну, – отозвалась Джейн, но он уже ушел.
Когда дверь закрылась, Нобель вскарабкался на постель. Джейн лежала и поглаживала его, пока готовили ванну. От скуки она встала и открыла окно, впуская в комнату утренний ветерок и солнечные лучи. Внизу, в саду, сидели на скамейке леди Ратленд и Бесс Холланд. Их голоса доносились до Джейн.
– Знаете, что сказал король, когда уезжал сегодня утром? – произнесла Элеонор. – Я отдавала приказания двум новым горничным. Он увидел нас и сказал, что встречает их уже во второй раз и сожалеет, что не видел раньше, до женитьбы. Разумеется, это было сказано в шутку, но я задумалась.
Джейн сглотнула. Должно быть, это и правда шутка. Генрих нередко отпускал такие замечания.