Все это время длилась сессия парламента. Однажды вечером Генрих пригласил мастера Кромвеля разделить с ними ужин и заговорил о новом Акте наследования, который должны были утвердить завтра.
– Вот как обстоят дела, Джейн. Елизавета – моя законная наследница, согласно Акту о наследовании, изданному после моей женитьбы на Анне. Но бастард не может получить корону. Поэтому новый Акт утвердит аннулирование моих мнимых браков с леди Екатериной и леди Анной, а также передаст право на наследование престола нашим детям.
Кромвель улыбнулся и наколол на нож кусок мяса. Джейн внутренне содрогнулась. В последнее время она вообще сторонилась его, и сейчас у нее было ощущение, что она ужинает со змеей. Интересно, чувствовал ли он ее неприязнь?
– Мадам, – сказал Кромвель, – парламент понимает, какие трудности и опасности претерпел король в результате двух своих незаконных браков, а также признает горячую любовь и жгучую привязанность, которую он испытывает к своему королевству и его жителям, что заставило его милость связать себя брачными узами в третий раз. Все согласны с тем, что ваш союз чист и безупречен во всех смыслах, а следовательно, ваши отпрыски, когда Всемогущий Господь соблаговолит послать их вам, ни в коем случае не могут быть по закону лишены права на наследование престола.
Все зависело от того, родит ли она сына. Джейн почти почувствовала, как у нее внутри сжимается матка. Господи, помоги мне зачать в этом месяце!
– А что произойдет, если, не дай Бог, его милость и я не обретем общих детей? – спросила она.
Генрих взглянул на нее с тревогой:
– У нас будут дети!
– В такой ситуации парламент дает его милости право назначить наследником любого человека по своему выбору, включая потомков от других законных браков, – ответил Кромвель.
Услышав это, Джейн пришла в ужас. Они уже подготавливали почву на случай, если она умрет. И хотя рассудок подсказывал, что это имеет смысл, та часть ее существа, которая продолжала болезненно переживать участь Анны, подавала все возможные сигналы тревоги. А что, если она не выносит сына? Поступят ли с ней так же, как с Екатериной, или – не дай, Господи! – с Анной?
– В настоящее время моя единственная законная наследница – леди Маргарет Дуглас, – сказал Генрих. – Ее сводного брата, короля Шотландии, я не могу рассматривать в этом качестве, потому что он чужестранец и как таковой лишен здесь права на наследование. И вообще, я не желаю, чтобы Англия становилась придатком Шотландии. Но я молю Господа, чтобы вы оказались плодовитой, дорогая. Я пока не хочу никого объявлять своим наследником. Кого бы я ни назвал, любой может возгордиться, впасть в неповиновение и даже отважиться на бунт.
– Я уверена, Господь улыбнется нашему браку, – сказала Джейн, отбрасывая прочь все свои страхи.
Джейн очень хотела, чтобы, когда Мария приедет ко двору, она ни в чем не нуждалась. Поэтому она отправила Эдварда в Хансдон с поручением: привезти список того, что считает для себя необходимым принцесса. Брат уехал, одетый роскошно, как подобало знатному лорду, каким он теперь стал, и как будто прибавивший в весе благодаря недавно оказанным ему почестям.
– Ты должен привезти ей подарок, – незадолго до отъезда сказала ему Джейн.
– Какой, например? – спросил Эдвард. – Украшение? Молитвенник? Она очень религиозна. – При этих словах он скривился.
Приверженность Марии Риму раздражала его почти так же, как злила короля.
– Может быть, красивую лошадь? – предложила Джейн.
– Отличная идея! – воскликнул Эдвард. – Я пошлю своего человека в Смитфилд, пусть купит там.
– И прошу тебя, передай от меня принцессе, что милосердие и сострадание превозмогли гнев короля. Он снова любящий отец и жаждет ее видеть.
– Я передам ей, – пообещал Эдвард.
– Она написала ему еще раз, обещала, что никогда больше не нарушит дочернего послушания и молит Господа о даровании нам детей.
– Мы все молимся об этом, – с напускным благочестием сказал Эдвард и пристально посмотрел на сестру. – Ты еще не?..
Он жутко расстроился, когда она сообщила ему о потерянном ребенке.
– Пока нет. А Нан? У вас тоже есть надежды, особенно теперь, когда ты имеешь титул и поместья, которые можно передать по наследству.
Эдвард тут же помрачнел:
– Пока нет.
– Тогда я буду молить Господа, чтобы он благословил и тебя тоже.
Эдвард уехал в Хансдон, и Генрих тут же оповестил всех, что в скором времени примирится с Марией. Придворные сразу полетели к ней, чтобы заручиться ее расположением.
По возвращении Эдвард был очень зол:
– Они прямо-таки рвались к ней, жадные до крови стервятники. Мне пришлось отправить всех назад. Мария больна. Напряжение, которое она испытала, каясь и выражая покорность отцу, оказалось слишком сильным.
Услышав об этом, Генрих встревожился. Правда, остался верен себе: ему ни на миг не показалось, что основной причиной страданий Марии был он. Нет, король считал, что его дочь сама во всем виновата. Тем не менее Генрих обеспокоился достаточно сильно для того, чтобы отложить официальный прием при дворе по поводу возвращения дочери.
– Мы сами съездим к ней, – сказал он Джейн.
Так и получилось, что однажды солнечным июльским утром они с Генрихом, одетые просто, чтобы не привлекать внимания, скакали на лошадях по дороге в нескольких милях к востоку от Хакни.
– Я послал своих офицеров за Марией, ночью ее тайно привезли в Кингс-Мэнор, – объяснил король.
Мария ждала их на месте, сильно нервничала и напоминала тень себя прежней. В последний раз Джейн видела ее, когда ей было шестнадцать: тогда Марии разрешили совсем ненадолго приехать в Элветам к королеве Екатерине. Это случилось четыре года назад. Тогда она тоже была нездорова, и ее состояние только ухудшалось из-за разрыва родителей, но тем не менее Мария была милой миниатюрной девушкой с красивыми рыжими волосами и цвела свежестью юности. Теперь же, когда Генрих поднял ее из реверанса, вид у нее был болезненный и затравленный.
– Моя дражайшая и любимейшая дочь! – выдохнул Генрих и прижал ее к себе.
Джейн заметила слезы у него на глазах и предположила, что его тоже шокировал вид Марии.
Он был с ней мягок, добр и нежен.
– Я привез к вам вашу добрую матушку, королеву Джейн, – сказал Генрих, и Мария начала опускаться на колени, но Джейн не дала ей это сделать – она взяла падчерицу за руки и крепко обняла.
– Вы даже не представляете, какого верного друга имеете в лице королевы, – сказал Генрих.
Мария робко улыбнулась:
– Я знаю, что многим обязана вашей милости.
Генрих отвел их в главный зал и попросил Марию сесть между ним и Джейн. Он разглядывал дочь пронзительным взглядом голубых глаз, на лице его отображались разные эмоции.
– Я глубоко сожалею, что так долго держал вас вдали от себя, – сказал он, и тут Мария потеряла самообладание – по ее щекам потекли слезы.
– О мой дорогой отец, как я скучала по вас! – плача, проговорила она.
Генрих задыхался от волнения.
– Больше я этого не допущу, – пообещал он. – Забудем прошлое и будем смотреть в будущее. Я сделаю для вас все, дитя мое, раз теперь мы снова в совершенном согласии с вами.
Джейн вынула из сумочки маленький бархатный мешочек и вложила его в руку Марии:
– А я стану подругой вашей милости.
– Ничто не доставит мне большей радости, мадам, – улыбнулась Мария. – Вы всегда были так добры.
Глаза принцессы увлажнились слезами благодарности. Открыв мешочек, она онемела и выложила на ладонь красивейший бриллиант.
– В знак нашей дружбы, – сказала ей Джейн.
– А это от меня, – добавил Генрих и протянул Марии украшенный кисточками кошелек. – Здесь тысяча крон на ваши маленькие удовольствия. Отныне и впредь вам не придется беспокоиться о деньгах, потому что вы будете получать, сколько пожелаете.
Остаток дня прошел в очень приятной атмосфере: Мария и Генрих начали чувствовать себя свободнее в обществе друг друга, и Джейн лелеяла добрые надежды на будущее. Марии очень понравилась лошадь, привезенная Эдвардом, и Джейн заверила девушку, что у той много друзей при дворе. После вечерни, когда гости собрались уезжать, пообещав Марии, что скоро навестят ее еще раз, вид у девушки уже был не такой затравленный и настроение ее поднялось.
– Обещаю, отныне с вами будут обращаться хорошо! – крикнул ей с седла Генрих. – Когда вы поправитесь, то должны вернуться ко двору. Вы будете наслаждаться свободой, какой до сих пор не знали, и я прослежу за тем, чтобы вам служили с церемониями и почестями, как второй леди в королевстве после королевы Джейн. Вы ни в чем не будете нуждаться!
Он послал ей воздушный поцелуй, вместе с супругой выехал через гейтхаус, и они вдвоем поскакали по дороге, ведущей в Лондон.
– Ни один отец не мог бы проявить к дочери больше любви, – сказала Джейн.
– Ни одна мачеха не могла бы быть более приветливой! – ответил комплиментом на комплимент Генрих. – Я рад, что теперь мы с Марией снова добрые друзья.
– И она тоже, уверяю вас. Она вне себя от радости, что снова вернулась в милость.
Лучшего исхода ни сама Джейн, ни даже Шапуи представить себе не могли. Осталось вернуть Марии титул принцессы Уэльской, но это не имело особого значения, потому что теперь она и без того будет иметь все, что захочет, в неограниченных количествах.
Верный своему слову, Генрих начал отправлять дочери в подарок деньги, в то время как Джейн, согласуясь с привезенным Эдвардом списком, посылала Марии дорогие придворные платья. Мастер Кромвель подарил ей еще одного прекрасного коня и по велению короля взял на себя надзор за воссозданием двора Марии.
– Прочтите это, Джейн, – сказал Генрих за завтраком через несколько дней после встречи с дочерью и передал ей письмо.
Оно было от Марии – с благодарностью за совершенное примирение между ними. Кроме того, Мария вновь выражала надежду, что ее дражайшая матушка королева скоро родит ее отцу новых детей. Это тронуло Джейн.