а то оснований.
– Повторяю: такой список может оказаться бесполезным.
– И это говоришь ты? А твоя интуиция?
– Дэвид, черт подери, какая здесь связь с Карлосом?
– Это – необходимая частица правды, Алекс. И притом весьма опасная – в этом можешь быть уверен. Но эта частица – стопроцентной достоверности и поэтому чрезвычайно привлекательна для Шакала.
Бывший оперативник ошеломленно посмотрел на своего друга и спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– А вот здесь должна подключиться твоя фантазия: скажем, ты соединишь пятнадцать – двадцать имен и обязательно зацепишь трех-четырех человек, а потом мы как-нибудь сможем доказать, что это и есть наши мишени. Как только мы узнаем, кто они такие, мы прижмем их разными способами, сообщив всем одно и то же: сорвался кто-то из «Медузы», скрывавшийся много лет. Теперь он готов разнести голову «Женщине-Змее», причем он располагает всей необходимой информацией: именами, местами и датами совершения преступлений, местонахождением тайных швейцарских счетов – короче говоря, всем, чем надо. Затем наш Святой Алекс, которого мы все знаем и боготворим, сможет проявить себя, намекнув, что некто желает заполучить этого разъяренного оборотня еще больше, чем наши люди-"мишени".
– Ильич Рамирес Санчес, – медленно добавил Конклин. – Карлос-Шакал. А затем следует практически невозможное: каким-то образом, Бог знает каким, распространяется слух о встрече двух сторон, заинтересованных в убийстве этого человека. К тому же одна из них не может проявлять излишнюю активность, поскольку высокое положение делает ее уязвимой. Ты это имеешь в виду?
– Примерно. Однако эти влиятельные люди из Вашингтона могут выяснить личность и местонахождение потенциальной жертвы.
– Естественно, – согласился Алекс, недоверчиво качая головой. – Им достаточно просто ткнуть пальцем – и все ограничения, которые распространяются на сверхсекретные досье, будут сняты, а им предоставят необходимую информацию.
– Именно так, – заявил Дэвид. – Поэтому кто бы ни явился на встречу с эмиссарами Карлоса, он обязан быть настолько высокопоставленным лицом, вызывать такое доверие к своей персоне, что у Шакала не останется иного выбора, как принять его или их. Без сомнения, все мысли о ловушке испарятся, когда на сцене появятся такие фигуры.
– А ты не хочешь, чтобы я заставил цвести розочки во время январской метели в Монтане?
– Да, хочу. Все должно произойти в ближайшие день-два, пока Карлос еще переваривает происшествие у Смитсоновского института.
– Невозможно!.. Ладно, черт побери, постараюсь. Я открою здесь свою контору и велю прислать сюда все необходимое мне из Лэнгли. Конечно, с грифом секретности «четыре-ноль»... Я чертовски боюсь упустить кого-нибудь в этом «Мейфлауэре».
– Может, этого и не случится, – заметил Уэбб. – Кто бы там ни был, он не станет так быстро складывать манатки. Это не похоже на Карлоса – оставлять нам столь очевидный след.
– Шакал? Ты думаешь, что Карлос сам?..
– Не сам, естественно, но кто-то из его наймитов, какая-то настолько невероятная личность, что если на ее шее мы увидим табличку с именем Шакала, то все равно не поверим.
– Китаец?
– Может быть. Шакал может пойти с этой карты, а может и придержать ее. Здесь как в геометрии: что бы он ни делал, везде есть логика, даже если все кажется алогичным.
– Я слышу человека из прошлого – человека, которого как бы никогда и не было.
– Эге-ге, Алекс, в том-то и дело, что он был. Был на самом деле. И теперь он возвратился.
Конклин посмотрел на дверь, так как слова Дэвида внезапно заставили его подумать о другом.
– А где твой чемодан? – спросил он. – Ты захватил какую-нибудь одежду?
– Никакого барахла, да и это сброшу в вашингтонскую канализацию, как только у меня появится другое. Но сначала я должен повидать еще одного моего старого друга, еще одного гения, который поселился не в том районе города, в котором следовало бы.
– Нетрудно угадать, – сказал отставной агент. – Пожилой негр с невероятным именем Кактус – гений по подделке паспортов, водительских удостоверений и кредитных карточек...
– Точно.
– Но ведь это может сделать и Управление.
– Во-первых, получится хуже и, во-вторых, слишком много бюрократии. Я не хочу оставлять следы даже с грифом «четыре-ноль». Это – сольная партия.
– О'кей. Что дальше?
– Тебе придется поработать, оперативник. Я хочу, чтобы завтра утром многие люди в этом городе поволновались.
– Завтра утром?.. Это невозможно!
– Только не для тебя. Не для Святого Алекса, Князя тайных операций...
– Называй как угодно, черт тебя побери, но сейчас я даже в приготовишки не гожусь.
– Сноровка возвращается быстро. Это как умение ездить на велосипеде...
– А ты? Что ты собираешься делать?
– После того, как проконсультируюсь с Кактусом, сниму номер в отеле «Мейфлауэр», – ответил Джейсон Борн.
Калвер Парнелл, гостиничный магнат из Атланты, чья двадцатилетняя деятельность в этом бизнесе увенчалась постом шефа протокольного отдела в Белом доме, сердито повесил трубку телефона, нацарапав в блокноте непечатное слово. После выборов и последовавшей за ними полной смены персонала Белого дома он занял место, на котором ранее, в предыдущей администрации, работала женщина из хорошей семьи, которая ровным счетом ничего не понимала в политическом значении списка приглашенных из тысячи шестисот персон. К своему глубокому раздражению, он обнаружил также, что находится в состоянии холодной войны с собственным старшим референтом, ламой средних лет, также окончившей один из этих дурацких престижных колледжей на Восточном побережье и, что еще хуже, известной в Вашингтоне общественной деятельницей; она отдавши;! свое жалованье какой-то выпендрежной танцевальной труппе, участники которой скакали по сцене в нижнем белье в тех случаях, когда удосуживались его надеть.
– Чертова свинья! – буркнул Калвер, теребя пятерней седую челку. Он поднял трубку и набрал четыре цифры. – Дайте-ка мне этого Редхеда, милашка. – Он изменил голос, подчеркивая и без того заметный акцент уроженца Джорджии.
– Минутку, сэр, – сказала польщенная секретарша. – Он сейчас говорит по другому телефону, но я прерву. Подождите секундочку, мистер Парнелл.
– Вы – самый прелестный из всех персиков, милое дитя.
– О, благодарю вас! Подождите минуточку.
Всегда срабатывает, подумал Калвер. Немножко ароматного магнолиевого масла – и это действует эффективнее, чем треск сучковатой дубины. Эта сучка, его старший референт, могла бы поучиться у своих начальников-южан, а то цедит, словно янки-дантист навечно залепил цементом ее сволочные зубы.
– Это ты, Калл? – послышался голос Редхеда в трубке, перебив мысли Калвера как раз в тот момент, когда он записывал очередное ругательство в блокноте.
– А кто же еще, маменькин сынок? У нас неприятность! Эта жирная тварь опять за свое. Я вписал наших ребят с Уолл-Стрит на прием двадцать пятого за один столик с новым французским послом, а она твердит, что мы должны их вычеркнуть и вставить каких-то сладеньких мальчиков из кордебалета – говорит, что ей и первой леди они больше нравятся. Вот дерьмо! У этих денежных ребят серьезный интерес к французам, и эта чертовка из Белого дома может их разозлить. А на бирже потом все начнут квакать, что здесь собрались одни болтуны.
– Да наплевать, Калл, – перебил его Редхед. – Назревает неприятность похлеще, и я не знаю, как ее избежать.
– Что случилось?
– Ты когда-нибудь слышал о женщине-змее?
– Я чертовски много слышал о змеиных глазах, – хохотнул Парнелл, – но никогда о женщине-змее. А в чем дело?
– Я только что говорил с парнем – он перезвонит через пять минут. Он как будто угрожал мне. Да, он действительно угрожал мне, Калл! Он упомянул Сайгон и намекнул, что тогда там произошло что-то ужасное. Он несколько раз повторил об этой женщине-змее, словно, услышав о ней, я должен сразу же бежать в укрытие.
– Оставь этого сукина сына мне! – проревел Парнелл, не дав Редхеду договорить. – Я точно знаю, о ком болтает этот ублюдок! Об этой сопливой сучке, старшем референте, – вот кто эта чертова змея подколодная! Дай этому слизняку ползучему мой номер и скажи, что я знаю все об этом собачьем дерьме!
– Пожалуйста, объясни мне, Калл, в чем дело?
– Что за черт! Ты же был там, Редхед... Ну, играли мы, было даже несколько мини-казино, пара клоунов проиграла свои рубашки – но ведь это ерунда, здесь нет ничего такого, что бы не делали солдаты с тех пор, как разыграли в кости одежду Христа!.. Мы просто поставили это на более высокий уровень, да еще подкинули пару девчонок, которые и так бы оказались на улице. Нет, Редхед, эта вертихвостка, мой так называемый референт, думает, что у нее есть компромат на меня, поэтому-то она и действует через тебя... Ведь каждой собаке известно, что мы с тобой не разлей вода... Скажи этому слизняку, чтобы он позвонил мне, я его в порошок сотру, так же, как и эту сучку! Да, парень, она сделала невероятный ход! Мои ребята с Уолл-Стрит останутся в списке, а ее гомики пусть гуляют в другом месте!
– О'кей, Калл, тогда я просто отошлю его к тебе, – сказал Редхед, избранный вице-президентом Соединенных Штатов Америки, и положил трубку.
Спустя четыре минуты раздался телефонный звонок, и на Парнелла посыпались слова:
– Это – «Женщина-Змея», Калвер. Всех нас ждут большие неприятности!
– Ну нет, послушай меня, голова садовая, я скажу тебе, у кого будут неприятности! Никакая она не женщина, она – сучка? Один из ее тридцати или сорока муженьков-евнухов, может, и бросал свои змеиные взгляды в Сайгоне и потратил немного ее хорошо разрекламированных «приди-и-возьми-меня» наличных, но всем на это было начхать тогда, а теперь тем более. В особенности не станет забивать себе этим голову тот полковник морской пехоты, который и сам время от времени любил крутую игру в покер, а теперь сидит в Овальном кабинете. И последнее. Ты, мошонка пустая, когда он узнает, что она пытается облить помоями смелых парней, которые хотели всего лишь немного отдохнуть от боев на войне, за которую им даже спасибо никто не сказал...