Но с завтраком придется подождать – есть дела поважнее: во-первых, надо связаться с Бернардином, во-вторых, выяснить обстановку в отеле «Пон-Рояль». Он встал и тут же почувствовал, как немеют ноги и руки. Хорошо бы принять горячий душ (которого, разумеется, нет в «Авенире»), и сделать легкую зарядку, чтобы привести себя в порядок (в подобных процедурах не было необходимости еще несколько лет назад). Он вытащил из бумажника визитную карточку, подошел к телефону и набрал номер Бернардина.
– Боюсь, что le canard никто не навещал, – сообщил ветеран Второго бюро. – Даже намека нет на охотника, что в данных обстоятельствах, по-моему, весьма неплохо.
– Не будем обольщаться, пока не найдем Панова, если суждено его найти. Будь они прокляты!
– Ничего не поделаешь... Это – самый жестокий аспект нашей работы.
– Черт побери, я не могу проститься с Мо этим выражением: «Ничего не поделаешь!»
– Это от вас и не требуется. Я просто констатировал положение дел. Никто не сомневается, что вы искренни в своих чувствах, но, к сожалению, они не могут изменить реальность. Простите, я не хотел вас задеть.
– А я не собираюсь раскисать. Дело в том, что Панов – совершенно необыкновенный человек...
– Понимаю... Какие у вас планы? Нужна ли вам моя помощь?
– Пока не знаю, – ответил Борн. – Сначала заберу машину на бульваре Капуцинов, а через час-два, возможно, что-то прояснится. Вы будете дома или на службе?
– Я буду дома ждать вашего звонка. В данных обстоятельствах я бы предпочел, чтобы вы не звонили мне на службу.
– Весьма неожиданное заявление.
– Я знаю далеко не всех во Втором бюро, и осторожность в моем возрасте не только лучшая часть доблести, но часто даже заменяет ее. Кроме того, если внезапно отозвать охрану... поползут слухи, что я впал в маразм. Поговорим об этом позже, друг мой.
Джейсон положил трубку, борясь с искушением позвонить в «Пон-Рояль», но сдерживал себя, потому что знал: Париж – город неболтливых людей, и гостиничные служащие терпеть не могут давать информацию по телефону, тем более лицам, которых они не знают. Он оделся, спустился вниз, оплатил по счету, вышел на улицу Гей-Люссака и подозвал такси. Через восемь минут Борн уже был в холле отеля «Пон-Рояль» и сразу же обратился к консьержу.
– Je m'appelle Monsieur Simon[70], – сказал он, беря ключ от номера. – Прошлой ночью я встретил старую знакомую, – продолжил он на безукоризненном французском, – и остался у нее. Скажите, меня никто не спрашивал? – Борн вытащил несколько купюр, всем своим видом показывая, что щедро заплатит за конфиденциальность. – А может, кто-то разыскивал похожего на меня человека? – спросил он.
– Merci bien, monsieur...[71] Я все понимаю. Я справлюсь у ночного консьержа, но я уверен, что он наверняка оставил бы мне записку, если бы кто-нибудь спрашивал о вас.
– Почему вы уверены в этом?
– Потому что он оставил мне записку с просьбой поговорить с вами. Я начал названивать вам в номер с семи утра, как только заступил на дежурство.
– И что же в этой записке? – спросил Джейсон, у которого перехватило дыхание.
– Я прочту вам: «Свяжитесь с вашим другом через Атлантику...» Вам названивали всю ночь. Могу засвидетельствовать, что в записке все точно, мсье. На коммутаторе мне сказали, что последний звонок был всего полчаса назад.
– Полчаса назад? – переспросил Джейсон, пристально глядя на консьержа и сразу же переводя глаза на часы. – Там сейчас пять утра... Значит, звонили всю ночь?!
Консьерж кивнул. Борн бросился к лифту.
– Алекс, скажи, Христа ради, в чем дело? Мне сказали, что ты звонил всю...
– Ты в отеле? – резко перебил его Конклин.
– Конечно.
– Перезвони мне из телефона-автомата с улицы. Быстрее! Опять этот медленный лифт; холл, наполовину заполненный обитателями отеля – кое-кто из них направлялся в бар выпить свой полуденный аперитив. Вот и яркое солнце на улице, сводящее с ума своей медлительностью движение транспорта... Где же автомат? Борн торопливо зашагал в сторону Сены – где же этот чертов автомат?! Вот он! На углу улицы Бак – оклеенная рекламными плакатами кабина с красной крышей.
Увертываясь от лавины легковушек и грузовиков – во всех сидели страшно разъяренные водители, – он перебежал на другую сторону улицы и влетел в кабину. Несколько мучительных мгновений он объяснял оператору, что вызывает вовсе не Австрию, и называл номер своей кредитной карточки компании «Эй-Ти энд Ти» и наконец услышал гудки.
– Почему, черт подери, я не могу звонить из отеля? – рявкнул Борн. – Прошлой ночью я звонил тебе из своего номера!
– Вот именно прошлой ночью, а не сегодня.
– Что-нибудь новое о Мо?
– Пока ничего определенного, но, возможно, они допустили ошибку. Надеюсь, нам удастся нащупать ниточку, ведущую к военному врачу.
– Надо расколоть его!
– Было бы неплохо. Я отстегну свою железную ногу и буду молотить его по морде, пока он не начнет говорить... Разумеется, если мы на правильном пути.
– Но не из-за этого же ты мне названивал всю ночь?
– Конечно нет. Вчера в течение пяти часов я разговаривал с Питером Холландом. После того как мы с тобой поговорили, я встретился с ним. Его реакция не была для меня неожиданной, хотя были некоторые весьма важные нюансы.
– На тему «Медузы»?
– Да! Он требует, чтобы ты немедленно вернулся: ты – единственный, кто знает что-то доподлинно. Таков был его приказ.
– Черта с два! Он не может мне приказывать и вообще что-либо требовать от меня.
– Но он может перекрыть тебе кислород, и тогда я тебе ничем не смогу помочь. Тебе может срочно что-то понадобиться, а он не отреагирует.
– Но есть Бернардин... «Все, что вам понадобится» – вот его слова.
– Бернардин далеко не всемогущ. Так же, как и я, он может тряхнуть старых должников, но без доступа ко всем рычагам он может дать сбой.
– А Холланд в курсе, что я фиксирую все, что мне известно: заявления, которые мне пришлось выслушать, ответы на мои вопросы?
– Уже пишешь?
– Напишу.
– Этим его не возьмешь: он хочет поговорить с тобой лично, потому что не может задавать вопросы листкам бумаги.
– Я слишком близко подобрался к Шакалу! Я не полечу в Америку. А Холланд – безмозглый сукин сын!
– Думаю, он все понимает, – сказал Конклин. – Ему известно, что тебе приходится преодолевать, но после семи часов прошлого вечера он захлопнул дверь перед разумными доводами.
– Но почему?
– Да потому... Возле своего дома был застрелен Армбрустер. Говорят о попытке ограбления в Джорджтауне, что не соответствует истинному положению дел.
– О Боже!
– И еще кое-что ты должен узнать. Во-первых, мы решили предать огласке «самоубийство» Суэйна.
– Скажи, ради Бога, зачем?
– Чтобы тот, кто его убил, понял, что он сорвался с крючка. Но для нас более важно посмотреть, кто всплывет через неделю-другую.
– Во время похорон, что ли?
– Нет, похороны пройдут по-семейному: ни гостей, ни речей.
– Тогда кто же всплывет и где?
– В поместье... Так или иначе... Мы консультировались с адвокатом Суэйна (совершенно официально, разумеется), и он подтвердил все то, о чем тебе говорила женушка Суэйна: владение завещано какому-то фонду.
– И какому же? – спросил Борн.
– Ты о нем вряд ли что-нибудь слышал. Фонд был образован втихую несколько лет назад близкими друзьями нашего достопочтенного генерала; у него такое трогательное название: «Приют для солдат, матросов и морских пехотинцев», и совет директоров имеется.
– "Медузовцы"?
– Конечно, или подставные лица. Поживем – увидим.
– Алекс, а что с именами, которые я сообщил тебе, – теми, которые я узнал от Фланнагана? И что с номерными знаками?
– С этим не так просто... – загадочно ответил Конклин.
– А в чем суть?
– Возьмем хотя бы имена. Все они какие-то отбросы общества, ничем не связанные с элитой из Джорджтауна. Об этих типах можно прочитать в «Нэшнл инкуайерер», но отнюдь не в «Вашингтон пост».
– Но номерные знаки, встречи! Из этого можно хоть что-то выжать?
– Еще более мудрено, – сказал Конклин. – Как же, разживешься на этом... Каждый из этих номерных знаков зарегистрирован в какой-нибудь компании по прокату шикарных автомобилей. Ты сам понимаешь, что все это липа, даже если нам известна фамилия того, кто брал автомобиль в определенный день.
– Но там еще и кладбище!
– Ну и где оно и какой площади? Ведь там целых двадцать восемь акров...
– Надо искать!
– И этим показать, что мы что-то знаем?
– Ты прав. Вы неплохо ведете игру... Алекс, скажи Холланду, что ты не можешь меня найти.
– Надеюсь, ты шутишь.
– Вовсе нет. Здесь есть консьерж, который мог бы меня прикрыть. Назови Холланду номер телефона, имя, под которым я зарегистрировался, и пусть он позвонит сам или поручит кому-нибудь из посольства найти меня. Консьерж поклянется, что со вчерашнего дня он меня не видел. Это подтвердят и на коммутаторе. Мне нужно еще несколько дней...
– Холланд все равно перекроет тебе кислород...
– Вряд ли. Если будет думать, что я вернусь, как только ты меня найдешь. Я просто хочу, чтобы он продолжал искать Мо и не упоминал мое имя в связи с Парижем. Плохо это или хорошо, не должно быть ни Уэбба, ни Симона, ни Борна!
– Ладно, попытаюсь.
– Что еще ты собирался мне сообщить? У меня много дел.
– Вот еще что. Кэссет летит в Брюссель. Он собирается прищучить Тигартена – потерять его мы не имеем права, а к тебе это не будет иметь отношения.
– О'кей.
В переулке возле кафе в Андерлехте, что в трех милях к югу от Брюсселя, остановился «седан», на капоте которого были прикреплены флажки четырехзвездного генерала. Генерал Джеймс Тигартен, верховный главнокомандующий войск НАТО в Европе, выбрался из машины на тротуар, освещенный ярким послеполуденным солнцем; на его мундире блеснули пять рядов орденских ленточек. Он помог выйти из машины женщине-майору, которая, смущенно улыбнувшись, поблагодарила его. Галантно, но вместе с тем с властностью высокопоставленного