– О чем ты говоришь? – Марк снова обернулся к младенцу. К горлу у него подступала жуткая тошнота. – Джек, ты правда видел Адриену ультразрением, когда… когда она умерла?
Не совсем.
– А дальнировать ее тело сейчас ты можешь?
Оно распалось, кроме зубов и костей. Они идут ко дну, и обрывки мышц скоро будут съедены рыбами и другими морскими животными.
– Господи, нет! Нет! Только не Адди! Бедная старушка Адди…
Мне тоже ее жалко, Марко. Она любила командовать, но со мной была ласковой. Сегодня помазала мою пустышку виноградным желе. Но я никак не мог помешать Гидре съесть ее…
– Что такое, черт дери, Гидра?
Не знаю как ее определить и ясного образа тоже получить не могу. Она пять в одном и другое очень странное сознание Фурия поддерживает ее контролирует и любит. Я не уверен но думаю ты бы назвал Гидру и Фурию злом. Гидра съела энергию еще шести оперантов кроме Адриены. При этом она оставляет на теле жертвы повреждения радиально симметричной формы (образы).
Марк подхватил брата и побежал. Еще никогда он так быстро не бегал; он бежал и кричал на персональной волне отца:
Папа! Папаплывинаберегплывинаберег ПЛЫВИ ПЛЫВИ…
Поль Ремилард вынырнул, отбросил с глаз мокрые волосы и увидел на берегу двух своих сыновей. Младенец был спокоен, а подросток – вне себя от волнения. Оба непроницаемо заэкранировались.
Сердясь и одновременно чего-то опасаясь, Поль поплыл к берегу, сильно и ровно работая руками.
ГЛАВА XXXI. ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Трагическое исчезновение Адриены Ремилард было официально объяснено нападением акулы, последним в это лето. Даже ее мать Шери узнала правду лишь много лет спустя. Ничего не знала ни Тереза, ни другие жены, ни дети. Не говоря уж о въедливом человеческом Магистрате. Поль решил, что сам займется расследованием преступлений чудовища по имени Гидра. Он был уверен, что чудовище каким-то образом связано с Ремилардами и представляет смертельную угрозу не только для них, но и для всей Конфедерации Землян на протяжении испытательного срока.
Волей-неволей Марк и крошка Джек оказались в самом центре событий. Только Марк сумел добиться, чтобы Джек разрешил сканировать его память. Открыть ее отцу ребенок отказался наотрез. Только Марку он доверил право рыться у него в мозгу, и Марк транслировал потрясенному Полю изображение чудовища по имени Гидра и семь чакр, оставшихся после высасывания жизненной силы, которые Джек успел заметить на трупе Адриены за секунду до того, как ее тело было раздроблено и сброшено в морскую пучину.
И тогда Поль доверился Дени, поскольку никто, кроме Дени, не знал Виктора так близко. Они вдвоем попросили Марка выяснить, нет ли у Джека еще каких-либо конкретных сведений о существе по имени Гидра. Марк показал им загадочный упятеренный образ, который ассоциировался у Джека с убийцей, – образ, не напоминавший ни одну жизненную форму в исследованной Галактике. Ни одно существо не обладало упятеренным сознанием. Но Поль хорошо помнил загадочную мысль, которую Маргарет Стрейхорн успела дальнировать Дэвиду Макгрегору перед смертью: «Пятеро!» Теперь было ясно, что Маргарет, и Бретт Макаллистер, и другие четыре жертвы несуществующих акул – все стали добычей Гидры.
Гидры, которая убивала, как убивал Виктор Ремилард, но не была Виктором.
И что Гидра – это нечто упятеренное, может быть, метаконцерт пяти сознаний, может быть, одно больное сознание, которое каким-то образом разделялось на пять самостоятельных личностей.
Полю и Дени удалось убедить Джека тщательно скрывать свои опасные сведения. И еще они как могли тактичнее внушили ему, чтобы он был настороже и немедленно сообщил им или Марку, если уловит малейшие признаки присутствия Гидры. Они убедили и Марка хранить тайну, растолковав, насколько опасно для него, для Джека и для остальных членов семьи, а то и для всего человечества, если экзотики Консилиума прознают про убийства, совершаемые Гидрой. Марк обещал молчать.
Но, едва вернувшись в Хановер, он кинулся ко мне в магазин и рассказал все.
Так я впервые услышал про штучки Гидры – ведь точные обстоятельства гибели Бретта Макаллистера скрывались, как и серьезные подозрения Магистрата и семьи об истинной подоплеке «самоубийства» Маргарет Стрейхорн. Я просто окаменел от ужаса, пока Марк излагал мне то, что услышал от Поля о первых двух смертях, а затем подробности трагедии в День Труда, которая, возможно, была связана с гибелью четырех оперантов, якобы ставших жертвами акул.
– Сколько дерьма! – простонал я, когда мальчик наконец замолчал. – И единственный свидетель смерти бедняжки Адриены – восьмимесячный вундеркинд! Неудивительно, что Поль с Дени хотят все скрыть. Ты только представь, что Ти-Жана сканируют судебные аналитики!
– У них ничего не вышло бы, – отмахнулся Марк. – Сознание малыша непробиваемо. Даже мне он не разрешил там покопаться. Просто прокрутил воспоминания, а я перетранслировал их папе и Grandpere – чуть-чуть отредактировав.
– Э? – Во мне сразу вспыхнули подозрения.
Мальчик сидел на табуретке в захламленной задней комнатушке за магазином и почесывал под подбородком моего кота Марселя. Лицо у него было угрюмым.
– На пляже Джек сказал одну страшную вещь. И… и у меня не хватило духа сообщить папе или Grandpere… A вдруг…
– Что – вдруг, Господи Боже ты мой! О чем ты говоришь? Если не хочешь приоткрыть сознание пошире, чтобы прояснить свои чертовы мысли, так объясни словесно!
– Узнать про эту Гидру было достаточно скверно. Но это чудовище действует не одно. Джек сказал, что Гидру «поддерживает, контролирует и любит» – его мысли дословно! – еще одно сознание, отдельное от нее. Я разглядел слабенький образ второго чудовища – все, что сумел уловить Джек, и оно совсем иное, чем Гидра. Гидра не человек. А то, другое, – да. И более того: оно показалось мне смутно знакомым.
– Non de dieu! [Черт побери! (фр.)] Это второе – Виктор?
– Я тоже так подумал. И проиграл мои детские воспоминания о той Страстной Пятнице двенадцать лет назад – проверил, нет ли среди них чего-нибудь о дяде Вике. Никаких следов образа, который можно было бы идентифицировать с ним. Но осталась слабая тень кого-то очень страшного. Моя детская способность самосохранения почти изгладила это воспоминание, потому что оно сильно травмировало мое детское сознание. Но все-таки я уловил этот мнемонический проблеск. Меня тогда напугал человек, в то время мне неизвестный. Но я чем хочешь поклянусь, что жуткая личность, нащупывавшая психоконтакт со мной в момент смерти дяди Виктора, и существо, поддерживающее Гидру, – одно и то же.
– Но кто этот… этот контролер, ты не знаешь?
– Ни малейшего понятия не имею. Джек назвал его Фурией.
– О Господи! – прошептал я, выбрался из кресла, выдвинул ящик картотеки, вытащил припрятанную там бутылку виски и на глазах растерявшегося Марка сделал пару хороших глотков. А потом плюхнулся назад в кресло, да так, что Марсель на метр взвился в воздух. А я сидел, выпучив глаза от ужаса, весь в холодном липком поту, потому что и мои собственные двенадцатилетние воспоминания вырвались из тайника, куда я их загнал.
Фурия!
…Я отказался присоединиться к метаконцерту, который организовал Дени, и спрятался где-то среди метарешеток снаружи. И увидел ЭТО.
– Кто ты? – спросил я.
И оно ответило: «Я – Фурия».
– Откуда ты пришла? – спросил я.
Я из небытия. Это было неизбежно.
– Что тебе нужно?
И оно ответило: «Вы все!»
Марк сказал с ледяным спокойствием:
– Это кто-то из них. Один из членов семьи, собравшихся у смертного ложа дяди Вика. В момент смерти он каким-то образом… Я не знаю, что он сделал. Заразил? Слился? Принудил? Передал свое извращенное честолюбие?
– Но это же невозможно! – крикнул я.
Марк словно не заметил и продолжал размышлять вслух:
– Вот почему мое подсознание помешало мне рассказать папе про Фурию. Ведь Фурией может быть любой из них!.. Нет, погоди! Не жены и уж конечно не бедный дядя Бретт. Фурия – кто-то из Ремилардов. Может быть, даже сам папа – возможно, отцепившаяся часть его личности, о которой он даже не подозревает.
– Ну а дерьмовая Гидра тогда кто? – просипел я. – Другой член семьи. Пятеро их?
Марк нахмурился, покачал головой.
Я глотнул еще виски, чтобы унять дрожь. Не помогало. Однако огненная вода, видимо, подбодрила мои парализованные мозговые синапсы, так как меня осенила блестящая мысль.
– Только не Адриен!
Марк уставился на меня с недоумением.
– Твой дядя Адриен. Он был здесь, на Земле, когда Маргарет Стрейхорн погибла на Орбе, из чего следует, что он не Фурия и не Гидра! Он единственный член Династии, задержавшийся тут. Все остальные находились в Консилиум Орбе, когда Маргарет… И твоя тетя Анн тоже исключается! Когда на Маргарет напали в канун Дня Всех Святых, вы с ней уже улетели на Орб.
Он посмотрел на меня с сомнением.
– Ты считаешь, что Фурия и Гидра неразлучны. По-моему, это ниоткуда не следует.
Я был обескуражен.
– Может быть. Но получается логично. Адриен обожал дочь и после ее смерти не может прийти в себя. И Анн… черт! Кто угодно из них может быть Фурией! Даже ты. – Я опять поднес бутылку ко рту.
Но Марк принудил мою руку остановиться. И поставить виски на стол. Мальчик подошел ко мне вплотную, зажал мою вспотевшую голову в ладонях и уставился мне в глаза.
Принуждение. Он меня полностью обработал. Где уж было моему психоэкранчику задержать его! И на одно мгновение он показал мне, что находилось за его собственным экраном. Показал мне, кто он. И отчеканил:
«Я – НЕ ФУРИЯ!»
Мое сознание безмолвно взвизгнуло от изумления. Мне удалось увидеть завуалированное младенческое сознание Джека – невероятно! Мне были известны грозные внутренние ресурсы Поля и Дени. Сознание Марка было иным – более глубоким и темным, чем у отца и деда, и совсем иное, чем у Джека, а для меня страшнее тех троих. Но он сказал мне правду: Фурией он не был. Я запомнил Фурию с той Страстной Пятницы, и тут меня осенило, что я сталкивался с ней еще раз. О чем совсем забыл до этой минуты.