– Говорила же: фермер-откуда-ни-возьмись!
Яков отвез сестру, но наверх не поднялся: устал. Ада невнимательно попрощалась, вся под впечатлением разговора с Алексом. Обыкновенный работяга ничтоже сумняшеся пишет мемуары, как будто так и надо! Тираж она так и не узнала, к тому же забыла спросить, где вышла книга. Если так пойдет, то любая уборщица начнет писать воспоминания, как будто им есть что рассказать.
Я не могу поверить, что моему сыну пятьдесят лет. И пришел не в костюме, несмотря на знаменательную дату. Жену не представил. Ада сбросила тесноватые туфли. Конечно, знакомы, виделись не раз, но так не делают, он должен был… Она зорко приглядывалась к фигуре жены, не беременна ли. Попробовала вслух произнести: «Жена моего сына, моя невестка»; плохо выговаривалось. Нет, пусть остается этой, как была. Кажется, не беременна, хотя в широком свитере не понять. И главное, хозяйничала как у себя дома, со второй… как ее… Настя? Аня? Молодая пара какая-то пришла – сотрудники небось. И домой повез ее брат, а сыну было не до нее – шушукался с этой на балконе. Жена или не жена, но могла бы принарядиться – в магазине Ада видела роскошные блузки, платья с блестками… Горделиво расправив новую кофточку, Ада повесила ее в шкаф. Нет, молодые не умеют одеваться.
…Но все-таки: беременна или нет? И как это будет, если родится ребенок? Ее даже на свадьбу не пригласили; внука тоже не покажут?.. Девочка виделась похожей на эту, внучка не вписывалась в организованную жизнь Ады, как и внук; и вообще, у этой наверняка родители есть, вот пускай и нянчатся.
Только… он будет и мой внук?!
Ошиблась Ада, что простительно женщине нашего возраста: внук родился у Юли. В другом она оказалась права – Шлыковы радостно возились с малышом: «Он такой сладенький!»
Яна передергивало от кондитерского слова.
– С ума посходили, что ли? Как ребенок может быть «сладеньким»?
– Успокойся: они просто переводят с английского. Тут все так говорят.
Откуда это сладкое слово у матери? Ян помнил себя жиртрестом, пельменем, но сладеньким?..
– Я буду с ним самолетики пускать. Отличные видел недавно, с пружинным мотором!
Юлька хохотала до изнеможения: самолетики! Только что юному наследнику исполнился месяц. Она с удовольствием оставалась с младенцем, если Лора с Антошкой уходили; иногда вместе с Яном они катали в парке коляску. Взрослое имя Лоуренс обоих очень смешило по отношению к пузатому щекастому младенцу. Лорины родители называли внука почему-то Пусенька.
– Спи, Чижик, – Юля поправила шапочку. Малыш открыл глаза и улыбнулся. – Чижик, – повторила она.
Ян улыбался, глядя на нее, но мысли в последнее время были невеселыми. После долгой агонии закрылась компания, где он работал последние годы. Не хотелось ничего менять, да кто же спрашивает? Обновил резюме для интервью; вот и костюм пригодился. Стоял июль, и страшно было облачаться в плотную шерсть, как бы элегантно он ни выглядел в костюме. Рискнул – поехал в легких полотняных брюках и рубашке с закатанными рукавами: гори огнем. Ответа не последовало. Где те времена, когда встречали не только по одежке?.. Придется напялить костюм.
К счастью, через несколько дней получил два предложения сразу и выбрал компанию, где задачи обещали быть интересными. Можно было перевести дух от нервотрепки – безденежье не прибавляет оптимизма. Позвонил Юльке: «Встречу, жди!»
Раньше они с удовольствием заезжали в любимое кафе, но это было давно. Вначале закрылись их кафе в центре, потом опустели другие точки. Какое-то время знакомые буквы «The Coffee Connection» еще светились на окраинах, но бойкий «Starbucks» уверенно вытеснил и последние. К тому же в «Starbucks», как и в других местах, началась остервенелая борьба с курением – эта борьба вот-вот охватит всю планету, и хоть бы кто заикнулся о дискриминации…
В университетском дворике народу было мало. К осени кампус заполнится, студенты будут сидеть и лежать на траве; то тут, то там потянет горелой травой, но не от оброненной сигареты – молодые предпочитают именно травку.
– Заглянем в подвальчик около церкви – вроде там кофе приличный был?
Он всегда клал в чашку четыре ложки сахару. Раньше здесь курили, теперь об этом можно забыть. Юлька доела круассан.
– Знаешь, где самые вкусные круассаны? – спросила.
– Здесь?
– В Париже. Вот когда Алеша будет выставляться, попробуешь.
– А как же Чижик?
– Очень просто, там семь нянек. И Лора прекрасно справляется.
– Думаешь, в Париже можно курить?
– И снимать Нотр-Дам, и пить, и любить женщин. Антошку спроси.
– К черту подробности, едем!
Июль плавно перешел в август, а в октябре Миха сообщил о триумфе Лилианы: выставка назначена на февраль.
«Длинный, готовься к покорению Парижа! Я чувствую себя немножко дартаньянисто. Пожалуй, надо перечитать Дюма, не изучать же путеводители. Надеюсь, вам удастся вырваться, тем более что мы пропустили твой юбилей.
Не удивляйся, что предупреждаю за полгода. Такой бизнес, календарь расписан не то что на полгода – на год вперед.
Спасибо за книжку С. Важинского, ничего про него не знал. Я, честно говоря, терпеть не могу мемуарную литературу, но заинтересовался, когда ты спросил об иллюстрациях. Янчик, мы были правы на все сто: никаких картинок, материал у него такой, что я не мог оторваться, и вычерченная от руки карта – лучшая иллюстрация. Как правило, на обложке малюют колючую проволоку или порванный флаг со свастикой. Здесь ничего не нужно. В самой книге меня больше всего поразил контраст: мышиная возня внутри большой политики – и лейтенант с сомнительной ксивой, который просто делает неподъемное дело… Как тебе удалось обработать старую фотографию, что она не выглядит новоделом, – это специальной программой или вручную? Интерес у меня шкурный – Лилиана спросила, не будешь ли ты возражать, если для каталога выставки мы поставим пару-тройку твоих снимков, ты мне посылал когда-то. Со ссылкой на автора фотографий, натюрлих. Если у тебя в загашнике есть другие, о которых я не знаю, пришли – рассчитаемся французским коньяком, идет?
Янчик, я старею, наверное. Мне не хочется новых друзей и вообще новых людей – хочется “как раньше”, чтобы только свои, хотя понимаю, что так не бывает. У нас часто буквально проходной двор, как говорила моя нянька: приходят и толкутся ненужные морды, несут какую-то хрень… Я не прав – Лилиана утверждает, что морды очень даже нужные, что коли ты в этом бизнесе, то надо принимать Spielregeln, то бишь правила игры. Стараюсь улизнуть в мастерскую – тем и спасаюсь.
Юлечке нежный привет.
До встречи,
Значит, я тоже старею, подумал Ян. И подпись в этот раз не «Алексей», как раньше, а «Миха».
…Всем хороша была новая работа, но Ян приживался – притирался – медленно. Задача была трудная и тем интересная – бери и решай. Над программой уже работали двое молодых парней; оба встретили нового системного программиста доброжелательно, без особого любопытства – привыкли к выходцам из Союза. В течение рабочего дня многолюдность не была заметна: каждый сидел в своей ячейке. В полдень одни уходили на ланч, другие съедали его на рабочем месте, которое в течение дня покидали, чтобы нацедить кофе, сходить в туалет или выкурить сигарету в «специально отведенном месте». Последнее обстоятельство больше всего раздражало Яна – в прежней компании формальности не соблюдали, курили почти все, да и кофе был вкуснее. Раздражала надменность недавних выпускников колледжей – молодых, громкоголосых и не очень сильных в математике, что не мешало им вести себя высокомерно, но были они именно такими – заносчивыми, самоуверенными. За хлипкой условной стенкой ячейки можно было не видеть их лиц, но слышны были громкие реплики, которыми они перебрасывались. Он сам не заметил, когда вернулась защитная капсула – непроницаемая, привычная, как любимая одежда, и надежно отгородила от всего лишнего, позволив сосредоточиться на работе. Когда стрелки настенных часов показывали пять, он выключал компьютер и шел к двери, на ходу вынимая сигареты, чтобы на улице с наслаждением закурить и ехать за Юлькой. С нею капсула становилась ненужной, а потому невидимой – или просто оставалась внутри здания, как врачебный халат на крючке в пустом кабинете поликлиники.
Дома гудел кондиционер, за стеной визжала дрель – Эрик что-то усовершенствовал. Ян не спрашивал, где и, главное, когда работает Эрик. В одну из ночей, когда он долго сидел над куском программы, где-то близко пронзительно заверещал будильник. Эрик, ранняя пташка. Сосед начинал рабочий день с петухами, возвращался в середине дня, после чего исступленно предавался хозяйственной деятельности. «Зато ложится с курами, – посмеивалась Юлька, – но что он чинит все время?»
Как-то перед верандой, на которой обычно сидела Бася, появилась груда толстых досок. Эрик озабоченно ходил вокруг, вбивал в углу двора колышки. Зачем?.. Наверное, хозяйка тоже не понимала. Слышались обрывки реплик, но день выдался душным, старый кондиционер заглушал все звуки, и чем закончился разговор, они не знали. Веранда опустела.
В один из августовских вечеров Ян с Юлей возвращались от Антона после «дежурства». Малыш сегодня капризничал. Юлька пробовала петь, носила его на руках, ласково приговаривая: «Чижик-чижик, где ты был…», удивляясь про себя, что руки до сих пор помнили, как держать, поворачивать и переодевать маленькое тельце.
– Такой беспомощный, что за него страшно… – пробормотал Ян.
Он бережно взял мальчика на руки, но не носил, а боязливо держал его на коленях, удивленно рассматривая крохотные ступни с пальчиками, круглыми и ровными, как горошины в стручке. Провел осторожно пальцем по подошве; малыш улыбнулся, задрыгал ножками.
– Видишь, как просто. А ты не могла успокоить, – горделиво повторял он.