Как обычно, публикация в «Кроникл», — а в те годы эта газета была самой скандальной на тихоокеанском побережье США, — представляла собой причудливую смесь из правды, слухов, домыслов и откровенной лжи. Правды было немного: наличествовали выстрел из револьвера (впрочем, его никто не слышал), беременность героини, ссадина на ее лице (якобы след от пули) и отношения с Уильямом Г. Чейни, сорока четырех лет, — астрологом, лектором и литератором. Бесспорным был и факт нежелания последнего признать будущего ребенка своим. Все остальное — домыслы и ложь. Тем более что в результате публикации полицейские предприняли тщательное расследование, «профессора» доскональным образом допросили и… отпустили на свободу «ввиду отсутствия в его действиях состава преступления». После этого будущий папаша спешно покинул Сан-Франциско и переехал в другой штат (Орегон), а Флора Уэллман (она же «миссис Чейни») перебралась на жительство к супружеской паре — Аманде и Уильяму Слокам, которые жили в просторном доме с окнами на залив.
Средств к существованию у будущей матери не было, но Слокамы приютили ее не только из сострадания. Они довольно давно и близко были с ней знакомы (как, впрочем, и с Уильямом Чейни) и, можно сказать, являлись единомышленниками.
Слокамы считались людьми «прогрессивными», были атеистами, придерживались свободных взглядов, издавали журнал «Здравый смысл»[6], в котором публиковались статьи по самым различным вопросам: от женского равноправия и «свободной любви» до размышлений о противоречиях между трудом и капиталом. Поскольку 1870-е годы были временем повального увлечения спиритизмом, издание предоставляло трибуну приверженцам оккультного знания. Имелся и раздел, посвященный астрологии. В нем начиная с 1874 года публиковался и Уильям Чейни.
Ирвинг Стоун, знакомый с писаниями «профессора», утверждал: «Статьи Чейни написаны хорошим языком, аргументация — убедительна, манера изложения — четкая, ясная. Видишь, что автор — человек всесторонне образованный, достаточно смелый, чтобы говорить откровенно. Он любит людей и хочет научить их стремлению к совершенству»[7]. Статьи он писал по разным поводам. Его волновали состояние современного общества, причины преступности и проблемы воспитания подрастающего поколения, шахматы и естественные науки, но главной страстью была астрология. Интересовалась гороскопами и Флора Уэллман, но ничто не увлекало ее так, как спиритические сеансы и общение с душами умерших.
Известно, как эти двое — мать будущего писателя и возможный его отец — нашли друг друга. Осенью 1873 года оба жили в Сиэтле и общались с мэром упомянутого города — Генри Йеслером. Тот, во-первых, верил гороскопам и доверял оккультным практикам, а во-вторых, очень хотел переизбраться на очередной срок. Так в его доме оказался Уильям Чейни, составлявший гороскопы мэра и его соперников. Что касается Флоры Уэллман, она, по некоторым сведениям, жила в доме мэра (то ли в качестве гостьи, то ли — прислуги), где они и познакомились. Похоже на то, что уже тогда они решили быть вместе и договорились осуществить задуманное в Сан-Франциско. Во всяком случае, в этом главном городе тихоокеанского побережья — экономической и культурной столице американского Запада — оказались почти одновременно и с мая 1874 года жили совместно.
Мисс Уэллман требовала, чтобы ее называли миссис Чейни, хотя в действительности таковой являлась вряд ли: документов о регистрации брака не найдено[8]. Скорее всего, их и не существовало, поскольку Уильям Чейни официально был женат (к тому времени уже в четвертый раз). Впрочем, к такому положению вещей «миссис Чейни», а тем более мистер Чейни относились спокойно. Мать будущего писателя годилась «профессору» в дочери, хотя ей и сравнялось уже тридцать и ее спутник явно не был первым мужчиной в ее жизни. Но женщины — всегда женщины! И в роли жены она, конечно, воспринималась куда респектабельнее, нежели сожительницы. К тому же «профессор» был весьма импозантен: высокий, смуглый, с густой бородой и шевелюрой, тронутой благородной сединой, с пронзительным взглядом темных глаз. Прекрасный оратор с глубоким бархатистым голосом. Правда, богат не был. Зато — очень умный. Это признавали все, кто когда-нибудь с ним общался.
Они поселись в дешевых меблированных комнатах. Она давала уроки музыки и устраивала спиритические сеансы. Он много читал и писал — статьи и брошюры, составлял гороскопы. Время от времени выступал с лекциями. В такие дни его «вторая половина» ему помогала: взимала плату со слушателей и следила за порядком.
Такая жизнь продолжалась до конца мая — начала июня 1875 года. Где-то в этот период Флора сообщила «супругу», что беременна, и тот 3 июня разорвал с ней отношения.
В большинстве жизнеописаний Джека Лондона поступок Чейни объясняют примерно одинаково: не хотел ребенка и просто-напросто сбежал от ответственности. Тем более что «послужной список» астролога, в котором были пять супружеств с последовательными бегствами от жен, множество внебрачных связей и не было ни одного ребенка, — об этом авторы жизнеописаний сообщают подробно — иного не предполагал. Если, конечно, Уильям Чейни действительно являлся отцом ребенка. А вот здесь существуют серьезные сомнения. Начать с того, что Чармиан Лондон, жена писателя и автор весьма подробной его биографии, уделив большое внимание предкам супруга по материнской линии, совершенно проигнорировала линию отцовскую и о предках Джека Лондона с этой стороны даже не упомянула. Довольно странно. Хотя бы потому, что мистер Чейни, как видим, был человеком незаурядным, к тому же обладал даром сочинителя — в молодые годы написал и опубликовал несколько романов и рассказов. Вполне логично было бы объяснить писательский дар Лондона наследственным. Тем более что со стороны матери даже мало-мальскими литературными способностями никто отмечен не был. Судя по всему, Чармиан не считала астролога отцом супруга. И эта убежденность (как и основная информация в жизнеописании мужа) исходила от самого Джека Лондона. А вопрос: «Кто мой отец?» — его явно мучил. В 1897-м, в возрасте двадцати одного года, он разыскал У. Чейни (тот жил тогда в Чикаго) и, по секрету от матери, написал ему письмо, в котором спросил, является ли тот его отцом. При этом уверил адресата, что «сохранит всё в молчании и тайне». В ответном письме предполагаемый родитель решительно отказался от отцовства.
«Я никогда не был женат на Флоре Уэллман, — писал Чейни, — но с 11 июня 1874 года по 3 июня 1875 года мы жили вместе. В то время я не мог быть ей мужем: сказались лишения, нужда, чрезмерная умственная работа. Отцом вашим, следовательно, я быть не мог и кто ваш отец, не знаю». А также сообщал: «В свое время я был весьма нежно привязан к Флоре, но наступили дни, когда я возненавидел ее со всей силой, на какую способен страстный человек. Как многие, кто побывал в подобных обстоятельствах, я даже собирался убить ее и себя самого. <…> В газетах писали, будто я выгнал ее из дому за то, что она не соглашалась сделать аборт. Статья была перепечатана и разослана по стране. В Мэне ее прочли мои сестры, и две из них стали мне врагами. Одна умерла, убежденная, что я виноват. Вся родня, за исключением одной сестры в Портленде, в штате Орегон, — мои враги, которые по сей день клянут меня за то, что я их опозорил. В то время я напечатал брошюру, где приводилось полученное от начальника полиции донесение сыщика. Из него было ясно, что меня оклеветали».
Писателя этот ответ, видимо, не убедил. Вскоре Джек Лондон написал ему еще одно послание. Пожилой профессор ответил и, среди прочего, сообщил следующее: «Расстались мы вот почему: в один прекрасный день Флора сказала: “Ты знаешь, чего мне хочется больше всего? Стать матерью. Ты слишком стар. Предположим, я найду мужчину, — хорошего, милого человека, — неужели ты не согласишься, чтобы у меня был от него ребенок?” Я ответил, что да, соглашусь. Только этому человеку придется содержать ее. <…> Приблизительно через месяц она сказала, что беременна от меня. Я подумал, что она просто решила испытать меня, не поверил и поднял страшный шум в надежде отговорить Флору от ее затеи. Споры шли весь день и всю ночь. Когда рассвело, я встал и сказал ей, что она никогда больше не будет мне женой»[9]. Привел Чейни и еще одну — жестокую для корреспондента — подробность: во время «замужества» Флора Уэллман (вероятно, с его разрешения) имела отношения еще с одним мужчиной, а возможно, и с двумя. Он назвал имя одного из них — некий Ли Смит. И сардонически заметил: «Наши соседи по меблированным комнатам нередко путались, обращаясь к ней попеременно то, как к мисс Уэллман, то как к миссис Смит, то как к миссис Чейни…»[10]
Хотя такие авторитетные биографы писателя, как Ирвинг Стоун и Джоан Лондон, заявляли о поразительном внешнем сходстве Уильяма Чейни и Джека Лондона, эти утверждения вызывают большие сомнения: ни тот ни другая с Чейни никогда не виделись. Их умозаключения базируются по сути на единственной сохранившейся фотографии Чейни — на ней профессору уже изрядно за шестьдесят. Да и качество снимка, надо сказать, неважное.
Так что вопрос о том, кто же в действительности был отцом писателя, остается без ответа. Нет ответа на него, разумеется, и у автора этих строк.
Обратимся теперь к матери Джека Лондона. О Флоре Уэллман у читателя уже могло сложиться довольно неблагоприятное впечатление, но едва ли это справедливо.
Мать писателя была натурой сложной, противоречивой, с непростой судьбой. Жизнь ее, скажем прямо, совсем не баловала. Впрочем, судьбу свою она строила самостоятельно, и во всех ее извивах винить ей было некого. Разве что свой характер. Ну, может быть, еще и внешность.
По американским меркам XIX века Флора Уэллман происходила из вполне благополучной семьи. Ее предки перебрались в Америку из Уэльса еще в XVIII столетии. Были они людьми предприимчивыми, фермерами и бизнесменами и, несмотря на все трудности жизни в Новом Свете, преуспевали. Отец, Маршалл Уэллман, немало поскитавшись по стране, в конце концов осел в штате Огайо, в городе Мэссилон