«Он <Мартин> обернулся и увидел девушку, — читаем мы. — Это было бледное, воздушное создание с большими голубыми одухотворенными глазами, с массой золотых волос. Он не знал, как она одета, — знал лишь, что наряд на ней такой же чудесный, как и она сама. Он мысленно сравнивал ее с бледно-золотистым цветком на тонком стебле. Нет, скорей она дух, божество, богиня, — такая возвышенная красота не может быть земной»[107].
Описывая Руфь, Джек Лондон описывал Мэйбл. Буря чувств, охватившая Мартина, была литературным отражением тех эмоций, что захватили Джека. Он влюбился — глубоко, истово, безоглядно. Его не смущала разница в возрасте (Мэйбл была на три года старше), тем более что она была такая маленькая и хрупкая, а он такой большой и сильный. Читая роман, трудно не поддаться силе и интенсивности чувств, охвативших героя, не поверить в их реальность. Эти чувства явно были ведомы жене писателя, которая и четверть века спустя, создавая биографию мужа, не смогла скрыть своей ревности к его давней возвышенной любви, ни разу даже не назвав в книге свою соперницу по имени, а величала ее то «Дева Лилия», то «Британская Лилия», то просто — «Дева». Джеку Мэйбл и вправду казалась богиней — в ней все было прекрасно: и голос, и манеры, и блеск глаз, и неземная грация.
«Разумеется, — утверждает Р. Бал троп, — это была любовь к идеалу… Поглощенный мечтой о высокой духовной культуре и утонченности, он нашел в Мэйбл зримое воплощение этой мечты»[108]. Вероятно, в-немалой степени биограф прав, но все-таки это была и любовь к женщине, которая заставила его не только страдать, но и очень серьезно заняться самосовершенствованием. Кто читал роман, помнит, как чувство к Руфь повлияло на Мартина Идена — на его внешний облик, манеры, речь, интересы. Едва ли влияние реальной «британской девы» было меньше. Но это было влияние духовное, в какой-то мере светское, а вот в интеллектуальном плане на него куда больше влияли вновь обретенные друзья-мужчины и те дискуссии, что разворачивались в их кругу.
Позднее Джек Лондон писал: «Мой опыт бродяги заставил меня сделаться социалистом». В этой ремарке — правда. Но не вся. Скитания по «Дороге», встречи с людьми, участие в марше безработных дали ему представления о масштабах социальных проблем, а дискуссии с приятелями-интеллектуалами помогли уяснить природу этих проблем и способы решения. Скорее всего, последнее подтолкнуло его и к перу, породило стремление поделиться собственными умозаключениями (устно он их, вероятно, «обкатал» в дискуссионном клубе).
В марте 1895-го в школьном журнале вышла его статья «Пессимизм, оптимизм и патриотизм». Она дает некоторое представление об особенностях убеждений Джека Лондона. В статье он утверждает, что американское общество представляет собой пирамиду и состоит из групп (или классов). В основании пирамиды находится огромный слой людей, который он обозначает словом «массы» — необразованный или малообразованный рабочий люд. Он хорошо знал, о ком говорит: рос среди них, с ними ходил в моря, бродяжничал на «Дороге», трудился на джутовой фабрике, пьянствовал в барах, дрался, сидел в тюрьме. У этих людей нет ничего: ни денег, ни прав, ни перспектив. Выше расположен средний класс, куда малочисленнее. У них уже есть деньги и кое-какое влияние. Но над ними существует и еще один, совсем малочисленный, но могучий класс — аристократия. У нее в руках сосредоточены все деньги и вся власть в стране. Но есть и еще один — даже не класс, а прослойка: люди образованные, думающие, начитанные, честные, знающие. Их совсем немного — некоторых можно встретить среди университетской профессуры, студентов колледжей, ученых. И вот в них он видит будущее страны: с их помощью необразованные и бесправные должны получить образование — тогда все станут равными, аристократы утратят власть и привилегии и… наступит подлинное народовластие.
Разумеется, школьной и клубной трибуны Джеку было недостаточно. Он начал приходить (а затем и выступать) в Центральный парк, где собирались оклендские социалисты. Там на митингах (а в то время рабочий Запад бурлил), и довольно быстро, приобрел популярность, даже заработал прозвище: «мальчик-социалист».
О нем не преминула сообщить главная «желтая» газета Калифорнии «Сан-Франциско кроникл»: «Джек Лондон, известный как мальчик-социалист из Окленда, собирает толпы слушателей, которые обычно кучкуются в Центральном парке. Там немало ораторов, но вокруг Лондона всегда сбивается самая большая и самая внимательная толпа. Лондон — очень молод, ему едва ли больше двадцати, но он уже немало поколесил по свету и многое повидал…»[109]
Однажды его арестовала полиция, и история эта тоже попала в газеты. Но у прискорбного события имелась и обратная сторона: «Сан-Франциско экземинер», в то время одно из ведущих периодических изданий американского Запада (ее редактором был тогда Бэйли Миллард, журналист либеральных взглядов), напечатала статью Джека Лондона «Что такое социализм».
Вскоре после этого молодой человек оставил школу. Трудно сказать, что стало основной причиной этого. И. Стоун утверждал, что дело было в его социалистических убеждениях — Джека просто вынудили оставить учебное заведение после одного из выступлений. Другой биограф, Д. Дайер, считал, что Лондон «заскучал» среди «чистеньких малышей», «маменькиных дочек и сыночков», а уроки «наводили тоску». Он и правда «перерос» школу, во многих сферах знал больше, чем его учителя. У него был свободный ум, он читал больше книг, а про личный опыт и говорить не приходится — в свои двадцать он видел куда больше, чем его тридцати-сорокалетние и старше преподаватели и наставники. Так, в январе 1896 года он расстался с Оклендской средней школой.
В 1890-х возможно было поступить в университет, не имея диплома о полном среднем образовании. Правда, для этого необходимо было держать экзамены. И довольно сложные. Тем не менее в Америке того времени немало было тех, кто избирал этот путь. По нему решил пойти и Джек Лондон.
В Аламеде, городе-спутнике Окленда, сыскалось и заведение, готовившее к поступлению в университет. Называлось оно громко — «Университетская Академия Андерсона», но по сути представляло собой обычные подготовительные курсы с двухгодичной программой. Дисциплин, по которым предстояло держать испытания, было четыре: математика, физика, история и английский.
Джек Лондон решил не терять времени попусту — до университетских вступительных экзаменов оставалось четыре месяца, и он вознамерился за этот срок пройти весь двухгодичный подготовительный курс. Занятия были платными. Он занял деньги у Элизы и взялся за подготовку.
«Мне гарантировали, — вспоминал он позднее, — что через четыре месяца я поступлю в университет и таким образом выгадаю два года».
Что было тому причиной — какие-то необычные способности или поразительная сила воли, но Джек так рьяно взялся за учебу, что спустя пять недель его вызвал мистер Андерсон, владелец курсов, и попросил «притормозить» или… уйти. Деньги он возвращал. Понять владельца можно: пройти двухгодичный курс за четыре месяца — случай беспрецедентный. Вполне вероятно, он опасался пересудов: если программу возможно освоить в несколько месяцев, то почему нужно платить за два года? Не лукавит ли уважаемый профессор, утверждая, что программа сложная, а потому и обучение длительное?
Что же до особых способностей Лондона, мы их обсуждать не будем. Но у него была огромная сила воли — вот этого не отнять. Он был молод и, что важно, исключительно мотивирован. Здесь и новый круг общения, с которым он хотел быть вровень. И социальный задор: он, пролетарий, человек масс, в интеллектуальном плане ничем не хуже (а может, и лучше!) своих друзей из среднего класса. Он на своем примере хотел продемонстрировать верность постулата, выдвинутого им в статье о социализме. И, главное, им двигала любовь к Мэйбл, а это мощный мотив. Думается, тот, кто прочел «Мартина Идена», с этим безоговорочно согласится.
Расставание с курсами мистера Андерсона не расстроило и не обескуражило Лондона. Теперь он был уверен, что и самостоятельно сможет подготовиться к поступлению в университет. Чтобы продолжать занятия по истории и английскому, ему было достаточно книг, набранных в библиотеке. А вот с физикой и математикой дело обстояло сложнее, но тут на помощь пришли его новые интеллектуальные друзья. Фред Джейкобс взялся помогать по физике, в которой был весьма сведущ, а с математикой решила помочь Мэйбл. Нет, сама она, увлекавшаяся живописью, музыкой и литературой, в математике не особо разбиралась. Но у нее была подруга Бесси Мэддерн, которая обладала математическим складом ума и подрабатывала репетиторством. Она взялась помочь Джеку. Девушкой она была серьезной и основательной и очень помогла своему ученику. Вряд ли она могла предположить, что через несколько лет выйдет за Джека замуж и станет «миссис Лондон», а он, безоглядно влюбленный в ее подругу, — и тем более.
О тех усилиях, о степени напряженности, с которыми Джек «грыз» науки, он писал в «Мартине Идене», а затем и в романе «Джон Ячменное Зерно». В последнем — вот так:
«Я… стиснув зубы, засел за самостоятельную зубрежку. До вступительных экзаменов в университет оставалось еще три месяца. Мне предстояло осилить за эти три месяца в стенах своей комнаты, без лабораторий и учителей, весь курс за два класса и повторить пройденное за истекший год. Я долбил по девятнадцать часов в день все эти три месяца, лишь несколько раз позволив себе короткую передышку. Я был измотан до последней степени: тело мое ныло, голова раскалывалась на части, но я продолжал зубрить. У меня стали болеть глаза, подергиваться веки, еще немного — и пришлось бы бросить занятия!»
Но он не бросил, довел дело до конца и 10 августа 1896 года, оседлав свой велосипед (из-за отсутствия денег он повсюду передвигался на нем, благо и его новые друзья предпочитали этот вид транспорта, правда, по другим причинам), прибыл на испытания в Беркли. Один из биографов, Д. Дайер, пишет: «Университетским властям показалось, что на экзамены явилось слишком много абитуриентов и столько новичков университет вместить не в силах, а потому без всякого предупреждения назначили для испытаний более сложные тесты, нежели предполагалось»