Таковы роли оппонентов — участников переписки. Очевидно, что в уста Уэйса Лондон вкладывал собственные мысли. Трудно сказать, насколько комфортно чувствовала себя Анна Струнская в маске Дэна Кэмптона и насколько она была искренна, но как женщина должна была симпатизировать строю мыслей своего alter ego.
По сути, роман начал создаваться в декабре 1899-го — с первых писем между Лондоном и Анной. В конце 1900-го он стал уже обретать очертания.
Активная, хотя и от случая к случаю, работа (Лондону изрядно мешали рассказы на «северную» тему, которых требовали журналы и которые он вынужден был сочинять) велась соавторами в течение 1901-го — начале 1902 года. Если раньше они в основном работали «дистанционно», то в этот период всё чаще — совместно, обсуждая текст, идеи, детали их выражения, стилистику. Лондон встречался с Анной, но обычно — она приезжала к нему. Сначала в новый дом на Пятнадцатой Восточной улице, ИЗО, а потом и за город, в особняк в Пидмонте, где соавторы проводили, запершись, по несколько часов кряду.
Как относилась Бесси к этому? Отрицательно — она ревновала. А когда после рождения малышки-первенца семья перебралась в Пидмонт, то, по воспоминаниям знакомых, стала относиться к Анне даже враждебно.
Трудно не задаться иным вопросом: неужели соавторы всерьез надеялись, что их проект обретет законченную форму в виде книги — то есть блока страниц, одетого в переплет? Во всяком случае, у современного писателя такой вопрос возник бы неизбежно: эпистолярный роман — сплошные многословные рассуждения без всякого действия и интриги — будет ли он интересен читателю? Судя по всему, у Анны сомнений не было — в этом смысле она доверяла своему старшему (и знаменитому!) товарищу. Лондона, по крайней мере сначала, результат не очень заботил — его увлекал процесс. Да и современный читатель — совсем не тот, что существовал столетие назад, когда «половой вопрос» изрядно смущал умы интеллектуалов из мелкобуржуазной среды и порождал бурные дискуссии… Так что вполне может быть, что соавторы даже были уверены в актуальности и успехе затеи.
Но роман свой так и недописали: летом Анна узнала, что Бесси беременна (а ведь Лондон убеждал ее, что между ним и его женой нет никаких отношений, что они вскоре расстанутся, и она ему верила[167]). И написала два письма. Но уже не от лица Дэна Кэмптона, а от имени Эстер Стеббинс (хотя ее участие в переписке не предполагалось). Одно было адресовано Дэну Кэмптону, а другое — ее жениху Герберту Уэйсу. Смысл обоих был одинаков: свадьбы не будет, он (Уэйс) «меня не любит» — «я в этом убедилась»…
Не будем гадать о характере отношений Лондона и Анны — этим занимались многие биографы. Финал «Писем Кэмптона и Уэйса» и без того красноречив. Хорошо известно, что Лондон предлагал Струнской выйти за него замуж, она отказалась, но сделала это очень изящно, сохранив дружбу. Бытует версия (очень, кстати, правдоподобная), что Джек сделал предложение Бесси тотчас после отказа Анны. Плохо он все-таки понимал женщин: разве отказ всегда означает решительное «нет»? Женщина — тем более молоденькая, симпатичная и не чуждая кокетства — как крепость, ее «осаждать» надо. Неужели он не понимал этого? Ведь опыт отношений с Мэйбл Эпплгарт у него был. Торопился. Хотел всё и немедленно, паря на крыльях литературного успеха.
А Струнская, похоже, любила Лондона, если так вспоминала о нем два десятка лет спустя: «Как сейчас вижу его — одной рукой он держит за руль велосипед, а в другой сжимает огромный букет желтых роз, который только что нарвал в своем саду; шапка сдвинута назад, на густые каштановые волосы; большие синие глаза с длинными ресницами смотрят на мир, как звезды. Необычайно мужественный и красивый мальчик, доброта и мудрость его взгляда не вяжутся с его молодостью. Вижу его лежащим в маках, он следит за змеем, парящим над секвойями и нежно им любимыми эвкалиптами высоко в лазурном калифорнийском небе… Я вижу его сидящим за работой… Ночь почти на исходе, и кажется мне, что заря приветствует и обнимает его…»[168]
И последний вопрос: Джек и Анна — они были любовниками? Сам Лондон утверждал, что вскоре после (или до?) брака с Бесси «вступил в связь с Анной Струнской». От женщины в таком деликатном вопросе ожидать прямого ответа, разумеется, трудно.
Ирвинг Стоун приводит слова Анны (из ее собственноручного письма биографу — спустя 20 лет после смерти писателя): «Отношения между мною и мистером Лондоном были дружескими, не более. Кроме всего прочего, мистер Лондон едва ли принадлежит к числу людей, способных в собственном доме ухаживать за другой женщиной. Со мною он неизменно вел себя в высшей степени осмотрительно. Судя по всему, что я видела, можно было заключить, что он в то время был без ума от жены».
Верится с трудом. Тем более что в действительности (и Струнская это прекрасно знала!) Лондон никогда не был «без ума от жены». Во всяком случае, от первой «миссис Лондон». Но разве можно рассчитывать на иные слова от почтенной дамы шестидесяти лет, супруги, матери семейства, уже давно не социалистки и не бунтарки?
Судя по реакции Анны на известие о беременности Бесси, а также по ее двум финальным письмам в книге от лица Эстер, близки они все-таки были. И, вероятно, у них имелись какие-то общие планы…
Кстати, небольшой эпизод. Предоставим слово самому Лондону:
«Позвольте рассказать Вам маленький эпизод, из которого Вам станет ясно, с какой легкостью я даю волю чувственному началу. Помните, я уезжал в Южную Африку. В одном вагоне со мной ехала женщина с ребенком и няней. Мы сблизились в мгновение ока, в самом начале пути, и уж до Чикаго не расставались. Это была чисто физическая страсть — и только. Помимо того, что это была просто милая женщина, в ней не было для меня никакого очарования. Страсть не коснулась ума, нельзя даже сказать, что она так уж безраздельно завладела чувством. Прошли три дня и три ночи, и ничего не осталось».
Действительно, только «эпизод». Впрочем, вполне характеризующий тогдашнего Лондона. Как бы ни утверждал писатель: «В моей вселенной плоть — вещь незначительная. Главное — душа. Плоть я люблю, как любили греки. И все же эта форма любви, по сути своей, сродни художественному творчеству — если не совсем, то отчасти».
«Греческое» в нем бурлило. Трудно представить, чтобы рядом с Анной, которая явно испытывала к нему не только дружеские чувства, «художественное творчество» не проявилось.
Анна вышла замуж, но позднее — в 1906 году, за журналиста и социалиста Уильяма Уоллинга, вместе с которым в 1905-м ездила в Россию освещать революцию.
А их совместный труд — «Письма Кэмптона и Уэйса» (The Kempton-Wace Letters) — Джек Лондон доработал, включив туда и послания Эстер-Струнской. Все-таки он уже был профессионалом, а у профессионала все должно идти в дело. И предложил книгу своему издателю, а тот — опубликовал. Но это случилось позднее, почти через год — в мае 1903-го. Роман вышел анонимно.
«Чужой среди своих»: 1902—1903
К середине 1902 года личная жизнь Джека Лондона изрядно подзапуталась. Творческая, точнее, финансово-издательская, напротив, складывалась весьма благоприятно: от заказов и предложений просто отбоя не было. Новые рассказы и статьи появлялись в печати чуть ли не еженедельно, росли гонорары. В 1901-м вышел второй сборник рассказов «Бог его отцов», в начале 1902-го третий — «Дети мороза». Осенью — книга «Путешествие на “Ослепительном”» и роман «Дочь снегов». Другое дело, что писатель устал от «белого безмолвия». При этом, несмотря на растущие поступления от издателей, жил не по средствам — тратил куда больше, чем зарабатывал.
21 июля телеграммой Лондону поступило предложение от информационного агентства «Америкэн Пресс Ассоши-эйшн» — отправиться военным корреспондентом в Южную Африку, туда, где уже отгремела Англо-бурская война. В агентстве хотели бы получить от него серию статей, описывающих послевоенную ситуацию. Писатель предложение принял. Дальняя поездка за океан виделась ему выходом из круга накопившихся проблем — личных и финансовых (а ему обещали хорошо платить). Да и новые впечатления были необходимы — как профессионал он очень нуждался в них и хорошо чувствовал эту потребность.
Был и собственный интерес: не раз он рассказывал Анне и другим знакомым социалистам об опыте, который приобрел, скитаясь по дорогам Америки. И нередко слышал в ответ, что в Англии «люди толпы» живут куда хуже, чем в Штатах, а самая катастрофическая ситуация в рабочих кварталах британской столицы, в Ист-Энде. Ему хотелось узнать истинное положение вещей и сказать правду.
Бесси была беременна, появление младенца ожидали к концу октября, но Лондона это, разумеется, не остановило. И уже на следующий день, 22 июля, он мчался трансконтинентальным экспрессом (с пересадкой в Чикаго) в Нью-Йорк — оттуда уходил пароход, который перенесет его в Европу.
В Нью-Йорке писатель задержался, чтобы увидеться с Джорджем Бреттом, главой американского отделения знаменитой британской издательской компании Macmillan. После провала «Дочери снегов» и связанного с романом конфликта с McClure Лондон предложил свои тексты нью-йоркскому издательству и встретил там самый горячий прием: ему ответил лично глава компании. В письме от 27 декабря 1901 года Джордж Бретт-старший писал среди прочего Джеку Лондону: «То, что вы делаете, пожалуй, лучшее, что существует сейчас в американской литературе… Я хочу публиковать все, что вы напишете в будущем»[169]. Собственно, с этого письма и началось сотрудничество с Macmillan, которое продолжалось затем всю творческую жизнь. Начиная с 1902 года почти все (за очень редким исключением) книги Лондона впервые выходили в этом издательстве. Более того, вскоре издательство Macmillan начало выплачивать любимому автору «стипендию», а позднее платило щедрые авансы и даже гасило кое-какие долги. В общем, мистер Бретт стал настоящим ангелом-хранителем для писателя. Но это в недалеком будущем, а в июле 1902 года состоялась их первая личная встреча, которая затем переросла в настоящую дружбу.