Джек Лондон: Одиночное плавание — страница 46 из 69

С тем он и уехал — перебрался к «тетушке Нинетте» в Глен Эллен поджидать ее «племянницу». Но та не особенно торопилась, опасаясь стать объектом пересудов, сплетен и повышенного внимания журналистов.

«Для Джека наступил один из самых безрадостных и бесплодных периодов его жизни»[187], — писал об этом времени Ирвинг Стоун. С первым утверждением можно отчасти согласиться, со вторым — едва ли.

Несмотря на то что путешествие на театр военных действий Русско-японской войны не вполне получилось и закончилось плачевно, а по возвращении произошел скандальный разрыв с семьей, в творческом плане всё складывалось замечательно. Пока Лондон обретался на другом конце света, вышел очередной (уже четвертый по счету) сборник рассказов о Клондайке. Он назывался «Вера в человека». О его успехе говорит хотя бы тот факт, что в течение года Macmillan вынужден был трижды (в апреле, июне и августе) его переиздать — такой популярностью сборник пользовался у читателей. А потом появился «Морской волк» и вызвал сенсацию.

В этом романе, как считают критики (и с ними можно согласиться), проявилось мастерство Лондона — писателя-реалиста и философа, способного сочетать приключенческий сюжет с глубиной темы. Безусловно, центральный персонаж романа — капитан промысловой шхуны Волк Ларсен (так его зовут на борту) — один из самых ярких и необычных героев художественной литературы того времени. Сверхчеловек ницшеанского толка, он пробивает свой путь наверх с помощью жестокости и грубой физической силы. Но вместе с тем он еще мыслитель, философ, любитель поэзии и искусства. Странное сочетание, но у Лондона было с кого «списать» своего героя. В том числе и с самого себя.

Джек Лондон считал, что написал роман, разоблачающий ницшеанскую философию, но уж очень колоритным и выразительным оказался его Волк Ларсен — человек очень сложный, но по-своему цельный и сильный. Такой герой не мог не покорить индивидуалистов-американцев. Разве они могли не согласиться с ним — «Право — в силе» и «Лучше царить в преисподней, чем быть рабом на небесах», — если жизнь постоянно подтверждала справедливость сентенций Волка?

Много лет спустя, в 1915-м, Лондон в письме своей знакомой, американской поэтессе Мэри Остин, сетовал: «Очень давно, в начале моей писательской карьеры, я оспорил Ницше и его идею сверхчеловека. Этому посвящен “Морской волк”. Множество людей прочитало его, но никто не понял заключенных в повести нападок на философию превосходства сверхчеловека»[188].

Покорил читателя и «морской антураж». Бесконечно влюбленный в море, Лондон мог писать о нем так, как никто другой среди его современников. Тем более что реалии (связанные с промыслом котиков у берегов Камчатки, Курильских и Алеутских островов) знал досконально. Это и проявилось в книге.

Едва журнал Century успел завершить публикацию романа на своих страницах, как Бретт сообщил писателю, что у него уже сейчас имеется 20 тысяч предзаказов на книгу. Через месяц издатель писал, что собрал уже 40 тысяч заявок от книготорговцев.

Интересно и вот что. Прежние тексты Лондона были «мужскими». А этот покорил и женщин — благодаря развитию любовной коллизии и мелодраматической концовке. С художественной точки зрения, линия Хэмфри Ван Вейдена и Мод Брустер — серьезный просчет писателя. Осознавал ли он, что ослабляет сюжет романа, вводя отважную журналистку? Скорее всего, нет. Интересно, что Мод появляется в середине романа — как раз тогда, когда разгорается совсем другой «роман» — реального Джека Лондона и реальной Чармиан Киттредж. Так что героиню он писал с известного прототипа. А что касается сюжета… Любовь — чувство не рациональное, вполне может привести и к художественным просчетам. Но тогда Лондон едва ли задумывался о художественных задачах.

За журнальную публикацию (плюс гонорар от Херста) Лондону причитались изрядные деньги — больше четырех тысяч долларов. Но они находились под арестом. Как только ему удалось договориться с Бесси и ее адвокатами и арест был снят, Джек без промедления взялся за выполнение обязательств перед женой — отрезал пути к отступлению и ей, и, возможно, самому себе. Приобрел участок земли в Пидмонте, тут же заложил его, с тем чтобы начать строительство. Нанял архитектора, согласовал с женой параметры дома — и работа закипела…

Все это делалось не только для пока еще не бывшей жены и малюток-дочерей, но и для того, чтобы поскорее соединиться с возлюбленной. Но та не спешила. При всей своей «прогрессивности» Чармиан была вполне викторианской (в американском варианте) женщиной: скандалов страшилась и не могла позволить себе появляться на публике с женатым мужчиной, характер отношений с которым уже ни для кого не секрет. Потому (возможно, по настоятельному совету тетушки) держалась от Калифорнии подальше.

Джек жил у Нинетты Эймс, в Глен Эллен, в живописной Лунной Долине и… тосковал. Работа не клеилась, хотя каждое утро он неизменно проводил за письменным столом. Но — не сочинялось… А деньги были нужны. Не только потому, что он уже привык жить на широкую ногу. Теперь помимо строительства дома нужно было содержать и семью — жену, малышек. Сказать им, чтобы потерпели, он не мог. Не видя иного выхода, в августе он обращается к Бретту, чтобы тот увеличил его содержание со 150 до 250 долларов в месяц — на возросшие текущие расходы.

Тогда же, чтобы одолеть творческий кризис, Лондон решает сменить обстановку — отправиться в плавание. Море всегда благотворно действовало на него[189]. Но просто плавание позволить себе не мог — он должен зарабатывать, зарабатывать, зарабатывать… Джек совместит приятное с полезным: ему нужно не только писать, но и выговориться. А потому он пишет Клодели Джонсу, предлагая провести вместе «творческий отпуск»: с утра они будут писать, днем и вечером общаться, скользя по водной глади под парусом. Приготовлением пищи, уборкой и прочим займется Ман Ён Ги, юноша-кореец, которого он выписал из Сеула, — тот служил у него «боем» в бытность военным корреспондентом. Кстати, это тоже была статья расходов — Лондон снимал для Ён Ги жилье, платил зарплату. Джонс с радостью согласился — прошлым летом и осенью они чудесно потрудились. Тогда Лондон писал «Морского волка». Что сочинял его друг, увы, неизвестно.

Не знаем мы и того, над чем трудился Джонс в этом плавании. А вот что писал Лондон, известно хорошо: это была повесть (или небольшой роман) под названием «Игра». Она — о спорте, о боксе (который в то время только завоевывал Америку) и о боксерах. Почему писатель решил написать о боксе, понятно — он серьезно увлекался этим видом спорта, более или менее регулярно им занимался. Был у него и постоянный спарринг-партнер — Герман («Джим») Уитакер, житель Окленда, друг Стерлинга и начинающий (хотя и на полтора десятка лет старше Лондона) писатель. Но почему Лондон решил, что эта тема может заинтересовать американского читателя, — а писал он этот текст исключительно ради денег и не скрывал этого, — непонятно. О чем (будет ли книга пользоваться спросом) ему, кстати, сказал и издатель, когда Джек заявил о своем намерении. Конечно, книга была издана (все-таки — Лондон!), но большого успеха в Америке не имела. Конечно, речь не идет о провале, но резонанс был не сопоставим с тем, который получили многие другие книги Лондона. А вот в Англии «Игра» несколько лет пользовалась устойчивым спросом. Это и понятно: бокс на Туманном Альбионе — национальный вид спорта.

Впрочем, речь не о книге, а о плавании. В общей сложности оно длилось несколько недель. Погода, а это была вторая половина лета — самое начало осени, радовала солнцем и легким бризом, что явно шло писателю на пользу. Сочинялось Лондону легко. Работал он, как всегда, много, выдавая по полторы, а то и по две тысячи слов ежедневно. В открытый океан не выходили: маршруты пролегали главным образом в северной части залива Сан-Франциско и по заливу Сан-Пабло. Побывали в Бениции, поднимались по реке Сан-Хоакин почти до города Стоктона. Это были знакомые Джеку места: здесь он «пиратствовал» на устричных плантациях, любил Мими — свою первую женщину; в этих местах в составе «рыбачьего патруля» ловил рыбаков-браконьеров — этнических греков, итальянцев, китайцев.

Разумеется, картины славного прошлого не могли не всплыть в памяти, разбудив творчеокое воображение. Доказательство тому — цикл «Рассказы рыбачьего патруля»; первый из них появился на страницах журнала Youth Companion уже в феврале 1905-го. Можно утверждать, что по крайней мере один (а возможно, и больше) из рассказов цикла был написан тогда — в плавании. Скорее всего, это были «Желтый платок» или «Король греков» — центральные в сборнике.

Говоря о плавании, нельзя не упомянуть парусник, на котором друзья путешествовали. Само по себе судно для того времени было вполне заурядное (30-футовый шлюп с гафельным парусным вооружением) и далеко не новое. Джек приобрел его в 1901 году — как только начал получать серьезные гонорары. Бесси не любила морские прогулки, да и Анна Струнская их опасалась, а вот для Джека это было любимое времяпрепровождение, и он при первой возможности (особенно когда наступал творческий спад) выбирался в залив. Что интересно: в короткие морские прогулки он, как правило, уходил в одиночку. Последнее обстоятельство удивляет. И вот почему. Автор настоящих строк в молодости занимался парусом (в частности, крейсерскими гонками), поэтому хорошо представляет, что такое в одиночку управлять тяжелым и довольно неповоротливым парусным судном длиной почти в десять метров! Для этого необходим не просто опыт, а настоящее мастерство. Очевидно, что Джек Лондон им обладал.

Еще один штрих, характеризующий Лондона, на который биографы обычно не обращают внимания: парусник назывался «Спрей» (Spray). И это не случайно. Имя ему было дано в честь судна, имевшего такое же название, — легендарного «Спрея» капитана Джошуа Слокама. В 1895–1898 годах капитан совершил на нем первое в мире одиночное кругосветное путешествие и впоследствии написал об этом книгу